Расказаченные

– Пойдём, батя! Не наше дело тут топтаться.

– Ванька, ты б горилки прихватил, чтобы не слишком нам думать об родах, – пробурчал самый старший Тишин.

– Тебе лишь бы хлебануть, всегда повод найдёшь, – бурчал Иван Тимофеевич.

– Правду гутаришь, батя, без горилки не обойдёмся, – однако добавил он.

Тишин усадил отца на лавочке, а сам побежал в подвальчик неподалёку, откуда вытащил бутыль горилки.

– Машка! Хлебу нам принеси и солью посыпь! – крикнул Иван Тимофеевич.

– Удивительное это событие. Пятерых Варвара рожала, и каждого ждал, как первого, волнуюсь – сил моих нет. Теперь внуков жду, а чувства прежние, – сказал Иван Тимофеевич, разливая горилку.

– Это в тебе родственная душа играет, – сказал Тимофей Аристархович и потянулся за стаканом.

– А-а-а, батя, тебе только одно: выпить да бельтюки закатить, – пробурчал Иван Тимофеевич, но сам также потянулся за стаканом горилки.

На пороге появилась Машка, держа в руках хлеб, испечённый в печи, лук и соль. Подбежала и положила на пенёк рядом со стариками.

– Ну, что там с Иринкой? – поинтересовался батя.

– Кричит да стонет! ? ответила Машка.

Возле заборчика появилась Варвара Семёновна, позади нее быстрым шагом шла повитуха из соседнего база. Звали её Раиса Кузьминична.

– Кузьминична, ты береги мне внука и дочку, – крикнул Иван Тимофеевич, откусывая головку лука.

– Не учи, дед! – проворчала повитуха и направилась внутрь.

Машка побежала следом, а казаки остались на улице. Ожидание было долгим, почти пятичасовым. Уже давно стемнело. Дедушка заснул на лавочке, только прислонился к стенке сарайчика. Иван Тимофеевич накинул на него зипун, чтобы тот не застудился, а сам бегал вдоль база, но не решался зайти в курень. На пороге появилась Машка.

– Папаня! Ты истопку справил?

– Ой, дурак старый! Совсем варка моя дурная стала, – пробурчал Иван Тимофеевич и побежал топить баню.

***

Особо строгие элементы запретов встречаются на Дону в родильной обрядности, связанной с матерью и ребенком. Эти запреты имеют цели обережные и предупреждающие. 

Беременной запрещалось садиться на пустое ведро, иначе может случиться выкидыш. Запрет основан на сравнении пустого ведра и пустого чрева. Нельзя переступать через коромысло, «при родах ребенок поперек пойдет»; здесь кривая линия коромысла наводит на мысль об отрицательном воздействии на женщину. 

Запрещалось перешагивать беременной через лежащие поперёк палку, дрова или дерево. Это могло привести к неправильному расположению плода при родах. Если по неосторожности она все же их переступила, должна тут же шагнуть назад. 

Часто содержание и смысл запретов построены на логической взаимосвязи: «беременной нельзя стричь волосы, её жизнь и счастье ребенка укорачиваются». Волосы символизируют сохранение силы и энергии человека, являются сакральной частью тела, а длина волос сравнивается с длиной жизни, счастья. Именно поэтому, по рассказам станичников, «волосы никогда не выбрасывали в мусор и не сжигали, а собирали в наволочку, которую после смерти клали в гроб».

«Тяжелым», так называли в старину беременных женщин, запрещалось прясть шерсть и вязать, иначе «пупок замотается на шею ребенка». Вязание, пряжа и нитки ассоциируются с путаницей, беспорядком. Жизненные, бытовые ситуации фольклоризируются и приобретают символический смысл. 

Запрещалось беременным обижать живность – кошек, собак, так как боялись проклятия животных, отчего ребенок мог родиться больным, а то и инвалидом. Из пожелания долгой жизни ребёнку широко распространился совет-запрет – «нерожденному дитю нельзя заранее покупать одежду». 

Эти обряды сопровождали появление ребенка на свет, символизировали его принятие в семью и общину, помогали очиститься, защититься от влияния недобрых сил. 

Следует отметить, что большое количество предрассудков и суеверий связано с действиями, направленными на рождение сына, поскольку в среде донцов это имело особую ценность. На свет рождался казак, продолжатель рода, будущий воин и владелец земельного пая. «Казачьему роду – нет переводу!» – гордо говорили казаки, имевшие сыновей. С этой целью над кроватью донцы вешали ружье и саблю, а также нередко вместо подушки клали седло или под подушку подкладывали счастливую пулю. Казачки стойко претерпевали эти неудобства ради появления на свет наследника. 

Когда женщина готовилась рожать, то в доме отворяли все двери. Родившегося младенца тщательно берегли от «сглазу» (от недоброго взгляда, наведения порчи и т. п.).

Чтобы уберечь ребенка от сглаза и порчи, мать не должна была до сорока дней выносить его на улицу, показывать чужим людям. В народе говорили: «Новорожденного до сорока дней нельзя никому показывать, а то сглазят». В этот промежуток времени мать и дитя живут между двух миров (тем светом и этим).

Многие запреты направлены на сохранение здоровья ребенка: «младенец не должен смотреть в зеркала, потому что он может, испугавшись, долго не разговаривать, стать заикой или немым», «нельзя ударять ребенка метлой, а не то он заболеет». 

В некоторых запретах отражается символ пустоты: «нельзя качать пустую колыбель, а то ребенок будет плаксивым», «не качай пустую колыбель, а то черта качаешь».

Не разрешалось смотреть на спящего в люльке младенца со стороны изголовья. Выстиранную одежду ребенка нельзя оставлять сушиться на ночь на улице, не то ребенок станет калекой. 

У изголовья младенца до совершения над ним таинства крещения горела восковая свеча – для защиты от злого духа. Во время обряда крещения в купель бросали шарик из воска с волосами малыша: потонет шарик – ребенок умрет, будет плавать – проживет долго. 

Крестные отец и мать незаконнорожденного малютки обязательно при крещении перевязывали себя уздою, поскольку она символизировала некую нравственную силу. Вероятно, такая перевязь должна была уберечь ребенка в будущем от неблаговидных поступков, а его крестных родителей защитить от «дурного» влияния роженицы и божьего гнева за участие в акте крещения внебрачного дитя. 

Для сохранения новорожденного в пятницу не заваривали в доме квас – не то, как считали казаки, дьявол будет купать в нем малыша. Матери запрещалось ругать своего ребенка непотребными (неприличными) словами и проклинать, иначе он обратится в «нечистого» и исчезнет.

У низовых казаков существовал обычай «размывания руки» – выражение повитухе благодарности за благополучный исход при разрешении от бремени, через шесть недель после родов. Ей дарили платок, а она этим платком вытирала руки. Тем самым, видимо, подчеркивались окончательное «вхождение в жизнь» младенца, «легкость» руки, благородство помыслов повитухи, смывание ею греха первородности. 

Новорожденного стремились как можно скорее окрестить, так как боялись, что дитя может подменить дьявол. Поверие о подмене младенца известно и среди местных народов Кавказа. Как правило, ребенкустарались дать имя бабки или деда. В кумовья выбирали уважаемых соседей или родственников. Существовал обычай: если в семье до этого умирали дети, то в кумовья приглашали первых встречных.

Так завершается первый этап очищения. Только после этого все жители дома могли вздохнуть спокойно и не волноваться за свое будущее.

Следом наступает второй этап очищения младенца и матери. Заключается он в мытье матери и ребенка в бане. Мать с ребенком оказывалась в бане спустя несколько часов после родов, где женщина-повитуха совершала обряд очищения.

Начинали всегда с ребенка. Прежде чем вымыть тело младенца, повитуха обильно поливала камни водой, чтобы пар заполнил всю парилку. Это делали, чтобы тело стало мягким: пар был нужен для размягчения. Затем новорожденного клали на банный веник и приступали к «массажу» (в народе это называли «растягиванием»). Повитуха разминала руки и ноги, голову, уши и нос ребенка, считая, что таким образом она придаст телу нужные формы и исправит любые родовые дефекты. Такой массаж улучшал кровообращение, помогал суставам приобрести гибкость, а коже – эластичность.

Родившая женщина по поверью считалась заново рожденной. Роль повитухи – ускорить процесс «рождения» женщины и очистить новорожденного. Банный обряд повторялся ежедневно в течение недели (иногда дольше).

За обрядом очищения следует церковный обряд крещения. Некрещеный ребенок вызывал у людей страх, его запрещали целовать, разговаривать с ним, надевать на него вещи (ребенок всегда был в пеленках). В некоторых селах России даже запрещали матери называть его по имени. Младенец считался бесполым существом, его не причисляли к семье, в которой он родился.

Родители тщательно выбирали крестных для своего дитя, так как те считались духовными наставниками. Чаще всего крестными становились родственники – они не откажутся от крестника, будут всегда заботиться о нем, воспитывать, обучать. Самое интересное, что крестным (или крестной) могли становиться и дети от шести лет, и старики, но предпочтение отдавалось людям одного возраста с родителями. Отказаться от роли крестного было невозможно, это считалось кровной обидой для родителей.

Перед самым таинством ребенок находился на руках у повитухи, которая передавала его крестному отцу. Крестная мать готовила купель для обряда. Как ни странно, воду в купель наливали прямо из колодца, ни в коем случае не грели ее и не добавляли теплой воды. Верили, что, опуская ребенка в ледяную воду (даже зимой), придают ему большую стойкость к болезням. Если во время крещения свечи в руках родственников дымили и горели плохо, считалось, что ребенок будет часто болеть или вообще скоро умрет, если же пламя было ярким – жизнь у него будет долгой.

После завершения обряда священник передавал младенца крестным родителям: если мальчик – то крестной матери, если девочка – то крестному отцу, которые и несли ребенка в дом. После этого младенец становился полноправным членом семьи. На следующий день после крещения в дом родителей приходили родственники, друзья и близкие. Устраивали застолье, первые тосты всегда произносили за здоровье ребенка, его родителей и повитухи, принимавшей роды.

В казачьих семьях большую роль играла женщина, которая вела домашнее хозяйство, заботилась о стариках, воспитывала младшее поколение. Рождение 5—7 детей в казачьей семье было обычным явлением. Некоторые женщины рожали по 15—17 раз. Казаки любили детей и рады были рождению и мальчика, и девочки. Но мальчику радовались больше: помимо традиционного интереса к рождению сына – продолжателя рода, сюда примешивались чисто практические интересы – на будущего казака, воина община выдавала наделы земли.

Новорожденному все родные и друзья отца приносили в дар ружье, патроны, порох, пули, лук и стрелы. Эти подарки развешивались на стене, у которой лежала родительница с младенцем.

По истечении сорока дней ребенка несли в церковь для «получения молитвы». По возвращении из церкви отец дома надевал на дитя портупею от шашки, сажал на коня и потом возвращал сына матери, поздравляя ее с казаком. Первыми словами малютки были «но» и «пу» – понукать лошадь и стрелять.

Сможем ли мы сохранить и передать дальше народные традиции и обряды? Да. Но только в том случае, если осознаем утраченные ценности жизненно необходимыми в будущем. Именно народные обычаи выражают душу народа, украшают её жизнь, придают ей неповторимость, укрепляют связь поколений.

***