Расказаченные

На берегу стоял большой клен, уже распустив свои широкие листья. Вниз шел большой спуск. Река имела большую глубину у берега, а в самой середине мель.

– Ну, что, братушка, искупнемся?! – раздевшись догола, прыгнул в реку Степан.

– А то, – кричал Димка и следом бежал.

– Хороша водичка, холодненькая пошла, – кричал Степан. – Догоняй, а там покалякаем, – добавил братушка.

Доплыв до середки реки, они присели на мель, где воды было не более двух ладошек. Она была до того прозрачная, что просматривался белый песок, а мальков можно было ловить руками.

– Степан, что ты все загадками гутаришь? – младший Тишин был так же сложен, как брат: высокого роста, с широкими плечами, только белокурый, как матушка.

– Димка, ты готов умереть за белых?

– А кто ж не готов!

– Я не готов! – громко крикнул Степан, да так вгляделся ему в глаза, что аж скулы надулись.

– Ты что это, братушка, к красноперым засобирался?

– Никуда я не засобирался. Я не понимаю одного – зачем мы убиваем друг друга? Что красные, что белые: все одной нации, а живем на одной земле. За родной дом я готов умереть: за жену, за батю, мамку, сестру. А это что получается? – посмотрел он на Димку.

– Чаво? – с удивлением спросил Димка.

– А то, братушка, что нас используют, как валухов. А когда все утихнет, нашу землю зарас и поделят, – сказал Степан.

– Да неужто!

– А ты думал, идешь за страну кровь проливать али за семью? – спросил Степан. Димка замолчал и задумался, наклонив голову в колени, всматриваясь в донышко реки. – Скажи мне, Дмитрий, ежели ты Петра встретишь, махающего шашкой против себя, что сделаешь? – так с подковыркой спросил Степан.

– Не брехали казаки.

– То-то и оно, братушка. Не знаешь, что гутаришь. Объявили Краснова атаманом, полки собирают, а повсюду красные. А кто такие красные? Свои же. А сколько немцев и австрияков состоят на службе у казаков? Вчера мы с ними воевали, а сегодня плечом к плечу стоять будем? – спрашивал Степан у брата, но не дождавшись ответа, сам и отвечал: – С ними же против брата! Это что ж получается: казак с немцем идет против брата казака?

– Против большевика! – крикнул Димка.

– А большевик кто? Тот же казак, только названный теперь по-другому.

Братья долго вели беседу, и сложилось впечатление, что разные у них мнения о данном вопросе. Димка твердо стоял за белых, а Степан метался и не понимал, для чего эта война. Одно он точно понимал: это кровопролитие бессмысленно. Победит сильнейший, идейный, но пострадают люди.

***

К маю 1918 года сложилась такая ситуация, что власть переходила из рук в руки. Тогда же вышел знаменитый приказ № 1 Всевеликому Войску Донскому.

«Волею Круга Спасения Дона я избран на пост Донского Атамана с предоставлением мне полной власти во всем объеме. Объявляя при сем “Основные Законы Всевеликого Войска Донского”, предписываю всем ведомствам, учреждениям и всем вообще казакам и гражданам Войска Донского ими руководствоваться. В тяжелые дни общей государственной разрухи приходится мне вступать в управление Войском. Вчерашний внешний враг, австро-германцы, вошли в пределы войска для борьбы в союзе с нами, с бандами красногвардейцев и водворения на Дону полного порядка. Далеко не все Войско очищено от разбойников и темных сил, которые смущают простую душу казака. Враг разбит наружно, но остался внутри Войска, и борьба с ним стала еще более трудна, потому что он очень часто будет прикрываться личиной друга и вести тайную работу, растлевая умы и сердца казаков и граждан Войска.

Многие граждане развращены возможностью, бывшей при советских властях, безнаказанно убивать жителей, грабить имущество и самовольно захватывать земли. Впереди, если мы не успеем засеять хлеб и снять урожай, северные округа ожидает голод. Население исстрадалось недостатком продуктов первой необходимости, отсутствием денежных знаков и непомерной дороговизной. При этих условиях спасти Дон и вывести его на путь процветания возможно только при условии общей неуклонной и честной работы. Казаки и граждане! Я призываю вас к полному спокойствию в стране. Как ни тяжело для нашего казачьего сердца, я требую, чтобы все воздержались от каких бы то ни было выходок по отношению к германским войскам и смотрели бы на них так же, как на свои части.

Зная строгую дисциплину Германской армии, я уверен, что нам удастся сохранить хорошие отношении до тех пор, пока германцам придется оставаться у нас для охраны порядка и пока мы не создадим своей армии, которая сможет сама охранить личную безопасность и неприкосновенность гражданина без помощи иностранных частей. Нужно помнить, что победил нас не германский солдат, а победили наше невежество, темнота и та тяжелая болезнь, которая охватила все Войско и не только Войско, но и всю Россию. Казаки и граждане, нас спасет только общая работа. Пусть каждый станет на свое дело, большое и маленькое, какое бы то ни было, и поведет его с полной и несокрушимой силой, честно и добросовестно. Вы, хозяева своей земли, украшайте ее своей работой и трудами, а Бог благословит труды наши. Бросьте пустые разговоры и приступите к деловой работе. Каждый да найдет свое место и свое дело и примется за него немедленно и будет спокоен, что плодами его трудов никто не посмеет воспользоваться. А обо мне знайте, что для меня дороже всего честь, слава и процветание Всевеликого Войска Донского, выше которого для меня нет ничего. Моя присяга вам, казакам и гражданам, вам, доблестные спасители Родины, члены Круга Спасения Дона, служить интересам Войска честно и нелицемерно, не зная ни свойства, ни родства, не щадя ни здоровья, ни жизни. Об одном молю Бога, чтобы он помог мне нести тяжелый крест, который вы на меня возложили”. Далее в приказе перечислялись задачи каждому ведомству.

Петр Николаевич Краснов

За неполный год борьбы с большевиками Дон был разрушен основательно. Не функционировали органы государственной власти. Банки и кассы оказались опустошенными. Образовательные учреждения были превращены в казармы, читальни, библиотеки были разграблены. Храмы находились в унизительном состоянии, все было разрушено и вывезено.

Главное, на Дону царила настоящая анархия. Грабежи, кражи, разбои даже среди казаков, которые отличались воспитанием. Таковы были плоды новой власти, которая, придя к этой самой власти в октябре 1917 года, обещала совершенно другое отношение, особенно к крестьянскому населению.

***

Не успели Степан с Димкой выбраться на берег, как обнаружили Хлопушина, сидящего верхом на коне.

– А ты что тута забыл, Андрей Савельич? – спросил Степан.

– Афанасий Семенович за вами послал, – ответил Хлопушин. – Я сразу понял, что вы тута, на любимом берегу Ирины. Ведь ты у меня именно тута ее увел! – утвердительно заявил Андрей.

– Не увел, Андрей Савельич, а она сделала свой выбор! – ответил Степан, поднимая штаны и натягивая еще на мокрое тело. – Чего хотел? Гутарь, коли прискакал.

– Нельзя нам в Медведицкую, Степан Иванович. Там уже красные осели. Афанасий Семенович велел доложить, чтобы вы в Ново-Александровскую прибыли, да поскорее.

– Как же так! Только вчера был! Ах вы сукины красные! Кто такие? – спрашивал Степан.

– Мироновцы и сам Филипп Кузьмич! – сказал Хлопушин.

– Пошевеливайся, Димка! – кричал Степан, запрыгивая на коня. Димка бегал вокруг дерева и не мог найти сапог. – Ну, казак, догоняй!

Они мчались через степь в станицу, куда временно перебрались казаки. Медведицкая была занята красными, теми же казаками, которые перешли на сторону большевиков.

Погода менялась, и надвигалась черная туча, небо заволокло темной пленкой и прокапывался мелкий дождь.

– Ох и ливанет зараз! – кричал Димка, находившись по одну сторону с Хлопушиным, а Степан гнал впереди.

– А ты, Димка, дождя испужался? – засмеялся Хлопушин.

– Вроде здоровый казак, а глупой ты, Андрей. Чего ж его пужаться, – кричал Димка.

– А ты как оказался у дядьки? – дернув коня, немного затормозил Степан.

– Казаки решили меня гонцом отправить в станицу. Рано утром наткнулся на наших, там и был ваш дядька, он мне все рассказал да за вами послал, – сказал Хлопушин. – Не доверяешь, Степан Иванович? —

Доверяй, но проверяй, время зараз такое, – ответил Степан.

– И то правильно, Степан Иванович, ежели родной братушка предал, то от чужого чего хочешь ожидай, – опять подковырнул Хлопушин. Степан развернул коня, вытащил шашку и поднял ее над головой Андрея.

– Зарублю и не посмотрю, что мы с тобой в дружбе ходим.

Димка чуть с коня не свалился.

– Степан ты чего, ну, ляпнул дурак, – опасаясь, сказал Димка, а Хлопушин сидел с гордо поднятой головой и улыбался.

– Рубай, Степан Иванович! Только вся станица гутарит об этом, а давичи его видали у мироновцев с красной ленточкой на грудях, – кричал Хлопушин. Степан молча засунул шашку обратно и развернул коня.