В паутине

– Пей! – шипит на меня Куп.

Выпиваю и возвращаю чашу.

Магистр встаёт между мной и Купом, берёт нас за руки. Люди в плащах тоже берут нас за руки и мы начинаем обходить вокруг костра, это напоминает рундтанц[9 - Хоровод (нем.)]. Одновременно над поляной начинает стучать бубен, задавая нам ритм. Бубен учащает ритм, мы ускоряем вращение. Бубен ещё чаще – мы бежим вокруг костра. Через несколько кругов перед глазами всё начинает расплываться. Мы размыкаем руки, и я опускаюсь на землю. Вижу, что рядом падает Куп.

Плащи помогают нам сесть. Магистр начинает что-то говорить на непонятном языке громко и монотонно. От его голоса я впадаю в транс.

Я возле Лены. Она обнимает меня: «Ты научился перемещаться? Какой ты молодец! Я так скучаю».

– Лена, – шепчу сухими губами.

Окрик магистра. Я снова на поляне. Куп лежит на земле, его голова запрокинута. Магистр продолжает, что-то тараторить над ним. Я не понимаю слов, хотя он говорит явно на немецком. Различаю только: «не ваша воля, наша воля, наш закон, подчинение, освобождение, единение, избавление».

Сознание ясное, а тело как окаменело. В воду добавили какой-то гадости. Но на драконов не действуют наркотики. Ах да – они же знатоки драконов, добавили то, что действует. Не нравится мне это, но чего не сделаешь ради брата и его счастья. Надеюсь, что ему это поможет.

Плащи затянули какую-то песню. Два мужских и один женский голос. Мне кажется, что женский голос мне знаком, но сейчас не могу вспомнить.

Нужно как-то выпутаться из их влияния. Пытаюсь дотянуться до Лены. Не получается. Пытаюсь дотянуться до Купа. Не получается. Зову своих предков. Пришёл кто-то из очень старых и сильных. Я его вижу, он мне что-то говорит, но я его не слышу. Прошу помочь, но его видение исчезает. В голове остаётся бубен, монотонное бормотание мастера и песнопение плащей.

Глаза слипаются, я пытаюсь сопротивляться, но голова предательски падает на грудь. Я киваю и тут же поднимаю голову. Вся поляна заполнена солнечным светом. Мне легко и радостно. Я свободен. Я счастлив. А как Куп? Оглядываюсь. Куп стоит, любуясь деревьями и солнцем – он тоже счастлив.

– Ты свободен? – спрашиваю я его.

Он меня не слышит, хотя стоит в двух шагах.

– Куп! Ты чувствуешь освобождение?

В ответ молчание. Куп начинает расплываться.

Освобождение

Вздрагиваю и просыпаюсь. Я дома у Купа. Мы оба лежим на диване в его гостиной. Сажусь, растираю лицо ладонями. Голова чистая и ясная. Ощущение, что я отлично выспался. Что случилось? Почему мы здесь?

– Куп, – толкаю брата. – Почему мы здесь?

Куп открывает глаза. Мне показалось, что он тоже пытается прийти в себя и понять, что случилось.

– Мы же вчера вроде записывали твой голос к песне When it rains it pours.

– Не помню. Мы что-то вчера приняли? – оглядываю гостиную в поисках следов вчерашней оргии, но стол пустой и барная стойка в углу тоже. – Ничего не понимаю.

– Давай, я домой, а ты тут проверь, что мы понаписали и к вечеру соберёмся в студии. – Почему мы в одежде?

– Так, ты куда? – спрашивает Куп.

– Домой, – отвечаю и с удивлением смотрю на брата.

Он начинает ржать.

– А это что? Ты же здесь живёшь!

Мы вместе поднимаемся с дивана и идём по квартире. Во второй комнате я обнаруживаю шкафы с моими вещами, туалетный столик с моими украшениями и косметикой. Не помню, чтобы я их здесь раскладывал, но вещи точно мои и украшения, и туалетные принадлежности. Заглядываю в ванну. Не помню, чтобы я в ней когда-нибудь мылся, но зубную щётку я помню и фен, и полотенце. Щётку мы покупали вместе с …

Не помню. А с кем я мог покупать зубную щётку? С Купом?

Внутри появляется тревога и беспокойство. Ощущение, что я что-то забыл. Или кого-то. Ещё страшнее: я кого-то потерял?!

Смотрю на Купа, у него тоже озадаченный вид.

– Не могу вспомнить, что было вчера, – говорит он. – Не помню, чтобы мы с тобой завтракали по утрам. Помню, как мы это делали давно, а эту неделю не помню совсем.

– А мне кажется, что я живу в другом месте и ещё есть что-то важное, отчего тепло на душе, но что это не могу вспомнить. Я кого-то люблю и о нём забочусь. Может, у нас есть питомец?

– Питомец? – Куп смотрит удивлённо.

– Ну, да. Собака, кошка, с которыми мы проводим время.

– Не по-о-омню, – тянет Куп.

Оба вздрагиваем от щелчка замка входной двери.

– Ребята, вы где?! – знакомый и любимый голос Арланди.

Оба выходим в коридор.

Она, как всегда, обворожительна, восхитительна и очаровательна!

– Вы как после вчерашнего?

– А что вчера было? – спрашиваю я.

– Я имела неосторожность затащить вас в одно заведение, торгующее счастьем без лицензии, – смеётся она.

– Ты хочешь сказать, что мы приняли какую-то дурь? – удивляется Куп.

– Непросто дурь! А несколько видов! Ты же стал кричать, что на вас наркота не действует, – она целует его в губы. – Тогда вас стали загружать всем, что было! – обнимает и повисает на его плече.

– О, ужас! Не может быть! – восклицаю я. – Ладно, вы тут милуйтесь, а я в душ! Кстати, Арланди, я не могу вспомнить. Мне кажется, что у меня был какой-то питомец. Есть ощущение, что я кого сильно люблю и о ком-то забочусь, но его сейчас нет со мной. Куп тоже не помнит.

– Да, конечно! Ребята, ну вы даёте! А ещё кричали, что на вас наркота не действует! У вас же у каждого по собаке! Вы что совсем ничего не помните? Как раз вчера вы отвезли их к ветеринару, чтобы сделать прививки. Вечером заберём!

Мы с Купом радостно выдохнули.

Ночные разговоры

Зиль не отвечает на звонки уже второй день. Вызовы сбрасываются и приходят автоматические сообщения: «На записи, позвоню позже».

Ломки пока нет, плохих ощущений тоже. Значит, у Зиля всё в порядке, наверное, действительно сильно занят. Знаю, что иногда они записывают до утра, а потом спят, потом путают день с ночью. Но мы все знали, на что идём, когда приняли решение о возобновлении концертной деятельности.