Блеск и нищета сумасшедших

И после этого начинается самое интересное. Шизики, поняв, что посещение туалета им не светит, собираются у мусорного ведра посреди коридора и начинают справлять нужду прямо туда. Ведро оказывается дырявым, и моча растекается по всему коридору.

– ДА ВЫ ОХУЕЛИ?! – заорала Жаба. – СЕЙЧАС ВСЕХ НАХУЙ В СЕДЬМОЙ ПРИЕБАШУ, СУКИ!!! РАЗБЕЖАЛИСЬ ПО ПАЛАТАМ!

*ШАРАХ!*

– Я ЖДУ! Смирнов, Богатыренко, вы первые на вязки. СМИРНОВ!!!

Шизофреник Смирнов, не успевая натянуть штаны, в панике даёт дёру от ведра, но наступает на собственную штанину и падает в лужу мочи, забрызгав всех стоящих рядом. Больные на него накидываются и избивают. Жаба смотрит на это с каменным лицом, после чего командует:

– СМИРНОВ, НА ВЯЗКИ В НАБЛЮДАТЕЛЬНУЮ ПАЛАТУ!

Под всеобщий смех Смирнова, полностью мокрого, ведут в седьмую палату. Казалось бы, все утихли, но тут в ситуацию вмешивается самый старый обитатель больницы – семидесятипятилетний дед Вова Стрельбун – тот самый, что надел Хрюше ведро на голову.

Дед Стрельбун был настоящим ветераном N-горской психушки. Ему было плевать абсолютно на всё – что есть, в какой палате лежать, чьи вопли слушать, какие лекарства получать – ничего не имело значения. Раз в неделю к нему приезжала сестра, привозя ему скромнейшую передачку всегда одного и того же содержания: пачка газет и блок сигарет «прима». Последними он никогда ни с кем никогда не делился.

– Дядь Вов, дайте сигарету… – жалобно проскулил как-то Масяня.

– Шшигарету? – прошепелявил Стрельбун.

Потом снял штаны, вывалил на всеобщее обозрение своё достоинство и закричал:

– ДЕРЖИ ШШИГАРЕТУ! Шошательную! Жа обе щеки! С красным фильтром! Будешь курить?

В общем, он клал эту свою сигарету на всё и на всех, и поэтому, невзирая на крики Жабы, подошёл к туалету и дёрнул за ручку. На двери висел замок – она не поддавалась.

*ШАРАХ!*

– ТУАЛЕТ ЗАКРЫТ! – словно робот, в третий раз орёт Жаба.

– Жакрыт? А куда мне шрать тогда, а? А? – С некоторым напором в голосе спрашивает Стрельбун.

– НЕ МОЯ ПРОБЛЕМА!

– Не ваша? ГДЕ ГОВНО, ТАМ И ПАРАША! – крикнул непокорный дед.

После этого он сел на корточки и под всеобщие аплодисменты справил большую нужду прямо у закрытой двери туалета.

*ШАРАХ!*

– СТРЕЛЬБУН! – заорала Жаба. – В СЕДЬМУЮ ПАЛАТУ!

Дед, натянув штаны, послушно побрёл в наблюдательную. Ему по барабану было, где лежать. А Жанна Ивановна через пару минут открыла туалет – её желание самоутвердиться было удовлетворено. Популярно мнение, что Жаба после смерти попадёт в ад, и в аду туалет будет всё время закрыт.

Вообще она нередко выдаёт фразы, которые потом передаются из уст в уста. Например, такое.

– МОСКАЛЁВ, КУДА В ШЕСТУЮ? – негромко сказала Жаба принудчику, которого незадолго перевели в седьмую наблюдательную – ТВОЙ НОМЕР КВАРТИРЫ СЕМЬ!!!

Или:

– Я ТЕБЯ НА ЧЕТЫРЕ ВЯЗКИ ПРИЕБАШУ ТАК, ЧТО ТЫ МАТЬ РОДНУЮ ЗАБУДЕШЬ, ПОНЯЛ, СУКА? Я ТЕБЯ ПРИЕБАШУ К ЧЕРТЯМ СОБАЧЬИМ, УБЛЮДИНА!

Или:

– Я ТЕБЕ БУЛКИ ТАК ГАЛОПЕРИДОЛОМ НАШПИГУЮ, ЧТО ВСЯ ЖОПА ТРЕЩАТЬ БУДЕТ ОТ УКОЛОВ, СУКА!

Или самое горячее:

– Наташа, ну накорми меня, пожалуйста! Я же помогал палату убирать, – жалобно сказал санитарке один немолодой шизофреник.

– Всё уже съели давно, чем же мне тебя накормить?

– Ну хотя бы грудью! – в шутку произнёс тот.

Кто-то тихонько засмеялся. И тут как гром среди ясного неба послышался крик Жанны Ивановны:

– ТАК, КУЦЕНКО! ВОТ У ТЕБЯ ХУЙ МЕЖДУ НОГ ВИСИТ, НАГИБАЙСЯ И СОСИ!

Интересно, что бы про неё сказал Достоевский?

6. Седьмая палата. Леночка и Чуча

Седьмая палата – она же наблюдательная – настоящие сливки общества. Сюда кладут тех, за кем нужен глаз да глаз – наглухо отбитых психов, буйных, громких. Здесь круглосуточно стоит такая вонь, что сюда без необходимости не заходит даже персонал, и такой шум, что уснуть там без снотворного очень сложно. Здесь открыто предаются копрофагии, гомосексуализму и прочим не самым визуально приятным вещам – «Зелёный слоник» отдыхает.

Сразу слева от дверного проёма лежит Вареник. Жуткое зрелище: мужик такой толстый, что не может встать с кровати – последнее взвешивание показало 186 кг. Кушает и ходит в туалет прямо на месте, поэтому запах соответствующий. Говорит тоже редко, в основном воет и скулит.

– Уыыыыы! – плачет Вареник.

– Что случилось? – спрашивает добрая санитарка.

– Уыыыы!

Выть он может по поводу и без повода, но это не самое неприятное. Гораздо хуже то, что ходит он в туалет прямо под себя, и его приходится таскать вчетвером в душ – иногда по несколько раз в день. А ещё у него периодически случаются сильные приступы эпилепсии, и он теряет сознание – уже два раза его возили в реанимацию. А поднимать почти двухсоткилограммовую тушу на второй этаж по узкой лестнице – задача сложная даже для шестерых человек. Среди персонала часто можно услышать такие разговоры:

– Когда эта туша уже сдохнет?

– Ага, побыстрее бы…

Ждут этого также и больные, которым приходится таскать его в душ каждый день, а ещё больше – те больные, которым приходится менять его грязное белье.

Впрочем, есть тут люди поинтереснее.

Леночка.

Это тридцатилетний эпилептик с умственной отсталостью, считающий себя женщиной. На самом деле Леночку зовут Николаем, и фамилия у неё Чайкин. Но отзывается она на эту фамилию редко, и порой очень злится:

– Я не Коля Чайкин, я Елена Исинбаева! Выебите меня в пизду, я хочу забеременеть!

Но когда его зовут по фамилии на таблетки, он исправно ходит и не возражает. Тут уж ничего не поделать.