– Я долго винила отца. – Не узнаю собственный голос, таким он слышится сейчас писклявым и тонким. – Думала, что это он все испортил, разрушил семью и разлучил нас. Да я и сейчас продолжаю его в этом упрекать. Периодически. – Слезы раздирают глаза, жгут веки, щиплют в носу, но мне удается, наконец, сделать глубокий вдох. – Мне было девять или десять, когда я сбежала. Узнала адрес, пришла к ней.
На секунду у меня пропадает дар речи. Безумно тяжело переживать все это внутри себя снова и снова.
– Осторожнее, – Майкл подает мне руку.
Я хватаюсь за нее и перепрыгиваю через ручей. Вдали слышится шум реки, где-то в траве стрекочут сверчки. Ноги плывут по земле, не ощущая веса моего тела.
– Помню, мы тогда обнялись. Это как чувствовать, что ты вернулся туда, где слишком давно не был. Как вернуться домой. Я сказала, что останусь жить с ней. Плакала. Просила никому меня не отдавать. Ее руки… – у меня перехватывает дыхание, – они были такими теплыми, мягкими. Обнимали меня. Это были пять самых счастливых минут в моей жизни. А потом она усадила меня за стол, налила гребаного молока, дала печенье и ушла. Чтобы позвонить папочке и попросить забрать меня обратно, ведь у нее… новая жизнь. И новому мужу вряд ли понравится известие, что придется жить с чужим ребенком.
– Мне очень жаль, Элли. – Говорит Майкл, крепко стискивая мою руку.
И я понимаю, что дрожу всем телом. У меня зуб на зуб не попадает, глаза заволакивает слезами.
– Я помню каждое чертово слово, которое она сказала ему тогда по телефону. Так просила, так боялась, что он оставит меня с ней. – Мои губы трясутся, подбородок дергается в такт стучащей невпопад челюсти. – А потом она вернулась на кухню и улыбалась мне. Врала в глаза, что любит. Гладила по руке. Говорила, что все будет хорошо. А сама ждала, когда папа приедет и увезет меня.
– Элли…
– Все, что я вижу от нее, это открытка на рождество и пара сотен долларов в подарок на день рождения.
– Все хорошо, Элли. – Руки Майкла возвращают меня в реальность.
К своему стыду, я уже рыдаю. Осознав это, начинаю судорожно вытирать слезы с лица. Но его пальцы крепко держат меня за плечи, и это впервые в жизни, когда я чувствую чью-то поддержку.
– Никому из них я не нужна. – Вытираю нос и распухшие губы.
– У тебя есть отец.
– Двое суток в больнице на смене, а в остальное время отсыпается и старается меня не замечать. – Я усмехаюсь и смотрю в лицо Майкла. Он напуган моей истерикой. – Как ты меня назвал?
Его зеленые глаза вспыхивают смущением.
– Элли… – Произносит, опуская руки.
– Не называй меня так больше. – Смеюсь я, размазывая по лицу слезы. – Это мрак.
– Хорошо, Элли.
Толкаю его в плечо и смеюсь.
– Ладно, все, проехали. – Морщусь.
– Ты успокоилась? – Майкл подает мне печеньки, которые выуживает из-за ворота рубашки.
– Психанула, с кем не бывает. – До боли сжимаю пальцы на хрупкой упаковке. – Давай, забудем.
– Идем, покажу кое-что. – Он тянет меня за руку прямо к реке.
Послушно иду следом.
– Прямо в воду?
– Да!
– Утопить меня решил?
– Нет, здесь можно перейти вброд.
– Ты уверен?
Ширина реки пугает, да и рядом никого не видно, кто бы мог спасти в случае чего.
– Да, этот путь мне показал Джеймс. Мой друг. Помнишь, я про него говорил? – Майкл оглядывается на меня. В его глазах азарт. – Он бы страшно взбесился, узнав, что я рассказал девчонке про это место!
– Ну, и пошел он тогда! – Стараюсь не отставать.
– Иди за мной шаг в шаг.
– А ты тогда не замочи печеньки!
Через минуту мы оказываемся на песчаном островке, с которого открывается шикарный вид на лес и пригород вдали. Мы зарываемся в песок, смеемся, наедаемся сладостями до отвала, а потом возвращаемся в город, сытые и довольные. Одежда почти высохла, и я тащу Майкла в один из масс-маркетов.
Он упирается и привычно краснеет, когда под строгими взглядами продавцов я затаскиваю его в примерочную с горой футболок и джинсов.
– Отвернись, – заикается он, покрываясь пятнами от смущения.
– Что я там не видела? – Смеюсь. – Трусы твои? Дай угадаю – белые и бесформенные?
– Выйди, Элли, – Шепчет Майкл.
И я, хихикая, выползаю за шторку.
– Что поделать, – пожимаю плечами перед одной из консультантов, – братишка у меня очень стеснительный.
– Мы скоро закрываемся. – Напоминает она, не поведя и бровью.
– Да? А народу у вас тьма. – Указываю ей на блуждающих среди стендов с одеждой посетителей.
Пусть идет за ними присматривает. И она, словно послушавшись меня, топает прочь.
– Ну, как? – Заглядываю в примерочную.
Майкл, как ошпаренный, бросается застегивать ширинку.
– Не знаю.
Хмыкаю с видом знатока:
– Превосходно. Давай следующие.