Часа в три дня Емельяна разбудил стук в окно.
– Петрович? – удивился он, увидев председателя садоводческого кооператива. – Ты чего?
– Смотрю, никак, и днем, Емельян, дрыхнешь?
– Да притомился немного…
– Дача горит у Омки, Емельян! Вставай скорее…
Емельян выскочил на улицу, как ошпаренный. Тут же ощутил запах гари. Дул сильный ветер.
– Дай мне твой сотовый, – встретил его у калитки Петрович. – У меня аккумулятор сел пока с пожарной частью вел переговоры…
Добавил:
– Забирайся, Емельян, на сторожевую вышку и смотри оттуда. Как бы еще огонь на другие дачи не перекинулся. Я туда деда Егора уже послал.
Взобравшись на вышку Емельян поздоровался:
– Здравствуй, деда!
Дедок лет восьмидесяти стоял к Емельяну спиной, рассматривая сверху садовые участки в бинокль. Не обернувшись, спросил:
– А ты кто?
– Что не узнал меня, деда?
– Емельян, что ли? Здорово!
– Гляди, что деется. А отчего пожар – то?
– Да есть тут один «фрукт». Говорят, юрист по образованию… Вздумал с утра пал пустить, десять дач запылали. В голове – то у него, видать, мякина…
– Это уж точно, – согласился Емельян.
– Гляди! – дед дернул Емельяна за локоть, – пожарные в город возвращаются.
Сплюнул на землю и уселся на табуретку. Достал из кармана брюк платок и стал утирать лицо.
– Да, Емельян, в этот раз повезло, я думал, что сгорим все при таком ветрище… Ох во! Ну и погодка! Пекло!
Тяжело вздохнув, продолжил:
– В жизни ничего подобного не видел… С огнем шутки плохи!
Вдруг он осекся, хлопнул себя по лбу.
– Впрочем, нет, вру, Емельян. Было и пострашнее. Дело прошлое, в декабре сорок четвертого у нас случился пожар на ферме, ветер тоже сильный был. Я, пацаненок, на всю жизнь тот пожар запомнил. Жуть от жути! Мамка тогда ногу сильно повредила, но колхозный скот и часть сена все же удалось людям спасти.
Дед Егор закашлялся:
– Вечером прибежала мамкина сестра с почты и говорит:
«Егорша! Ваш папка ночью в эшелоне будет мимо проезжать, просил к железнодорожному разьезду подойти».
«Откуда знаешь?» – мамка спрашивает. Сама – вся перебинтованная, в кровати лежит.
«Один знакомый связист передал».
Мамка мне тут же говорит:
«Егорша! Ступай, сынок. Живо!»
– Об чем разговор? – закивал я головой и стал тут же собираться. А старшая сестренка Маня услышала разговор и пристала: возьми, Егорша, да возьми…
«Папка Маню сильно любит, – думаю, – надо ее обязательно взять. Увидит – обрадуется!»
Добирались до разьезда с Маней более двух часов, продрогли. Стоим, значит, на перроне. Тут на соседних путях остановился состав с подбитыми немецкими танками, видимо, на переплавку. Подходит тетенька в железнодорожной форме.
«Ой! Дед Мороз со Cнегурочкой! Откуда вы, дети?»
– Я, тетенька, сын танкиста, а это моя сестренка Маня. Мы папку встречаем. Честно рассказал ей все, как есть. Она оглянулась по сторонам и говорит:
«Папка – то где воюет?»
«В войсках 1-го Белорусского фронта. Танкист», – с гордостью отвечаю.
«Вот она – папкина работа!» – на разбитые немецкие танки показываю.
«Замерзли, небось? – она говорит. – Шутка ли, такой путь пешком проделать». Посмотрела на Маню.
«Девочка – то твоя единственная сестричка?» – спрашивает.
«Не – e! – отвечаю. – Три братика и три сестры еще дома с мамкой остались».
Дед Егор задумался, словно вспоминая что – то.
– Любопытно вот что: она нас не прогнала с перрона. Наоборот, тулуп даже вынесла. Набросила его на нас.
«И когда, наконец, эта проклятая война закончится? – говорит. – Никто не знает».
– Я знаю! – говорю ей.
«Откуда, мальчик?» – горько усмехнулась она.
– Папка в последнем письме с фронта написал, что им осталось два главных населенных пункта взять.
«Это какие?» – она спрашивает.