Их женщина

Пока он натягивает штаны, прохожусь меж полок, подхватываю носки и мужские трусы приличного кроя. Забираюсь к нему в примерочную, бесцеремонно задираю футболку и сую украденное в лифчик – благо, места там навалом: то, что положено каждой девушке иметь в лифчике в этом возрасте у меня и не собирается расти.

Надсмехаясь над бледнеющим Майклом, оборачиваю вокруг талии джинсы, заправляю их концы в свои шорты. Беру самую красивую мужскую футболку, оборачиваю вокруг груди, а сверху закрываю своей футболкой.

– Иди и скажи, что тебе ничего не подошло.

И, оставив его ошарашенного, выбираюсь из-за шторки и со скучающим видом плетусь к выходу.

– Как? А-а! Зачем? – Спрашивает он меня уже на улице.

Кажется, его чуть удар не хватил. Представляю, с каким видом он возвращал одежду продавцам.

– А ты, что, реально собирался это купить? – Мы отходим подальше, и я выуживаю из-под одежды обновки для своего нового друга.

– Я… Я не знаю… – Теряется он.

– Иди и переоденься, чувак! – Смеюсь, толкая его в сторону кустов. – Видел бы ты сейчас себя! – Забираюсь рукой под свою футболку. – А, да, и носки не забудь! – Протягиваю ему свернутые вчетверо комочки ткани. «Хоть тут лифчик пригодился». – Осталось раздобыть для тебя нормальные человеческие кроссовки.

Когда Майкл выходит из укрытия, я сначала даже не узнаю его.

– Вау… – Сглатываю. – А ты ничего… Эдак мы тебе быстро невесту найдем. – Качаю головой. – Только постричь бы тебя. Покороче. – Подхожу ближе. – И торжественно сжечь старую одежду!

Выхватываю из его рук рубашки и брюки и пускаюсь наутек.

– Стой, жди! – Кричит он мне вслед.

А я бегу среди деревьев, не замечая вечерней прохлады и сумерек.

– Здесь живет мой друг, зайдем к нему? – Задыхается Майкл, когда мы останавливаемся. – Я вас познакомлю.

– А, этот женоненавистник?

Парень улыбается:

– Он не такой. Честно.

– Хорошо. – Отвечаю, потрясая в воздухе мятой и грязной одеждой. – Если у него есть спички, то вообще здорово! Сожжем твое старое шмотье!

И мы идем по тропинке в какое-то зловещее место. Весело болтаем, но я все больше и больше напрягаюсь, разглядывая ряды убогих трейлеров, вместо окон в которых торчат картонные вставки. С ужасом и интересом смотрю на разбросанный повсюду мусор, развешанное на веревках для сушки белье, покосившиеся самодельные качели. Жмусь к Майклу, видя пьяных людей, лающих собак и грязных плачущих детей.

Но чувство тревоги, нарастая, начинает душить меня, когда мы проходим это скопище ржавых коробок для жилья и оказываемся на самой окраине трейлерного парка.

– Что это? – Спрашиваю, чувствуя, как от страха давит в груди.

– Жди здесь. – Коротко обрывает меня Майкл и бросается в сторону покосившегося старого прицепа, из которого раздаются душераздирающие женские вопли и отборный мат.

– Щенок! – Доносится оттуда мужской голос.

Слышится глухой звук удара.

– Джо, пожалуйста, не надо! – Визжит женщина, заходясь в бессильном плаче.

Джеймс

Вся жизнь проносится перед глазами, когда я захожу в свою дыру по возвращении из магазина и вижу, как он избивает мою мать. Огромная немытая туша склонилась над ее хрупким тельцем и безжалостно молотит здоровенными кулаками. Слышны глухие удары и беспомощные всхлипы. Она не зовет на помощь, терпит молча. Потому что, если кто-то и отважится вмешаться, то у нее будет еще меньше шансов выжить.

– Старая сука! – Цедит он сквозь зубы и встряхивает ее, точно тряпичную куклу.

Спутанные волосы отлетают назад, и я вижу ее лицо – глаз заплыл, под ним багровый синяк, с разбитой губы сочится кровь.

– Милый, я все поняла… – Хрипит она, зажмуриваясь. – Больше никогда, честно…

И получает оплеуху. Здоровенное кольцо-печатка взрезает кожу на ее скуле.

– Ты, урод! – Кричу я не своим голосом.

Паника туманит мой разум. Глупо было оставлять ее даже на полчаса, знал ведь, что мама испугается и все равно откроет ему дверь.

– А, это ты, засранец, – довольно хмыкает Джо, отпуская свою жертву.

Выпрямляется и, прихрамывая, делает шаг в мою сторону. Его рот искривлен, оскален десятком оставшихся в деснах желто-коричневых зубов.

Пакет с хлебом и картофельными чипсами выскальзывает из моих рук и падает рядом с бейсбольной битой, которую я оставлял маме для самозащиты. Вижу, как это чудовище движется на меня, и не решаюсь сделать шаг, чтобы подобрать ее. Остается только пятиться, но краем глаза вижу, как мать рассеянно моргает, приподнимаясь, и размазывает кровь по лицу.

Меня это приводит в неистовую ярость. Щелчок в голове, и я с диким рычанием лечу на врага, заранее зная, что умру в этой битве. Последнее, что слышу – это его смех и пронзительный крик матери, почти детский, так похожий на беспомощный писк. Выбрасываю вперед кулак, целясь вверх, в наглую рожу, но ублюдок уворачивается, и я отлетаю вперед и с размаху валюсь на пол.

– Не надо! Джо, любимый, прошу тебя, не трогай его! – Звенит голос матери. Я чувствую, как она бросается на меня, чтобы закрыть собой. Ощущаю тепло ее рук на своей спине, пытаюсь встать. – Он просто глупый мальчишка, прости его!

Но по тому, как ее мольбы переходят в жалобные стоны, понимаю, что он уже близко. Он приближается. Не успеваю обернуться, как железные тиски обхватывают мое тело, приподнимают и впечатывают в тяжеленный сундук, стоящий возле стены. Что-то скрипит, трещит, гудит, но я вижу лишь белые пятна, расплывающиеся перед глазами.

– Щенок! – Рычит Джо, переворачивая меня.

– Нет! – Крик матери режет по ушам.

Она забивается в угол и обхватывает свои ноги руками. Раскачивается из стороны в сторону и зажмуривается, когда тяжелое колено вдруг упирается мне в живот.

– Ты, что, сучонок, – ублюдок обжигает меня зловонным дыханием, склоняясь все ниже, – думал, тебе все это сойдет с рук? Разве я тебя не предупреждал?

– Джо, пожалуйста, не надо! – Закрывая грязными ладонями лицо, больше похожее на кровавое месиво, просит мать.

Она больше не кидается мне на помощь. Пытается отрешиться или забыться, ломка снова сводит ее конечности, делая движения хаотичными и резкими. Мама похожа на дикое, забитое и напуганное до смерти животное, но я все равно смотрю на нее в последний раз, чтобы запомнить любимые черты.

– Жалкий выродок, – сплевывает Джо.

Его удар получается сильным. Я успеваю заметить метнувшуюся к моему лицу руку, услышать мокрый щелчок и звук разрываемых с треском тканей, когда его кулачище обрушивается на щеку. Не знаю, что это, скрежет костей или напряжение раскромсанных мышц, но оно превращается в моем мозгу в смертельную какофонию, звон, гул колокола.

Я проваливаюсь в бездну, но получаю новый удар, и это возвращает меня к жизни.

«Где я? Что со мной?»