Теория поля

– Поговорить?

– Позвать?

Козырев задумался.

– Не знаю. Неожиданно. Я не готов, что я скажу ему?

– Это правильно. В том месте, где он сейчас обитает, все иначе. Вы все равно бы не сумели понять друг друга.

– Тогда что же?

– Строй новую жизнь. У тебя все получится, обрети веру в это. А у нее и сейчас все хорошо. Насколько это вообще возможно. Она нашла себя в дочери. Дочь у вас очень способная, ее ждет великое будущее. Мать будет при ней всю жизнь. И будет по-своему счастлива. Ведь Снежана – это все же частичка тебя.

– Еще вопрос. Скажи, то, что я делаю, это правильно?

– А разве ты что-то делаешь?

Голос был прав. Если Арсений что-то и делал, это было совсем не то, что следовало сейчас обсуждать. Тогда что же? Неизвестный собеседник удивительно точно уловил наиболее волнующие его вопросы.

– У меня многое не получается! Я знаю, что это возможно. Телекинез, левитация, телепатия, телепортация, в конце концов! Не здесь, во сне, а взаправду, наяву! Мне хочется все знать, что было и что будет. Хочется быть в нескольких местах одновременно. Почему я никак не могу добиться этого?

– Ты говоришь о сиддхах?

Удивительно, но Козыреву показалось, будто он уловил в голосе насмешку, даже иронию. Тем не менее он с энтузиазмом закивал головой в знак согласия:

– Да-да, именно! Сиддхи! Только не говори мне, что это ложная цель, что они даются в награду лишь достойным. Что надо желать совершенно иного. Все это я уже слышал! Меня интересует сугубо технический момент. С точки зрения физики, если я прав, а я уверен, что я прав, я давно уже должен был овладеть такими способностями! Почему же этого никак не происходит?

Неизвестный голос уже не пытался скрыть своего веселья.

– Вы, люди, удивительные создания. Не можете поверить даже в то, о чем твердо знаете.

Козырев проснулся. Все вокруг изменилось. Те же самые вещи и предметы обрели вдруг новое содержание, иной смысл. Пробуждаясь, он как будто бы по инерции, слишком разогнавшись, не только вернулся из сна в реальность, но и пошел дальше. Грезы нашего мира развеялись, он четко увидел его строение, ощутил все детали. Он будто бы очнулся от вечной спячки, в ходе которой не жил, а лишь существовал, подчиняясь нелепым, неизвестно кем придуманным, непонятно когда установленным правилам. Арсений проснулся наяву.

* * *

Он увидел все. Что и как происходило до сегодняшней минуты. Стоило только сконцентрироваться на каком-то событии или объекте, как он тут же расширялся, занимая собой все мысленное пространство, отображался в нем, будто в необычайно четком мониторе, и отображение это безоговорочно подчинялось любым командам разума.

Удивительно, но подобный доступ к практически неограниченной информации не создавал ни малейшего неудобства. Он справлялся с гигантскими информационными потоками запросто, будто всю жизнь этим только и занимался. Данные моментально фильтровались, полностью послушные его мыслям. Он выбирал тему, направление, затем сужал конус восприятия и мог спокойно опуститься до малейшей, даже самой незначительной детали.

Картинку, постоянно изменяющуюся в его голове, можно было легко отодвинуть и на удобном расстоянии просмотреть связи со всеми соседями. Сосредоточиться на каком-то одном, конкретном взаимодействии, изучить его со всех сторон, словно под микроскопом. Переместиться по причинам и следствиям в любом направлении, а затем, определившись со своим основным интересом, приблизить избранный объект, дабы уже проникнуть в его суть до самого основания.

Мир открыл перед ним свое истинное лицо и лицо это оказалось ужасным! События, произошедшие по всей планете всего за какую-то пару последних месяцев, пронеслись перед его глазами с поразительной четкостью, ясные до мельчайших подробностей. Пронеслись и повергли в состояние глубочайшего шока.

Вооруженное столкновение на Филиппинах: 19 погибших; серия терактов в Ираке: в совокупности 64 погибших, 33 раненых; авиакатастрофа в центре Мехико: 13 погибших, в том числе министр внутренних дел страны, 40 пострадавших, 30 сгоревших автомобилей; теракт во Владикавказе: 12 погибших, более 40 пострадавших; сразу две школы в течение одной недели обрушились на Гаити, более 100 погибших, более 200 раненых; трагедия при испытаниях на подводной лодке «Нерпа» в Комсомольске на Амуре: 20 погибших, 21 пострадавший; взрыв на шахте в Румынии: 12 погибших; еще одна серия терактов, теперь уже в Индии: 195 погибших; и снова теракты, теперь в Пакистане, 27 погибших; Израиль, падение в пропасть автобуса с туристам, 30 погибших; Москва, взрыв у метро «Пражская», 9 пострадавших. Гражданская война в Шри-Ланке, политический кризис в Таиланде, напряженность в отношениях между Индией и Пакистаном, беспорядки в Греции, военный переворот в Гвинеи, бомбардировки в секторе Газа, казалось, конца-края не будет бурному потоку этой страшной, ужасающей информации.

Но хуже всего то, что теперь он четко и определенно, с прозрачностью, не допускающей никаких двусмысленных вариантов толкования, видел подлинные движущие мотивы людей. Он видел все те нравственные, моральные предпосылки, которые стоили жизни всем этим несчастным. И мотивы эти часто, почти всегда, были настолько ничтожны, настолько несопоставимы с заплаченной за них ценой, что поражали, ужасали, шокировали. А истинным виновникам не было до того ни малейшего дела. Они ведь не могли даже проследить цепь логически связанных событий, приведших в итоге ко всем этим жутким катастрофам.

Видел он и другое. Почему именно эти люди погибли, что привело их к прекращению своего земного существования. Какая судьба была им уготовлена изначально, что из задуманного свершилось, а что так и осталось нереализованным. Кто оплакивает теперь их кончину и даже то, каким образом возможно было избежать трагедии. Ну, то есть, если, конечно, такое вообще было возможно.

Как так? Почему все это происходит? Ведь откровенных негодяев не так уж и много. И даже в каждом из них можно отыскать положительные черты. Никто изначально не стремится причинить боль ближнему своему. Каждый имеет родных людей, о которых заботится, которыми дорожит, без которых не мыслит своего существования. Любой с детства наслышан о добре и зле, об этих нерушимых, прописных истинах. Религия, семья, школа, общество. Непреложные нравственные законы. Но вот возникает пересечение интересов, конфликт, личная неприязнь, плавно перетекающая в ненависть. Эмоции, амбиции, страхи, страсти. Злоба, однажды возникшая, порождает новую злобу. И так по циклу, круг за кругом, все выше и выше поднимается градус напряженности по этой странной, круговой жизненной спирали.

Кто установил эти жестокие правила и почему земная, человеческая история развивается по этим необъяснимым, противоестественным законам? Кто записывает все эти ужасные кадры в программу акашапраны? Мы сами, и никто иной! Только мы сами выбираем для себя судьбу, стремясь удовлетворить сиюминутные интересы, желая схватить, урвать, подчинить, ибо не видим прямой причино-следственной связи между мыслью, поступком и конечным результатом. Знаем, но не верим. Считаем, что из малого не сложить большое. Раз за разом позволяем себе незначительные слабости, не подозревая, к чему они приводят в итоге в своей огромной массе.

Мы лишь зрители на этом жизненном спектакле. Марионетки, безвольно пляшущие на сцене по сюжету нами же написанного сценария. Именно наши мысли привели в конце концов к этому единственно возможному, оптимальному с точки зрения беспристрастной природы варианту развития событий. И что должен чувствовать наш Отец, Создатель, наблюдая с грустью во что мы превращаем Его прекрасное творенье. Наблюдать, будучи не в силах вмешаться, ибо самое важное, самое незыблемое, самое святое право каждого Его создания – свобода собственного выбора.

Что же мы делаем не так? Как нам быть? Ведь мы в своем многомиллиардном количестве – обычные, нормальные люди. Каждый со своими недостатками, но в целом хороший. Или миром правит кучка оголтелых подонков, непонятным образом захватившая власть? И что эта за кучка? В глазах Бога они такие же люди. Или Он любит их больше? Или они более счастливы? Сомнительно… Их мысли вносят ничуть ни больший вклад в программу акашапраны. Каждому свое, и судьба дана не случайно.

Так почему же мы несчастны, а если счастливы, то почему все время стремимся еще к чему-то? Почему не можем, не умеем просто наслаждаться жизнью? Сказать: «Я счастлив!» Воскликнуть: «Я люблю вас, люди! Мы все есть одно и то же, частички единого организма! Самостоятельные, но неделимые!»

Будет ли праведник счастлив? История показывает, что скорее нет, чем да. Скорее всего, он станет мучеником. Если это и счастье, то весьма специфичное. Очень, знаете ли, на любителя. Во всяком случае, здесь, в этом мире. Ну а что если все вокруг праведники? Это ли не рай? Это ли не нирвана?

Может быть, правы философы Востока, утверждающие, что мир и есть причина страданий? И что страдания – суть земной жизни. Всего-то и надо, что осознать это и прекратить бессмысленный цикл бесконечных перерождений. И если наша воплощенная душа под напором убедительных иллюзий не в состоянии осознать всю тщетность жалкого земного существования, то почему же она, находясь там, в ином мире, в котором все абсолютно ясно и очевидно, почему-то упорно стремится опять сюда, на Землю, в поисках чего-то несбыточного, призрачного.

А причина в том, что только здесь, в этом земном мире человек способен испытать настоящие, подлинные эмоции. Ощутить яркую, незабываемую игру страстей. Любить и страдать. Да, страдать, потому что только познав страдания, можно по достоинству оценить простые человеческие радости, понять и сполна насладиться всеми прелестями «поэтустороннего» существования. Хоть несколько мгновений, но побыть счастливым.

Счастье… И что вообще такое, это «счастье»? Абсолютно счастливому человеку не к чему стремится, он желает лишь одного: сохранить то, что имеет. Как достичь этого блаженного состояния, достичь для всех, ибо только тогда человечество сможет слиться в едином, общем порыве неземного, всепоглощающего экстаза.

Все эти рассуждения суетливым роем пронеслись в голове перерожденного, обновленного Арсения Козырева. И он определил для себя четкий, однозначный критерий: «Счастье возможно тогда и только тогда, когда человек сам считает себя счастливым!» Может, для этого достаточно обмануть себя? Нет, действительно, просто заставить себя поверить, что ты счастлив. Или научиться довольствоваться тем, что уже имеешь. Пожалуй, такое счастье будет выглядеть суррогатным. В полном соответствии со своим прагматичным, математическим складом ума он вывел иную формулу: «Счастье – это когда разуму удалось угадать, чего же на самом деле желает душа!» И он избрал путь достижения поставленной цели. Буддисты махаяны правы в одном: истинный просветленный должен стать ботхисаттвой, должен сознательно отказаться от достижения личной нирваны во благо всех живущих! Но они, по мнению вновь испеченного мессии, ошибаются в главном. Нельзя выиграть сражение, отказавшись от участия в нем! Можно спасти войско, можно избежать позора, сохранить жизнь. Но победить – никогда! Достичь счастья для каждого человека здесь, на Земле, и сейчас, во время этой, текущей жизни. Вот цель, достойная ботхисаттвы! Вот в чем истинный смысл его существования!

Ободренный новой, великой целью, ощущая все большую эйфорию от внезапно открывшихся перспектив, Арсений с увлечением погрузился в изучение нюансов прежних, прожитых лет своей жизни. И тут его тоже ожидало множество интересных сюрпризов.

Сюжетная линия минувших дней петляла весьма причудливым образом. Он допустил серьезную ошибку, неверно интерпретировав однажды, давным-давно, событие дикши. Его таинственный небесный покровитель вовсе не имел в виду возможность обучения у Мусы Бурхана. У данного варианта судьбы практически не было шансов осуществиться. Речь в туманном пророчестве, как оказалось, шла именно о выборе будущей специальности молодого выпускника средней школы. Ах, если бы он тогда услышал, понял предупреждение.

«Дикша определит судьбу. Душа свободна. Строго держись своего пути. Учитель укажет легкую дорогу. И имя тебе дано будет: «стирающий предначертанное».

«Учитель укажет легкую дорогу»… А вот что на самом деле было написано в том таинственном послании на санскрите:

Гуруху самкатам мааргам декшйати. Почему старый йогин избрал для перевода слова «самкатам» не самый точный и распространенный вариант «легкую»? Наверное, он все же не знал санскрита в совершенстве. Гораздо логичнее было использовать значение «опасную». «Учитель укажет опасную дорогу». И сразу меняется смысл всего сообщения!

Наивный, а ведь он всерьез думал, что сумел обмануть судьбу, отказавшись стать учеником Бурхана! При чем тут Муса? Разве его он всегда почитал как своего гуру? Ведь если бы он послушался тогда зова собственного сердца и избрал карьеру программиста, то не стал бы учеником Малахова! Не попал бы в необычную научную группу и не совершил бы всех тех опасных открытий, которые и привели его в итоге в текущую точку земного существования. Это был перекресток самых крупных дорог его жизненного пути. И, похоже, что тогда он сделал неверный выбор, свернул не туда.

На альтернативной дороге не было Вики, не было Платона. Была другая жена, была успешная карьера одного из самых известных ИТ-специалистов во всем мире. Работа в лучших зарубежных институтах и компаниях. Известность, почет, уважение, достаток. И главное, значительное преобладание положительных эмоций над отрицательными. Он и на том, несостоявшемся пути привнес в науку много новых, уникальных открытий и изобретений. Но там они были публичными, востребованными, и не представляли опасности для цивилизации в целом. Да и сам он был оценен по достоинству.

Он еще мог избежать рождения Платона, если бы выбрал не Вику, а Юлю. На этот раз он вполне точно разгадал суть судьбоносной подсказки. Разгадать-то разгадал, но избежать все равно не сумел. Что ж, по крайней мере он сделал осознанный выбор.

Начиная с этого момента любой из возможных сценариев неизбежно приводил к гибели их сына. Так уж случилось, что чудесному малышу было отпущено совсем немного времени на этом свете. Лишь две есть вещи, над которыми не властен ни один из живущих: рождение и смерть человека.

Следующие подсказки из-за пределов земного мира относились непосредственно к его научной работе. Интересно, сопровождал бы его небесный покровитель, выбери он ту, другую дорогу? Ответа на этот вопрос обнаружить не получалось.

Покончив с изучением прошлого, Арсений обратил свое всевидящее око в противоположную сторону. Теперь он видел и все то, что произойдет в будущем. Стоило только подумать, как картинка перед глазами, или, точнее сказать, где-то внутри головы молниеносно менялась. Но в отличие от дней минувших, менялась она слишком уж быстро. Настолько, что непривычное к столь высокому темпу сознание попросту не успевало отслеживать все эти многочисленные метаморфозы.

Будущее было живое. Оно напоминало кипящий, мутный кисель. Вязкий, бурлящий, вспенивающийся. Казалось, удалось ухватить, зафиксировать взглядом некое важное событие, как оно уже теряло четкие очертания, медленно растворялось в горячей окружающей массе бесследно. А на его месте возникали все новые и новые сценарии существования человечества.

Как получалось у провидцев что-то узреть в этом нечетком месиве, так и оставалось для Арсения загадкой. Вероятно, одно из состояний этой подвижной формы вдруг вспыхивало внутри возбужденного мозга экстрасенса. И он успевал разглядеть детали в на миг замерзшей картинке. А вязкий клейстер акашапраны тем временем расплывался, но иногда, повинуясь мириадам мыслей, собирался вновь, являя миру предсказанные события с той или иной, чаще довольно низкой, степенью вероятности.

Но в этом странном бушующем море нестабильности отчетливыми, яркими пятнами явственно выделялись где-то вдалеке незыблемые островки постоянства. Точки бифуркации, оплоты фатальной неизбежности. Какой дорогой не плыви, по каким волнам событий не путешествуй, в назначенный час любая из причинно-следственных последовательностей доставит тебя туда с абсолютной надежностью.

Мысленные путешествия по этим относительно небольшим опорам стабильности выходили довольно забавными. Как часто мы говорим себе: «никогда бы не подумал…», «если бы мне кто-то сказал тогда, я бы рассмеялся ему в лицо…». Таких примеров даже в недалеком будущем обнаружилось превеликое множество. Некоторые из них Арсений встречал дружелюбной улыбкой, иногда удивленно вскидывал брови, а порой шарахался прочь в порыве внезапного ужаса.