Прости, я тебе изменил

Взгляд его метался по моему искаженному в сердитой гримасе лицу, пока он не отвернулся, чтобы выбросить стаканчик в мусорное ведро.

– А я не делаю вид. Я могу тебе открытым текстом заявить, что отношусь к тебе не как к обычному сотруднику, но это никак не отразится ни на тебе, ни на твоей работе. Я не задумывал ничего в отношении тебя, и никаких ножей у меня для тебя не припасено. Я просто хочу, чтобы ты не принимала поспешных решений, включила голову и ради своей карьеры оставила прошлое в прошлом, – он снова вернул взгляд на меня и через паузу на тон тише добавил: – Останься. Хотя бы до тех пор, пока не найдешь достойную замену.

– Не могу, – замотала головой, потупив глаза в пол.

– Тебя все еще это задевает?

– Что именно?

– Наша история в прошлом. То, как я с тобой обошелся?

Помнит. Все-таки не забыл.

А я-то уж думала, он мудак с кратковременной памятью, а он, оказывается, мудак обыкновенный. Просто притворяется хорошо.

– Нет, не задевает, – сглотнула я горький ком, не решаясь поднять голову.

– В таком случае пускай твое заявление полежит пока у меня. Обещаю, недели через две-три мы вернемся к этому вопросу. А сейчас я не хочу делать поспешных решений, о которых мы оба потом будем жалеть.

Сволочь! Снова на паузу решил меня поставить! Да чтоб ты провалился куда-нибудь! В ад – было бы здорово!

В моих глазах не было ни единого намека на слезинки, а душу уже вовсю топили слезы. Решетило нутро градом из заледенелых слез.

У меня было всего два варианта: либо разрыдаться, либо вывалить на него все, что накопилось во мне.

Третьего варианта, где я успокаиваюсь, покидаю его кабинет и выхожу на больничный, увы, не предвиделось.

– Я жалею лишь о том, что когда-то с открытым ртом выслушивала твое вранье, а теперь оно мне боком вылезает! Знала бы я хоть какую-то правду о твоем родном отце, да я бы в жизнь не пришла работать в его компанию! Я же спрашивала, что сейчас с ним, а ты сказал, он умер! Умер, Макар! А тут он вдруг воскрес! Ну ничего себе, чудеса какие! – меня точно прорвало. Трясло от злости.

Я резко вскочила на ноги, сгребла со стола первое, что попалось под руку (ею оказалась моя анкета), и с остервенением разорвала на мелкие куски.

До того он меня накалил!

– Я не желаю иметь с тобой ничего общего! Я терпеть тебя не могу! Ты мне противен! Настолько, что я лучше выколю себе глаза, чем буду терпеть твою физиономию еще какое-то время! Уволюсь как-нибудь и без твоего согласия! – напоследок я швырнула клочья бумаги ему в лицо.

Я предполагала, что моя выходка приведет Макара в ярость.

Ошиблась.

Взгляд его наполнился вселенской скорбью. На лице читалась полнейшая обескураженность. Своей истерикой я обездвижила его. Макар был дезориентирован. Стоял как вкопанный напротив меня. И моргать забывал. Его будто оглушили.

Еще бы…

Он ведь никогда не видел меня такой рассвирепевшей. А я никогда и не была такой… Я сама себя не узнавала. Точно бесы в меня вселились.

Возможно, позднее мне будет стыдно. Но сейчас стало даже чуточку легче.

– Прости, Алён, – прохрипел Макар, – если бы я только мог что-то исправить, я бы..

– Замолчи! Ненавижу твои паршивые "прости"! – почти кричала я, сама от себя не ожидая. Осуждала себя, но ничего с собой поделать не могла. Мерзкие слова лились изо рта, как дерьмо по сточным трубам: – Лучше прибереги их для своей богини минета! Твоей невесте они нужнее!

Миг – и Макар снова застыл. Только желваки ходили ходуном и ноздри расширялись. А в налитых кровью глазах уже вовсю зарождалось сущее зло.

Стало быть, я влезла туда, куда не следовало. Упоминанием Оли я таки привела его в ярость.

Мне ничего не оставалось, кроме как в испуге попятиться к двери.

– Как ты сказала? – выдавил из себя, пылая гневом. – Богиня… чего?

– Н-ничего, чего слышал, – буркнула я с опаской, упираясь спиной в дверь и нашаривая ручку.

Глава 8. Новые подробности

– Постой… почему… Алён, ответь, почему ты так ее назвала?

Как? Невестой или богиней?

Казалось, Макара уже бросало из состояния гнева в замешательство, а потом швыряло обратно. Не успевала я угнаться за быстро сменяющимися эмоциями на его перекошенном лице.

Он вроде бы и злился, но словно не понимал из-за чего именно, и на кого вообще стоит злиться.

А я боялась. Но испугалась, не самого Макара, а то, что услышу подтверждения своим догадкам. Что все это время он был с той самой Олей… Что он не просто мне изменил, а остался с той, с кем изменил…

Как бы там ни было это могло ударить по больному…

Как бы я ни убеждала себя в безразличии, где-то в глубине души все еще ныла незаживающая рана, о которой я не вспоминала благодаря выстроенным стенам самообмана.

– Откуда ты это слышала… скажи? – следом обратился Макар, взирая на меня совершенно потерянным взглядом.

Сначала возникла мысль, что такая неоднозначная реакция была вызвана оскорблением его сортирной пассии.

Скорее всего, отчасти так и было. Однако скрывалось здесь и нечто иное.

Может ли быть такое, что он помнил, как назвал тогда Олю…? Верится с трудом, но, судя по пришибленной реакции Макара, он об этом не забывал даже.

Помнил, а теперь клещом прицепился к этим словам.

Макар ведь не догадывался о "добрых" людях, подставивших его два года назад. Не знал он о слитом видео, на котором прочищал глотку своей Оле. А благодаря моему неуправляемому языку до него начало доходить. Шестеренки в голове закрутились, мозги закипели, пар из ушей повалил.

Но я и подумать не могла, чтобы облегчить ему поиски ответов.

Ничего не скажу ему! Пускай мучает себя этими мыслями, если ему это действительно важно.

Хоть что-то же должно было прилететь Макару в качестве ответки. Такое себе возмездие, конечно, но это лучше, чем ничего.

– Всего хорошего, Макар Дмитриевич! Надеюсь, вы сдержите свое обещание, и не станете попадаться мне на глаза в дни моей отработки. В противном случае пеняйте на себя, – гордо произнесла я с расползающейся на губах удовлетворенной улыбкой.

Ухватившись за дверную ручку, я резко прокрутила ее, развернулась и пулей вылетела из кабинета.