У Иртыша. Сборник рассказов в формате DOC

Вздохнул:

– Раньше для людей было как праздник – сходить в кино.

– Забавно. Очень забавно, – улыбнулся мужчина.

– Кстати, как уха? – спросил сват.

– Во! – Сказал мужчина, подняв большой палец. – Отличная уха!

– А я что говорил! – обрадовался сват. – Уха на берегу – мечта каждого рыбака! Нет вкуснее рыбы, которую сам поймал и сам приготовил.

– Я тронут. Очень тронут вашим гостеприимством, товарищи, но мне пора.

Сват потом еще долго сокрушался:

– Кому рассказать – не поверят!»

12. КНИГОЛЮБ

Как – то по весне выхожу из подьезда, а в дом вьезжает новый русский.

Подходит тут ко мне сосед, тоже пенсионер, Михаил Петрович. Поздоровался по ручке и говорит:

– Надо же, какие книги на мусорку выбрасывают: Куприна, Чехова, Лескова, Дюма, Золя… И не жалко…

– Не может быть? – удивился я.

– Я серьезно. Не веришь – сходи посмотри, – обиделся Петрович.

– Только что всю подписку Льва Толстого рабочие мимо пронесли.

Подошли мы с ним к мусорке. Смотрю, действительно, гора книг на земле. Тут же пластинки разбросаны: Утесов, Окуджава, Бернес…

Петрович наклонился и, взяв книгу, прочитал: Жюль Верн «Дети капитана Гранта».

«Надо же! Такая книга и лежит в пыли… " – обожгла меня обида.

***

Два дня спустя мне позвонил Михаил Петрович, попросил забежать, а заодно пообещал сюрприз… Зашел я через полчаса к нему, а он спрашивает:

– В Одессе приходилось бывать?

– Нет, – отвечаю.

– А я там служил на флоте. Со своей Машей там и познакомился.

Михаил Петрович широким жестом пригласил пройти в зал. Вид у него был взволнованный. Смотрю, книжные полки от пола до потолка. На антресолях расположились тома Пушкина в золотисто – оранжевом обрамлении. Я осторожно прикоснулся кончиками пальцев к разноцветным корешкам переплетов:

– Библиотека – то, Петрович, классная у тебя!

– Я книжки читаю, будто семечки грызу, – признался он.– Протираю их влажной тряпочкой каждую неделю, чтобы пыль не оседала.

На тумбочке я увидел старенький радиоприемник с проигрывателем.

– Узнаешь аппарат? – спрашивает Петрович.

– Как же! Радиола «Рекорд».

– Ну, так слушай, – пластинку ставит. – Песня про меня.

Сначала раздалось шипение, треск, а потом я узнал знакомый голос Утесова:

«Ты одессит, Мишка,

А это значит, что не страшны тебе

Ни горе, ни беда.

Ведь ты моряк, Мишка,

А моряки не плачут

И не теряют бодрость духа никогда,»

Смотрю, у соседа веко задергалось. Он, отвернувшись к окну, проговорил:

– Представляешь, сосед, у меня теперь аж четыре пластинки с песнями Утесова! Надо же а? Прямо не верится. Это же почти все его записи с 1930 года – подарочная коллекция.

Хитровато улыбнулся, подошел к книжному шкафу:

– Я всю подписку Льва Толстого давеча с мусорки притащил. Представляешь, позолоченные корешки! А что? При советской власти, бывало, всю ночь в очереди простоишь у магазина «Подписные издания», в списках надо было отмечаться.

– Самому приходилось стоять, – поддержал разговор я.

Михаил Петрович добавил:

– Капитализм пришел! Кто бы мог подумать, что жизнь так переменится?

Он горестно вздохнул:

– А беспокоиться причины были тогда: дождь пошел, ну я и давай их перетаскивать. Спасибо, Маша помогла.

– Будет тебе, – отмахнулась от него Мария Николаевна, – натащил макулатуры и радуется.

Она накинула на стол красивую скатерть.

– Не поверите? Он может часами говорить о книгах. Миша! Угости гостя чаем, а я пойду булочки из духовки достану.