Сердце на двоих. Теория поцелуя

– Да.

– Не накажут. – Усмехнулся парень. – Ведь никто не узнает об этом.

– Но ведь…

– Не беспокойся. Все так делают. – Его окурок полетел в ближайшую урну. – Видела бы ты, с какими сумками уходит домой Айваз! А иначе как? У него ж семеро по лавкам дома, а платят нам, сама видела, – мало. И зачем тогда оставшимся блюдам пропадать, правда?

– Наверное…

И все равно мне было как-то не по себе.

– А почему ты с дядей живешь? – Вдруг огорошил меня своим вопросом коллега.

– Э… – Я сглотнула от неожиданности. – У меня кроме него никого и нет.

– О… – Его лицо вытянулось. – Прости…

– Да ничего страшного.

– Давай лучше поговорим о погоде?

– Ха, – улыбнулась я, – ну, давай.

Когда мы с Виталиком разошлись каждый в свою сторону, я направилась дальше по улице. К «дому».

Ничего не выражающие лица спешащих прохожих. Шум машин. Огни витрин, набирающих свет, в начавшем темнеть пространстве каменных джунглей. Запахи. Терпкие нотки французских духов из приоткрытой двери парфюмерного магазина, обволакивающий и сладковатый аромат корицы возле булочной, горечь сизого дыма выхлопных труб многочисленных машин и запах прибитой пыли после мелкого вечернего дождя.

Все это причудливо переплеталось, создавая какую-то уникальную гармонию. Город жил. Дышал. Он пах деньгами: дорогими бутиками, отелями, дизайнерской обувью в стеклах витрин. Манил яркими красками, большими возможностями, звенел каблуками, рекламой из громкоговорителей, трелью дорогих смартфонов в карманах модных пиджаков. И одновременно вонял затхлостью старых подъездов, мусором из подворотен, бродячими животными с облезлыми хвостами и спящими бездомными в темных подворотнях.

Город был похож на муравейник. Суматошный, волнующийся, тесный. Город был светел, как чистый лист. Просторный, новый, диковинный. Хочешь – пиши в нем свою историю. Хочешь – просто стань запятой в истории чужой. Повезет – окажешься восклицательным знаком. Лишь бы не точкой. Она ведь слишком мала и незаметна на карте жизни. К тому же конечна.

А здесь… Здесь можно было начать новую жизнь. Чувствовать себя цельной, сильной, свободной. И просто наблюдать. Затеряться в толпе и одновременно быть ее центром. Остановиться и просто слушать этот шум, движение, питаться ими, осознавать себя их частью. Быть маленьким окошечком в огромном городе, который никогда не спит. Быть никем и всем одновременно.

А потом побежать. Нестись по этим улицам наугад быстрее ветра. Узнавать все новые и новые дороги. Видеть дома, дворы, людей. Все чужое. Незнакомое. Зато настоящее и живое. И потому рождающее необыкновенный трепет в душе.

Любовь к тому или иному городу рождается ведь именно из тех чувств, которые ты в нем испытал, а не из его внешней оболочки. Это место дало мне свободу. В минуту отчаяния подарило крышу над головой. Приютило, обогрело. Показало, каким уютным оно может быть.

Но местные жители… Надо признаться, они все здесь носили лица-маски, и этого трудно было не замечать. Люди словно знали, что их город – всего лишь притаившийся голодный монстр. Поэтому в толпе легко можно было отличить приезжих – взгляд широко распахнутых глаз, по сторонам, а не сквозь тебя, беспокойство и… восхищение. Неподдельное, какое бывает лишь у маленьких детей, совершающих свои первые открытия.

Чем больше город, тем сильнее в нем люди заморожены душевно. Защитная реакция такая. Иначе – не выжить. Безумный темп, все на бегу, и, чтобы не реагировать на внешние раздражители, они будто надевали на себя коробки из-под холодильника. И вот десятки тысяч таких коробок шли друг другу навстречу, ехали в метро, убивали время в душных офисах. Даже спали они все в коробках.

Наверное, в такой защитной оболочке людям удобнее жить. Да что уж там – даже нырять в виртуальный мир экрана мобильника удобнее. Полный отрыв от реальности. Иначе, этот город, кажущийся таким гостеприимным, непременно сожрет тебя заживо. Вывернет наизнанку и поставит на колени перед одиночеством, которое ты так старательно игнорировал.

Наверное, поэтому жители мегаполиса не смотрят ему в лицо: они, как обтесанные водой гладкие камешки. Приспособившиеся, но не сломленные. По крайней мере, не знающие о том, что этот мир уже наступил им на горло мягкой беспощадной лапой и медленно вытягивает остатки жизни.

Большой город – лучшее место для уединения.

Мой чердак – место, с которого открывались самые красивые виды.

И я мечтала поскорее добраться до него, чтобы надеть наушники и, погрузившись в мир музыки, приникнуть носом к прохладному стеклу окна.

А за ним…

Самые высокие здания, самые ветхие трущобы. Самые яркие звезды, самая серая пыль на крышах. Самые влиятельные люди и самые порочные. Сильные и слабые. Благородные и жестокие. Богатые и бедные. Миллионы жителей, смотрящих только лишь себе под ноги. И единицы тех, кто все еще замечал небо надо головой.

14

Илья

Поставив железного Зверя после изнурительной тренировки в фургон, я отвез его в гараж. Пересел там на свой старый дорожный байк Honda CBR 1000RR, оранжевый с черным, и погнал в сторону кафе.

Адреналин бурлил в крови, радостно заставлял стучать сердце. Быстрее. Еще быстрее. Боль в плече почти утихла и больше не создавала мне таких неудобств как вчера. Я даже позволил себе превысить скорость на оживленных улицах, за что тут же чуть не поплатился – меня лихо подрезал в отместку какой-то мажор на «мерине» S-класса.

С трудом удержавшись в седле, я выровнял байк и сбавил скорость. Гоняться с ним не стал: не было времени и желания. Торопился к закрытию заведения. Мне было не важно, что скажу ей, как буду знакомиться и буду ли, вообще. Может, возьму и просто украду эту девушку. Да. Не важно, кто она такая, и есть ли у нее…

Я едва не впечатался в бордюр, резко притормозив. Служебный выход оказался там, где я и предполагал – с обратной стороны здания. Маленькая, неприметная дверка. Вот только вышла она оттуда не одна. Замялась на крыльце, о чем-то разговаривая с тощим лохматым пацаном, похожим на циркуль, а затем робко спустилась на две ступеньки вниз, когда он закурил.

Я снял шлем, положил на бензобак и принялся за ними наблюдать. Ее волосы мягко развевались на ветру. Мое сердце от этого зрелища гудело прерывисто, точно неисправный мотор. В воздухе все еще пахло редким летним дождем, а я, глядя на нее, ощущал лишь запах, который запомнил, когда она подходила ко мне утром.

Соленое море, песок, кожа, только что обцелованная южным солнцем, и едва ощутимый аромат земляничного мыла, исходящий от нее.

Да, именно мыла. Странно, но именно так я и почувствовал.

Они болтали, стоя всего в метре друг от друга, и совершенно меня не замечали. А мой пульс все ускорялся и разгонялся уже до немыслимых величин. Да и не только мой. Кажется, и пульс всего города тоже. Рядом с ней оживало буквально все.

Ничего подобного раньше со мной не происходило. Это было так… неожиданно, неправильно и приятно одновременно. Когда они прошли мимо по направлению к переходу, я почувствовал себя школьником, забывшим стихотворение у доски в самый важный момент. Все слова, которые собирался сказать, все мысли, которые накопились в голове за целый день, они будто испарились в секунду. А она все продолжала и продолжала светиться, совсем как тогда, утром.

И мне нестерпимо захотелось ее сфотографировать. Запечатлеть на память. Я даже пожалел, что не взял с собой мамин фотоаппарат. Он лежал дома в коричневом чемодане с остальными вещами, которые от нее остались.

И теперь я по-идиотски улыбался вслед этой девушке. Ловил взглядом каждый ее шаг, казавшийся удивительно грациозным и легким. Улыбался самому себе. Тому, какой же я придурок, и тому, почему никогда об этом не догадывался раньше.

Все еще слыша ее голос, такой нежный, такой мелодичный, я понимал, что у меня появилась мечта – дотронуться до нее. Узнать, кто эта девушка. И узнать, зачем у меня внутри все переворачивается, когда она рядом.

Нана

«Дождь в глазах»

Маленькую желтую записочку с таким текстом я обнаружила сегодня в салфетнице на семнадцатом столике. Огляделась по сторонам. В общей суете кафе никто не вызывал даже малейших подозрений. И вряд ли это опять предназначалось именно мне. Успокоив себя этими мыслями, я продолжила работу.

Но ближе к вечеру вдруг заметила, что среди салфеток опять что-то желтело. И это уже походило на какую-то игру. Странную.

И, если честно, она мне совсем не нравилась.

Пугала.

Настороженно оглядываясь на посетителей, я выудила послание и спрятала в карман. Приняла заказ у вновь пришедших, отдала его поварам и, покинув помещение кухни, навалилась спиной на стену в коридоре.

Дрожащими пальцами быстро развернула бумажку. Сердце замерло. Тук. Какое-то забытое ощущение трепета вперемешку с тревогой поднялось к горлу. Я опустила глаза на записку.