Канарейка

– Ага, давай… – Дмитрий Игнатьевич разглядел трубу, – но позже.

Он смотрел на трубу – диаметром сантиметров двадцать, ржавую и в лохмотьях чёрной изоляции – с умилением и лаской: «А на сегодня концерт ещё не окончен! Но действовать придётся по-ковбойски. Или, может, не сегодня? Надо ещё подумать… Нет, сегодня!».

И вот наконец, ближе к концу рабочего дня, Дмитрий Игнатьевич увидел, как вдалеке, в соседнем здании открылись внутренние ворота «баньки». В проезде показались охранник и разнорабочий, толкающие тележку с ящиками, в сопровождении инженера-технолога Татьяны. Она работала на заводе уже несколько лет после института. Работа на производстве никак не мешала её женским пристрастиям: она то и дело меняла прически и по цехам бегала в узкой юбке до колен и в туфлях на высоком каблуке. А белый распахнутый халат действовал на мужчин как магнитное поле на железные опилки.

– Ну что, Ген, давай трубу, – подмигнул Дмитрий Игнатьевич, стараясь не выдать волнение и спешку.

Трубу застроповали «на удавку», но Дмитрий Игнатьевич нарочно сдвинул тросы так, чтобы передний конец поднятой трубы оказался бы ниже заднего. Выглянув в проезд и убедившись, что тележка с «колокольчиками» приближается, он дал команду Геннадию:

– Давай! Вира помалу!

Гена нажал кнопку на переносном пульте. Тельфер зажужжал, медленно поднимая трубу.

– Дмитрий Игнатич, чё-то её вперёд перекашивает! – забеспокоился Гена.

– Вперёд подай!

Гена нажал кнопку и балка крана поехала. Дмитрий Игнатьевич зашел Гене за спину и, почти обняв, взялся за пульт поверх его руки и нажал кнопку перемещения тельфера.

– Держи! Держи! Гена! Назад давай! Да, куда ж ты… – Дмитрий Игнатьевич кричал Гене в ухо, продолжая прижимать его пальцы к кнопкам.

– Дмитрий Игнатич! Рука! Рука! – от страха Гена напрягся, побелел и прыгал за пультом на негнущихся ногах.

Балка крана и тельфер, двигаясь одновременно, несли трубу навстречу тележке с ящиками. Дмитрий Игнатьевич вдруг почувствовал воодушевление и восторг. Ему захотелось рассмеяться. «Ну же! Ну!» – ожидание щекотало изнутри. Труба зацепилась передним концом за один из токарных станков и стала поворачиваться вправо пока не настигла процессию с «колокольчиками». Охранник зычно матюгнулся и исчез за станиной ближайшего фрезерного станка. Разнорабочий отпрыгнул назад и присел. Татьяна завизжала и закрыла лицо ладошками. Труба сбила несколько ящиков и всей своей ржавой неотвратимостью навалилась на Татьяну и повалила в ящик с ветошью. Ещё через мгновение дело было сделано. Ящики упали на бетон, от удара открылись и «колокольчики» покатились в разные стороны, будто только и ждали, когда их освободят. Дмитрий Игнатьевич отпустил руку Геннадия.

– Твою ж мать, Гендос! – Дмитрий Игнатьевич пытался за напускным гневом спрятать ликование.

Но тут он увидел, что «колокольчики» в ящиках лежали не внавал, как ему представлялось, а в два слоя и каждый в отдельной круглой ячейке деревянной решётки-сепаратора. У Дмитрия Игнатьевича перехватило дыхание и зазвенело в ушах. Мысли остановились, словно загустели. «Ну что такое?! Неужели и так не получится?» – просившийся наружу смех превращался в рыдание.

Охранник, выскочив из своего убежища, метался в проходе между станками по другую сторону висящей под углом трубы и угрожал Гене и Дмитрию Игнатьевичу физической и административной расправой:

– Я вот доложу куда следует! Я вам сейчас таких наваляю! Вы у меня… – хруст ломающегося дерева под ногами заставил его замолчать.

Дмитрий Игнатьевич посмотрел сначала поверх трубы, потом под трубой и наконец увидел, что охранник наступил на один из сепараторов, выпавших из ящиков. Они, по счастью, вставлялись в ящики отдельно. Мысли Дмитрия Игнатьевича снова понеслись, давая ему на оценку решение за решением. Дмитрий Игнатьевич посмотрел по сторонам. Гена трясся и мычал. Татьяна барахталась в разноцветных лоскутах ветхой материи. Будь она в брюках, давно бы выбралась, но юбка не давала покинуть западню без посторонней помощи. Дмитрий Игнатьевич подал Татьяне руку. В красных крагах он походил на мушкетёра.

Фрезеровщик дернул охранника за рукав и показал, где можно выйти в проезд. Охранник выскочил и бросился к Геннадию, но путь ему преградила растрепанная Татьяна:

– Куда?! Быстро собирать! – пискляво крикнула она и показала пальцем на разбросанные «колокольчики».

За шумом работающих станков происшествие заметили только рядом работавшие станочники – четыре токаря и фрезеровщик. Они сначала медлили и рассматривали, плохо скрывая заинтересованность, как Татьяна пытается выбраться. Но когда Дмитрий Игнатьевич её вызволил, принялись собирать по полу «колокольчики» и складывать их в ящики, плотоядно ухмыляясь и подтрунивая над Геннадием:

– Эх, Гена, Гена! А каким скромнягой прикидывался!

Гена приходил в себя и смущенно чесал затылок. Оглядывая исподлобья место происшествия, мямлил: «Да это… Да это…» А мужики не унимались:

– Ты ж глянь! Завалил девку трубой своей!

– И прям ведь на ветошь уложил! Это тебя Красенков научил, а? Колись!

Гена нервно хихикнул и принялся помогать. Вместе с разнорабочим они перестроповали трубу и перегрузили её на стапель. Дмитрий Игнатьевич зачерпнул из ящика взбаламученных Татьяной тряпок, сунул их в карман и, как бы случайно, наступил на сепаратор, уже треснувший под охранником. Сделав вид, что не понял, что произошло Дмитрий Игнатьевич шагнул вперёд, развернулся и наступил на решётку другой ногой.

– Тьфу ты! – Дмитрий Игнатьевич поднял обломки тонкой фанеры и вопросительно посмотрел на Татьяну.

– Какой вы неуклюжий! Красенков, кажется, Ваша фамилия? – Татьяна направила на него указательный палец, перевернув кисть вверх ладонью. – Что Ваш мальчик наделал, посмотрите?! Зачем вы сломали сепаратор?! Блин, изделия нельзя теперь в экспедицию сдавать, их надо назад, и все, которые упали, проверять заново, – Татьяна потирала ушибленное плечо, рассуждала вслух и все больше нервничала. – Нет, меня точно вы… Что вы делаете?! – набросилась она на мужчин, успевших наполнить два ящика. – Они же все по номерам идут! Каждое в свой ящик! – на последнем слове Татьяна всхлипнула.

– Ладно тебе, Танька, не хнычь. Посчитаете у себя в «баньке», всё одно назад повезёшь. Сколько их должно быть-то? – мужики с любопытством рассматривали «колокольчики», похожие на приплюснутые с концов яйца.

Татьяна пробежала глазами по оставшимся на тележке ящикам:

– Упало пять, значит, шестьсот. Где сломан сепаратор, верхний слой просто так кладите.

Дмитрий Игнатьевич мгновенно сообразил, что эту задачу надо взять на себя и наступил на ещё одну решётку.

– Красенко-ов! – заверещала Татьяна.

– Что, Татьяна Михална? – Дмитрий Игнатьевич развернулся и недоуменно посмотрел на неё, чувствуя, как под ногами ломается дерево. «Есть!» – мысленно порадовался он.

Татьяна опустила руки и выдохнула:

– Собирайте уже.

Ящики по очереди водружали на тележку, и Татьяна пересчитывала изделия. Дмитрий Игнатьевич поставил предпоследний ящик с беспорядочно наваленными «колокольчиками» и открыл крышку. Татьяна принялась тыкать пальцем в каждый «колокольчик», упражняясь в устном счете. Дмитрий Игнатьевич достал из кармана припасенную ветошь и сделал вид, что вытирает руки, держа их над ящиком.

– Уберите свою мочалку отсюда, – Татьяна дошла до половины и Дмитрий Игнатьевич ей мешал.

Он перешел к ящику со стороны уже посчитанных «колокольчиков» и небрежно бросил на них скомканную ветошь. Дмитрий Игнатьевич ничего не слышал кроме своего сердцебиения и следил только за Татьяниным пальцем. Видя, что счёт близится к концу, Дмитрий Игнатьевич лениво положил руку на распластавшуюся по «колокольчикам» ветошь, нащупал через неё один и аккуратно, не торопясь, поднял мочалку вместе с «колокольчиком». Татьяна досчитала, кивнула и закрыла крышку. Когда и с последним ящиком было покончено, мужики стали расходиться по рабочим местам. Дмитрий Игнатьевич чувствовал себя стайером на финише. «Так, отлично! Дальше? Дальше что?» – думал он.

– А вы куда, товарищи? – неожиданно окликнула их Татьяна с удивлением в голосе.

– Нам вообще-то работать надо, – насмешливо отозвались из-за станков.

– Зовите начцеха и начальника Первого отдела. Акт будем составлять.

«Инфаркт или инсульт? – Дмитрий Игнатьевич почувствовал опустошение и с тоской вспомнил оставленный в раздевалке валидол. – Чем я кончу сегодня?» В довершение он понял, что так и не снял краги. Представив, как глупо выглядело вытирание перчаток концами, он чуть не выронил «колокольчик». «А, плевать! Терять уже нечего! Я теперь не просто вор. Я не буханку в булочной украл, а, пусть и кое-как охраняемый, государственный секрет. А за это могут и измену Родине пришить», – неожиданно перспектива сурового наказания придала Дмитрию Игнатьевичу сил. Он дошел до их с Геной рабочего места и бросил концы вместе с «колокольчиком» в круглый металлический бачок, куда обычно выбрасывал огарки электродов.

Зинаида

Возвращаясь из рейса, Зина подгадала время и смогла, как ей изредка удавалось, заехать по дороге за сыном в школу. Как обычно в таких случаях, предвкушая Хонину радость, она остановилась рядом в переулке и ждала окончания уроков. Как только дети высыпали на улицу, она включила вторую «черепашку» и её трёхосный «Петька»[1 - Peterbilt 362.] – здоровенный американский тягач – медленно выполз на дорогу перед школой. Напротив школьных ворот Зина остановила машину, легла на сиденья и толкнула пассажирскую дверь. Секунды через три снаружи послышалось сопение, и появилась голова Хони:

– Привет, ма! – он карабкался в кабину, стараясь показать, что восхождение не стоит ему никаких усилий.

– Привет, Дениска! – Зина не помогала ему по его же просьбе: чтобы не смазать впечатление.

Хоня захлопнул дверью и резко выглянул в окно. Зина усмехнулась: он делал так каждый раз, чтобы увидеть восхищённые и завистливые взгляды одноклассников. Машина тронулась.

– Ма, а нельзя побыстрее? – Хоня ёрзал на сиденье и заглядывал в боковое зеркало, пока школа не срылась из виду.

– Нет, Хонечка, здесь нельзя. Места мало и дорога плохая, – Зина энергично крутила руль и то и дело притормаживала. – А у школы нельзя… Потому что у школы.