Главный герой 2

Валид позвонил секретарше:

– Марика, глянь по базе, – он назвал ей Мухино полное имя и спросил Успейку про Мухин возраст.

– Ой, не знаю, – озадачился Успейка, – мы в одном классе учились…

– Ну ты поняла, да? – хмыкнул старик, глядя на Успейку искрящимися глазами. Валид выслушал ответ и поблагодарил неведомую Марику. – Такая история, Успей. У твоего Мухи показатель шестьдесят три процента. Соответственно, он в нашей вселенной человек и ещё в одной – крупное животное. Но до животных у нас пока руки не доходят.

– А-а, – многозначительно протянул Успейка.

Появился военный, забиравший Успейку из дома. Старик попрощался, пообещав вскоре навестить Успейку и проверить, как он устроился на новом месте. Успейка шёл к выходу и слышал позади возбуждённый голос Валида Дюральевича:

– Так, коллеги, бросаем всё и готовим новое подключение. С этим парнем мы наконец увидим все вселенные сразу.

Ананимат

Маринка сама никогда не пошла бы за Игоря. Но иначе Хромого не спасти. Даже Бова Карлович Краковский – отец Игоря, всемогущий владелец корпорации «Рапсодия» – бессилен.

Через пятнадцать минут Игорь ждёт Маринку в ананимарии. Одетая по погоде, она села на лабораторный табурет перед альмастатом, выпрямилась и положила ладони на колени, расправив бежевый подол кашемирового пальто. По лицу, розовому берету и клетчатому шифону шарфа побежали разноцветные блики. За выпуклым стеклом прибора жалась по углам застенчивость. Она мимикрировала и уворачивалась от пунцового бесформенного комка хамства, сквозь который то и дело пролетал синий шарик безразличия. «Как мне тебя не хватает», – Маринка протянула руку ему навстречу и коснулась пальцем стекла. Как Хромой говорил? «Целостная личность – не качество, а пропорции». «Лучше бы я этого не знала. – Маринка оглядела разорённые шкафы и полки. – Ну почему Хромого не пустили в тот ночной клуб?!»

***

Не пустили. Это его-то! Чьи протёртые на коленях джинсы и красная рубаха, торчащая из-под узкого пиджака с короткими рукавами, слыли душой танцпола!

Вопреки фамилии, Хромой ходил ровно, твёрдо ступая и пленяя женские взгляды: два метра росту, кость широкая, волосы дыбом и весь будто прямоугольный.

У входа в двухэтажное здание с фиолетовым фасадом без окон, две гориллы из охраны клуба тщетно преграждали Хромому дорогу. Он с бесшабашной улыбкой напирал на них и кричал в синюшные от неонового света лица:

– Вы чего?! Это ж я! Да меня тут все знают! – Хромой простёр ладонь к потупившей взгляды очереди, послушно ровняющей строй по лееру ограждения.

Из чёрных стеклянных дверей на подмогу гориллам выскочили два здоровенных толстяка в жёлтых рубашках и коричневых брюках. Цедя сквозь зубы: «Хватит с ним цацкаться!», они ловко развернули Хромого и легко, будто он ничего не весил, вытолкали на проезжую часть.

Ловя равновесие, Хромой упёрся руками в асфальт. Пуговица на пиджаке оторвалась, а вслед за ней из-за пазухи выпали с гулким металлическим цоканьем и покатились по дороге мимидосы.

– И сигары свои подбери! К нам с табаком вообще нельзя! – огрызнулись здоровяки, шаркая начищенными штиблетами.

Хромой ринулся подбирать разбросанные мимидосы и не видел мужчину, сказавшего густым баритоном:

– Минуточку! На каком основании вы его не пускаете? Что вы себе позволяете?!

– Вернитесь в очередь, будьте любезны! – одна из горилл видимо хотела выглядеть вежливее бульдозера.

– Руки уберите! – возмутился баритон. – Я – Краковский…

– Да хоть докторский! Как вы все надоели! – Раздался характерный хлёсткий звук удара.

Из соседних переулков донеслась полицейская сирена. «Нашёлся сердобольный – вызвал». – Хромой сунул в карман джинсов последний мимидос и заметался, соображая, откуда подкатит полиция. Сзади взвизгнули покрышки, и Хромой услышал знакомый баритон:

– Давай сюда!

Хромой обернулся и, не заставляя себя упрашивать, нырнул в открытую дверцу чёрного универсала.

– Мне полиция тоже не нужна. – Баритон промокнул платком кровоточащий нос на круглом лице с пышными бакенбардами до уголков губ. – Бова, – протянул он руку Хромому.

– Паша. – Хромой пожал руку Краковского.

Бова хлопнул водителя по плечу:

– Едем в «Бурбин», пивка хоть попьём. – И развалившись на диване, вновь приложил платок к носу. – Чего они к тебе прицепились? – покосился Бова на Хромого, комкая побагровевший кусок белой ткани.

– Да-й, – отмахнулся Хромой, – сынок хозяина клуба рассопливился, что все девки только со мной танцуют, папаша и дал отмашку меня не пускать. Неделю бухтели, а сегодня, видишь… Видите.

– Давай на «ты». Мы ж ровесники с тобой примерно. Это меня баки старят и полнота. – Бова покрутил пухлой ладошкой. – Да, хозяйские сынки – они такие, проблемные.

***

Пока ехали, пошёл дождь. На слякотную стоянку перед рестораном к вечеру набилась уйма машин. Хромой пригорюнился, мол, мест нет, и сюда тоже не пустят. Но Бову как родного встретил приветливый управляющий. Он лично провёл их на второй этаж в укромный закуток с мягкими скамейками вокруг деревянного стола и, получив зелёненькую, откланялся. За мокрым окном, под узким балконом вокруг этажа, перемигивалась жёлтыми и красными огнями дорожная развязка на выезде из города. Наискосок через зал, на крохотной сцене, не включая ни света, ни аппаратуры, два патлатых гитариста, любовно переглядываясь, наигрывали блюзовые импровизации.

На дубовые доски стола встали четыре кружки густого янтарного пива, две белые до рези в глазах тарелки, стеклянная бадейка с водой для рук, блюдо с дымящимися креветками и два ведёрка сырных шариков. Бова трижды жадно глотнул из кружки, крякнул и выгрузил себе на тарелку изрядную порцию креветок.

– Что за бирюльки ты там растерял? – Бова отломил креветке голову. – Впрямь сигары? Покурим?

Хромой смущённо засуетился, неловко пристраивая руки то на скамейке, то на коленях. Толкнул стол мощным торсом и, неуклюже ухватив кружку лапищей, осушил её залпом. Бова, орудуя во рту зубочисткой, не скрывал удивления:

– Ты чего растерялся-то, здоровяк? Публика помнит тебя молодым и дерзким. Закусывай, Паша, давай вот. – Бова подтолкнул Хромому шарики.

– Сейчас… – Хромой пыхтел и путался в карманах. – Наконец извлёк металлический цилиндр, похожий на сигарный футляр, длиной с пол-локтя и диаметром с большой палец. Отдающую желтизной матовую поверхность «футляра» испещряли блестящие дорожки – узкие и пошире, идущие то параллельно друг другу, то пересекающиеся под всевозможными углами. – Вот, остальные жирдяи поломали, уж больно крепко толкались. – Хромой покрутил крошечный лимб у основания цилиндра и спрятал его в нагрудном кармане рубашки. – Сейчас… – вновь пообещал Хромой, осушил вторую кружку, закинул в рот сырный шарик и грациозно подлетел к сцене: – А ну, братва, развеселились!

Гитаристы охотно перешли на страстные ритмы Фламенко. Хромой дал знак Бове и растворив слипшееся окно вылез на балкон. Сделав сальто назад, Хромой запрыгнул на перила из тонких труб. Бова открыл рот и привстал. Хромой прошёлся взад-вперёд, встал на руки, развернулся и перекувырнулся. Музыка стихла. Посетители гудели и вскакивали с мест. Хромой вытянулся в полный рост и принялся бить чечётку прямо на перилах. Бова осел на скамейку и сглотнул. Хромой спрыгнул и влез в окно. Раздались робкие аплодисменты. Хромой поклонился, состроил управляющему гримасу: «Прошу прощения!» и плюхнулся за стол.

– А чего тебе полиция не угодила? – фамильярно скривился Хромой, придвинул к себе блюдо с креветками и крикнул в зал: – Человек! Ещё креветок и пива Краковскому!

Бова промокнул шею салфеткой.

– Лишние вопросы-то мне зачем. – Он кашлянул, прогоняя нервную сиплость.

– А что, к тебе много вопросов? – Хромой чавкал, наслаждаясь хрустом креветок. – Чего-то мутишь тёмное?

– Да какое тёмное! – Бова упёрся кулаком в стол. – Рапсом я занимаюсь. Масло, корма, топливо, шрот. «Рапсодия» у меня фирма. Может, слышал?

– Бизнесмен – это гуд! – Хромой отпил пива из новой кружки, рыгнул и закинулся сырным шариком. – И что ж у тебя про масло спрашивают?

– Не про масло… Бывает, спрашивают, не растёт ли чего ещё на полях? Да что это ты, Павлик, опять так переменился? И что за цирк? – Бова показал рукой на окно.

«Такая удача не приходит дважды, надо многое успеть, пока действие мимидоса не закончилось», – сообразил Хромой и гаркнул:

– Человек!

– Хватит! – Бова жестом остановил бегущего к ним официанта. – На вот! – Краковский поставил свою кружку Павлу под нос.