Прости, я тебе изменил

Я в шоке. Он словно не изменил мне, а случайно ногу отдавил.

– Тогда в чем дело, не пойму? Чего тебе не хватало?

– Ты уверена, что хочешь это услышать? – намекая, оговаривал меня.

– Не уверена… Я больше ни в чем не уверена, но раз ты начал…

Возникла пауза. Всего лишь затишье перед неотвратимой бурей.

А затем я на себе ощутила ее разрушающие последствия.

– Да потому что я задолбался! Ты же помешалась на мне и на этой чертовой свадьбе! Тебя стало слишком много, понимаешь? – проорал он, взрываясь бомбой, поражая меня сокрушительной ударной волной.

Ни разу Макар не срывался на мне и не повышал голос. Он никогда прежде не позволял себе разговаривать со мной в таком тоне.

Если у нас и возникали разногласия, он предпочитал отмалчиваться, чтобы не раздувать конфликт. Макар мог часами игнорировать меня. Вообще не замечать, словно я пустое пусто.

Порой я даже завидовала его выдержке и самообладанию.

Однако стоило мне немного успокоиться, и он сам становился инициатором примирения.

Но сегодня все было иначе. Его выдержке и самообладанию пришел конец. А на примирение я не рассчитывала.

– Нет… я не… я не понимаю, что ты имеешь в виду, – слабо проронила, мотая головой и желая вогнать слезы обратно в глаза.

Подняться бы с пола, но сил во мне совершенно не осталось. Я пребывала в эмоциональной коме. Ни жива, ни мертва. Никчемна.

А вот в Макаре было столько энергии, что он не знал куда ее направить. Он мельтешил у меня перед глазами, носясь из угла в угол точно маятник. Он был весь на нервах. Зол. Разгневан.

И я готовилась к тому, что весь его гнев несправедливым образом обрушится на меня.

Но куда мне еще потрясений? Я ведь и так была наказана сполна.

– Единственное место, где я мог побыть наедине с самим собой – это сортир! Закуток метр на метр! Но теперь мне даже посрать спокойно не удается! Ты и в туалете меня достаешь! Макар, сколько можно, ты скоро выйдешь? Я тут подумала, а может голубей запустим в небо? А что, было бы здорово! Макар, слушай, а какие лучше клятвы написать, чтобы гости прослезились? – пережав связки и жестикулируя руками, спародировал меня и остановился напротив.

Он возвышался надо мной, а я внезапно ощутила себя маленькой букашкой, которую без сожалений можно раздавить. Впрочем, я и без того ощущала себя раздавленной, словно по мне многотонным катком проехались.

Но то был не каток вовсе, а правда… Истина, поскольку в словах Макара я хорошо себя узнавала.

Я и про голубей как-то интересовалась, и про клятвы вела речь. Всего раз я заводила эту тему, но чтобы вламываться к нему в туалет – глупости. Не было такого никогда. Даже близко.

Да, я всячески подкалывала Макара, когда тот часами заседал в туалете с телефоном, но это было шутки ради… Без какого-либо подтекста.

Тут он явно перегибал.

Нашел к чему прицепиться, на что надавить, и давил со всей силы. Беспощадно. Выставляя меня виноватой во всем.

Между тем его осатанелый взгляд блуждал по моему лицу. Пронзал раскаленными иглами насквозь. Глаза, как два лазера, выжигали разум до состояния золы.

Не выдержала накала и голову склонила к порывисто вздымающейся груди. Слеза прокатилась по щеке… Я хлюпнула носом.

А следом тягостный вздох Макара рассек оглушающую тишину. Тогда я втянула голову в плечи, ожидая очередную дозу яда, мучительно медленно отравляющего меня.

– Алён, ты же была нормальной, адекватной девчонкой. У тебя работа была, хобби какое-никакое, ты даже на пилатес как-то пыталась ходить. Но что с тобой стало после того, как я сделал тебе предложение? Ты все забросила и сконцентрировала все свое внимание на мне. Ты же задушила меня своей маниакальной любовью. Ты заполнила собой все мое личное пространство. С каждым днем ты все больше и больше отталкивала меня этим от себя. Дошло даже до того, что меня начал тяготить секс с тобой. И ведь всего этого не наблюдалось, когда мы просто встречались.

Я ушла глубоко в себя и заблудилась, кажется. В вакуум будто бы попала, где отчаянно барахталась. Там, в пустоте.

Он же сам попросил меня уйти с работы… Сам! Мотивируя тем, что его девушка не может работать официанткой. А новую работу (ту, что устраивала бы Макара) я еще не нашла. Не успела. Но я хожу по собеседованиям. Не сдаюсь, хоть и сложно найти работу по специальности. Без какого-либо опыта.

И вязание я не забросила. Просто лето ведь было. Не сезон для теплых вещей. Но на прошлой неделе я закупила все необходимые материалы. Со дня на день посылку должны доставить.

Ну а спортом я занимаюсь дома, когда Макара уходит по делам. Мне так удобней. Экономно к тому же.

Если тем самым он хотел указать на мое бесцельное существование, на никчемность, то черта с два он угадал.

Я никогда не сидела дома без дела. У нас всегда было прибрано, наготовлено, выстирано и выглажено. Не мои проблемы, что он всего этого не замечал.

А вот что насчет моей любви к Макару…

– Прости, я понятия не имела, что мне нужно контролировать свои чувства по отношению к тебе. Это же обычное проявление любви, я по-другому не умею, такой вот я человек, – сказала я и тут же мысленно осудила себя за неуместное "прости".

– Ты никогда не задумывалась, почему в последнее время я рано ложусь спать? – с прищуром спросил Макар, проигнорировав мой ответ.

– Ты говорил, у тебя сбился режим после Гран-при, – ответила, вспомнив о его летней поездке в Монако на гонки. Меня он не взял с собой, поскольку это было еще до предложения.

– Вранье! – гаркнул Макар, разрубая ребром ладони воздух возле себя. – Я жру снотворное, чтобы во сне спастись от твоей навязчивости. А еще от очередной примерки свадебного платья. Меня уже тошнит от всего белого! И вообще, тебе никто не говорил, что видеть невесту в свадебном платье до церемонии – плохая примета?

– Что за чушь? Это все предрассудки! – прорезался мой голос.

Губы Макара расплылись в язвительной ухмылке. Он открыто насмехался надо мной.

– Предрассудки – это твои "вместе и навсегда"! Предрассудки – это на просьбу сделать мне минет получить ответ, что такими вещами занимаются только проститутки. Извини, но я реально выдохся, а вдохнуть нечем, – с беспечностью развел руками в стороны. – Мне отсосали сегодня в клубе. И представь себе, это была не проститутка. Но знаешь, что самое поганое? – отчеканил вдруг яростно, злился как черт на то, что вынудила его вывалить всю грязь.

– Нет… прекрати! Не хочу… не хочу больше ничего знать, – жалобно простонала я, накрывая уши ладонями.

Однако Макар не послушал меня. У него появилась цель довести дело до конца. Поставить жирную точку. Добить меня.

– Я хотел трахнуть ее в машине, но не смог. А знаешь, почему? – поведал он с величайшим спокойствием, но играющие желваки и пульсирующая жилка на лбу давали понять, что он находится на взводе.

Макар плевать хотел на то, что я не желаю выслушивать настолько отвратительные подробности. Ему было пофиг, что каждое произнесенное им слово прочно запечатывалось в моей памяти. Уничтожало похлеще смертоносного яда. Сравнивало меня с землей.

Это унизительно. Лучше сразу в петлю.

– …Потому что по радио включили песню, которую ты выбрала для нашего первого танца. А она бесит меня страшно! Раздражает до пузырящейся крови! Я слышу ее по десятку раз за день! Ты постоянно напеваешь ее! Она стоит у тебя на звонке, на будильнике. А-а-а-а-а! – драл он глотку, отчего лицо покраснело и вены на шее вздулись. – Она и сейчас играет у меня в башке! Я не знаю, как отделаться от нее!

Боже, до чего мы докатились…

И как после всего заново научиться доверять? Как научиться любить? Как не бояться заботиться о ком-то, чтобы твою заботу не приняли за навязчивость…