Балтийское море – это огромный, разумеется, по местным понятиям, «котел», вокруг которого когда-то расселились полтора десятка племен, народов, народностей, этносов. Тогда еще не было четких границ, и каждый выбирал себе место у котла соответственно своей силе или отсутствию оной, а места не все одинаковы. Наиболее ценными были те, по которым к котлу доставлялись разного рода товары. Поэтому путь «из варяг в греки», а он проходил в том числе и по Неве, и мимо острова Котлин, считался особенно лакомым кусочком.
Торговля всегда оставалась одним из самых прибыльных занятий. Предприимчивые ганзейские купцы поняли это одними из первых. Еще в XII в. пять германских городов во главе с Любеком составили знаменитый торговый Ганзейский союз. Определенные успехи в кораблестроении и навигации сделали морской путь экономически более выгодным, чем сухопутный. Правда, и здесь, как и на суше, следовало делать скидку на разбойников, то есть пиратов. Да еще стихия забирала свои проценты с товара, не брезгуя и людьми. И все-таки именно морской и речной пути стали наиболее перспективными. А если купец был еще и немножко поэтом, то путешествие с товаром за прибылью становилось для него к тому же романтическим приключением, до которых так охочи мужчины во все времена.
Новгород, «владея ключом главных торговых путей, идущих с востока и юга, получил на европейских рынках особенно важное значение». Сами ганзейцы, которые в 1195 г. заключили договор с Новгородом о взаимной торговле и свободном мореплавании по Балтийскому морю, «признавали Новгородскую контору источником, из которого произошли все прочие конторы»[15 - Шелов А.В. Исторический очерк крепости Кронштадт. Кронштадт, 1904. С. 2.]. Однако опасному конкуренту в лице Швеции очень хотелось захватить устье Невы, чтобы контролировать прохождение купеческих кораблей, пополняя процентами свой карман.
Поэтому восточная часть Балтийского моря имела важнейшее значение для развития торговли, и это подтверждалось постоянными стычками конкурентов, иногда весьма кровопролитными.
Новгород оказался в непростой ситуации, к XI в. его данниками были племена, жившие на южном и северном берегах Балтийского моря, но немецкие миссионеры, повнимательней ознакомившись с этими землями, решили отвоевать себе более широкое место у «котла». В 1158 г. началась военно-церковная колонизация южного берега Балтики. В 1201-м на уже отвоеванных немецкими войсками у Новгорода землях образовалась Ливония, а в ней – орден Меченосцев. Они продвигались на восток по южному берегу Балтики, захватывая значительные территории. В результате граница между Ливонским орденом и Новгородом проходила по реке Нарове, Чудскому озеру, реке Великой. Таким образом, новгородские земли значительно сократились.
На северном берегу Балтики у Новгорода тоже нашлись враги. В 1157 г. шведы двинулись на земли племен «суми» и «еми», данников Новгорода. Проходили они и дальше, в 1164-м, например, сильный шведский флот прошел Неву, вышел в Ладожское озеро и осадил город Ладогу. Но ладожане хотя и оказались застигнуты врасплох, не потеряли присутствия духа: они зажгли свои дома в предместьях и засели в крепости, отправив гонца в Новгород с просьбой о помощи. Шведы двинулись на приступ, который был отбит, а вскоре подоспела и подмога во главе с князем Святославом и ударила по неприятелю с такой силой, что «из 55 шнек, составлявших неприятельский флот, 43 были взяты, и только на остальных 12 судах весьма немногие из шведов, большей частью израненные, спаслись от смерти или плена, чтобы свидетельствовать на родине о совершенной неудаче этого первого опыта их борьбы с русскими»[16 - Гиппинг А.И. Нева и Ниеншанц. СПб., 2003. С. 64.].
Новгородцы отвечали не менее активными походами на шведские территории Финляндии и даже на саму Швецию. Так, в 1187 г. была взята и сожжена шведская столица Сигтуне. После этого ее перенесли на новое место, дав ей название Стокгольм.
В начале XIII в. Швеция снова повела наступления на новгородские земли, но первая попытка оказалась неудачной. В 1240 г. шведский флот во главе с ярлом Биргером вошел в Неву, и 15 июля, в воскресенье, близ впадения реки Ижоры в Неву состоялась знаменитая битва. В ней новгородская дружина под предводительством князя Александра Ярославича наголову разгромила шведов, попытавшихся захватить устье Невы и город Ладогу, овладеть знаменитым и прибыльным путем «из варяг в греки». Этой победе предшествовало явление первых русских святых, князей Бориса и Глеба, убитых еще в 1015 г. окаянным Святополком. Их увидел новгородский боярин Пелгусий, находившийся в заставе на западной оконечности острова Хирвисаари (ныне – Васильевский). Борис и Глеб были одеты в торжественные «червленые» одежды, а гребцы их носада (новгородской лодьи) – в одежды, «акы в молнию». Святые Борис и Глеб шли на помощь новгородским дружинам, на помощь князю Александру[17 - Семенцов С.В. Развитие Приневья и Приладожья в VIII–XVII вв. – основа создания Санкт-Петербурга и всей Санкт-Петербургской агломерации // Елагинские чтения. Вып. 2. СПб., 2006. С. 17.].
Менее чем через два года, 5 апреля 1242-го, Александр во главе русского войска разбил и немцев на льду Чудского озера в битве, названной Ледовым побоищем.
Молодой князь, предводитель русских воинов, после этой битвы получит почетное прозвище: «Потомство прозвало Александра Невским, а церковь причислила к лику святых за благочестивую жизнь и мужественные труды, поднятые на защиту веры и отечества. Нетленные мощи его, покоящиеся во Владимире, Петр Великий перенес на берега Невы, где под охранением их святыни процвела юная столица России, и с того времени название Невского вдвойне приличествует святому ратоборцу»[18 - Гиппинг А.И. Нева и Ниеншанц. С. 77.]. Молодой князь после битвы будто бы произнесет знаменитую фразу: «Кто к нам с мечом придет – от меча и погибнет». Так по крайней мере она звучала из уст Николая Черкасова, игравшего главную роль в знаменитом фильме «Александр Невский». Эти слова оказались пророческими.
Еще один договор с Ганзой Новгород заключил в 1262 г. Согласно ему, новгородцы принимали на себя ответственность за охрану торговых судов от острова Кетлингена до Новгорода. Это стало первым письменным упоминанием названия острова в международных актах – Кетлинг, или Котлин[19 - Крестьянинов В.Я. Кронштадт. Крепость, город, порт. СПб., 2014. С. 5.].
В 1295 г. шведы основали крепость Выборг, а во время похода 1299–1300 гг. в Приневье начали строить в устье Охты крепость Ландскрону («Венец земли»). Но весной 1301 г. новгородские войска князя Андрея Александровича сожгли эту недостроенную крепость. Шведы же в начале XIV в. не прекращали попыток взять город Ладогу и даже дойти до устья Свири. К началу 1320-х гг. они полностью захватили бывшие новгородские земли гораздо восточнее древней новгородско-шведской границы, и Новгороду пришлось заключить в 1323 г. Ореховецкий мирный договор, по которому новгородско-шведская граница переносилась на сотни километров на восток и устанавливалась по реке Сестре.
Таким образом, за XII – начало XIV в. наступления шведских войск по северному берегу Финского залива, немецких, датских и шведских войск по южному берегу залива привели к значительному сокращению земель, подчиненных Новгороду. Неимоверными усилиями новгородцам удалось отстоять лишь небольшую полосу территории, центральной осью которой оставался древний торговый путь «из варяг в греки», закрепив, таким образом, право свободного прохода русских торговых судов из Невы в море. Границами этого новгородского выхода к Балтийскому морю стали река Нарова – Чудское озеро – река Великая на западе, река Сестра— река Сая – река Вуокса – озеро Сайма на востоке.
Но во второй половине XIII в. Русь была значительно ослаблена татаро-монгольским нашествием, и иноземные купцы стали посредниками морской торговли. В XIV–XVI вв. шведы неоднократно ходили в походы в Карелию и Ингрию, разумеется, каждый раз проходя мимо острова Ретусаари и иногда высаживаясь на нем, чтобы размять ноги и разнообразить свое обеденное меню дичью, обитавшей здесь в изобилии.
В 1575 г. на Сестре-реке Швеция и Россия заключили очередное перемирие на два года. Причем русские добились того, что для переговоров шведы прибыли на нашу сторону реки. Несмотря на это, в начале 1578 г. шведские отряды вновь вторглись на русскую территорию и горя причинили очень много: «резали женщин, детей, старцев, монахов, жгли селения и грабили монастыри и деревни так, что сам король молил Бога отвратить от него и государства справедливую кару свою за такое бесчеловечие». Вскоре главнокомандующим шведских войск стал уроженец Франции Понтус де ла Гарди. В 1580 г. он выдвинулся с главными силами к границе с целью захвата российской Карелии и Ингерманландии. Шведам удалось взять крепость Корелу, которую тут же переименовали в Кексгольм. Затем и всю Ингерманландию захватили шведские войска.
Река Сестра, оказавшись в шведских владениях, стала границей между Выборгским и Нотебургским ленами. Отторгнутую часть бывшей Водской пятины Великого Новгорода шведы именовали Ингерманландией или Ингрией. Существует легенда, согласно которой это название восходит к 1019 г., когда первый крещеный король Швеции Олаф выдал свою дочь Ингигерду (в крещении Анна) замуж за новгородского князя Ярослава Мудрого. В приданое Ингигерда получила Ладогу и Ладожскую волость, где проживало прибалтийско-финское население, на языке которого ее шведское имя звучало несколько иначе, почему эти земли постепенно и стали называть Инкеринмаа (или Инкери), что в переводе на русский язык и означало – «земли Ингигерды». В русском варианте это слово получило другое звучание – «ижора». Шведские завоеватели, не утруждавшие себя изучением местных языков, добавили к непонятному для них слову «Инкеринмаа» шведское «ланд» – земля. В результате появилось громоздкое «Ингерманланд», в котором слово «земля» повторяется дважды – в финском и шведском вариантах. Позднее к этой конструкции добавилось русское окончание «ия», которое также означает «земля».
Западная граница Ингерманландии проходила по реке Нарове, восточная – по реке Лава, южная – по реке Луга и с севера обозначалась рекой Сестрой. За Сестрой начиналась Карелия.
Война с Ливонским орденом, начатая в 1583 г., ознаменовалась взятием Нарвы, но Швеция вновь появилась на арене, заменив прекративший свое существование Ливонский орден. Шведские войска захватили ряд русских крепостей на западе, заставив тем самым Россию в 1583 г. подписать Плюсское перемирие, по которому Россия уступила Швеции часть западной Ингерманландии.
Но по договору, заключенному 18 мая 1595 г. в Тявзине (район Нарвы), эти земли вернулись России. Береговая пограничная черта к северу от устья реки Сестры осталась почти такой же, как была зафиксирована Ореховским договором, а к югу от нее граница направилась поперек Финского залива, проходя через середину острова Ретусаари (Котлин). Таким образом, Россия лишилась возможности создать укрепления на этом важном острове. Договор, кроме того, ограничивал русскую торговлю: с иностранными купцами разрешалось торговать только в Ревеле (Таллин) и Выборге.
Но шведам этого оказалось мало – им требовалась надежная крепость на Неве, и уже в 1611 г. при впадении реки Охты в Неву имелось укрепление, в котором помещалось 500 человек войска. Именно здесь через некоторое время появится город Ниен (Нюен).
Россия, истощенная Смутным временем, 17 февраля 1617 г. заключила Столбовский договор, по которому царь Михаил Федорович отказался за себя и за потомство от земли Ижорской. Что это означало для Швеции, понятно из речи короля Густава II Адольфа, произнесенной на сейме 1617 г.: «Одно из величайших благ, дарованных Богом Швеции, заключается в том, что русские, с которыми мы издавна были в сомнительных отношениях, отныне должны отказаться от того захолустья, из которого так часто беспокоили нас. Русские – опасные соседи. Теперь без нашего позволения русские не могут выслать ни даже одной лодки в Балтийское море… Теперь у русских отнят доступ к Балтийскому морю, и, надеюсь, не так легко будет им перешагнуть эту преграду»[20 - Шелов А.В. Исторический очерк крепости Кронштадт. С. 4.].
В России хорошо сознавали важность этой потери, и в 1656 г. царь Алексей Михайлович решил занять все побережье Финского залива от Невы до Риги и, кроме того, берега Ладоги. Для этого были сформированы четыре отряда, одновременно направившиеся по четырем разным направлениям. Отряду воеводы и стольника П.И. Потемкина следовало «идти на Свейский рубеж на Варяжское море». Ему «дано было 1000 человек и в том числе, на случай морских экспедиций, были кормщики и отправленные из Москвы 510 донских казаков как опытные и бывалые моряки»[21 - Там же.]. Воевода вступил в Ингрию, сжег Канцы и обложил Орешек, простояв под ним до осени. Однако до этого, 22 июля, Потемкин успел сделать морской набег. Ходил он «с ратными людьми судами на море, и у Котлина-острова с немецкими людьми был бой, и милостию Божиею и Пречистые Богородицы помощию и всех святых молитвами… у Котлина-острова полукорабль взял, и немецких людей побили, и языка поймал, начального человека капитана Ирека Далсфира, 8 человек солдат и наряд (т. е. пушки. – Л. А.) и знамена поймали, а на Котлине-острове латышане деревни высекли и пожгли»[22 - Цит. по: Крестьянинов В.Я. Кронштадт. С. 6.]. Из этого следует, что Котлин населен был, видимо, давно, хоть и весьма незначительно. И шведы опорного пункта здесь не имели, что несколько удивительно для опытных шведских военачальников.
Закрепиться в устье Невы отряду Потемкина не удалось – для этого требовались более серьезные силы. Осенью шведские войска снова заняли оба берега реки и Ладожское озеро. В 1661 г. заключен Кардисский мир, согласно которому устье Невы и Котлин оставались за Швецией.
После Столбовского мира 1617 г. сюда стали прибывать финны, которым наводнения, видимо, были нипочем. В результате на острове Хирвисаари (ныне – Васильевский) в конце XVIII в. находилось десять крестьянских хозяйств, а на взморье стояли лоцманский домик и, разумеется, кабак.
Наличие же лоцманского домика говорит не только о сложности прохождения Невского бара, но и о том, что у лоцмана была работа, раз он постоянно жил в этом домике рядом с кабаком.
Тем временем Ниен активно развивался. Под началом инженера С.Г. Хельмфельта здесь построили, по европейским фортификационным правилам того времени, 5-бастионную с двумя равелинами[23 - Равелин – треугольное сооружение впереди крепостного рва, служащее для поддержки огнем атакованных бастионов.] цитадель Ниеншанц. Ее бастионы получили названия Гельмфельтов, Мельничный, Старый, Мертвый и Карлов, а равелины назывались Большой и Малый.
По планам конца XVII в., Ниен располагался по обоим берегам речки Чернавки (притока Охты), напротив Ниеншанца, а также севернее, вдоль берега Невы. Ниен включал 66 прямоугольных кварталов городской застройки. В городе размещались шведский кафедральный собор, немецкая церковь, старая и новая ратуши, шведская школа при соборе, таможня, бараки для солдат, склады и сараи для хранения припасов. Центр города украшали три площади – площадь вокруг шведского собора со зданием школы, площадь вокруг немецкой церкви, главная городская площадь с ратушею и таможней. Из города к Ниеншанцу вел через Охту подъемный мост, а через Чернавку установили несколько постоянных мостов. От Ниеншанца и устья Охты к противоположному берегу Невы, где издавна находилось село Спасское с православной церковью Спаса Преображения, был устроен перевоз.
30 мая 1681 г. Ниен подвергся страшному опустошению пожаром, от которого удалось спасти лишь четвертую часть всех строений. После этого жилая застройка с церквями и городскими площадями окончательно закрепилась на правом берегу Охты. Спешные восстановительные работы велись на рубеже XVII–XVIII вв., и потребовалось усиление крепости, для чего было разработано несколько проектов кардинальной перестройки фортификационных сооружений, вплоть до срытия существовавшей пятибастионной цитадели и ее кронверка и замены на новую, шестибастионную крепость с равелинами.
Крепостные валы «никуда не годились», а укрепления находились в незаконченном состоянии, но, по мнению шведского инженера Дальберга, город обладал стратегическим значением как торговый центр. Население его составляли шведы, финны, русские и немцы, прибывшие из самых отдаленных областей, поэтому Ниен не нуждался в мощных укреплениях. Но поскольку русские всегда будут настойчиво стремиться «осуществить свое вековое желание и закрепиться в Восточных провинциях», то шведам было важно сохранить Ниен как сильную позицию к западу от Ладоги.
Но и эти работы не были осуществлены. Весной 1703 г. русские войска подойдут к Ниеншанцу, и его время закончится.
Глава II
Кронштадт в XVIII в.
Петр I и начало Северной войны
Рассуждения о роли личности в истории отложим в сторону, поскольку историю творят личности, именно личности.
Петр Алексеевич Романов стал Петром Великим не случайно. Случайность – это неосознанная необходимость. Россия двигалась в тупик, и была необходима очень сильная личность, способная перевести засыпанную трухой заржавленную стрелку на новый путь. О царе-преобразователе написано множество трудов, поэтому в данном случае следует ограничиться следующим. Петр в силу объективных причин осознанно позиционировал себя как настоящего лидера, вождя – учителем, мастером, который личным примером показывает, как надо работать и жить. Поэтому сам промерял фарватер, сам указывал, как строить гавани, как вооружать форты… Он не сомневался в своей уверенности и понимании того, что хорошо, что плохо, «что полезно, что вредно». Поэтому и поощрял щедро и наказывал жестоко, а случалось, и сам исполнял приговор.
При этом, будучи в личной жизни весьма скромным и непритязательным, не любившим публичных славословий, в памятные дни празднования победы над шведами осенью 1721 г. он не отказался от титулов «Великий» и «Отец Отечества». Таким он себя и считал.
Петр I. Гравюра с портрета К. Моора. 1718 г.
И вот царь Петр I явился «решителем» вековых споров за Неву, Карелию и Ингрию. Как уже упоминалось, после заключения договоров в Столбове и Кардисе русские лишились столь необходимого им водного пути. Наш товарообмен сильно «стеснялся» у Нарвы и Ниена, где ввозная пошлина зачастую поднималась настолько, что сделки русских торговцев становились убыточными. Например, в 1688–1689 гг. через Ниеншанц с огромными затруднениями пропустили груз, среди которого находились лекарства, выписанные для личных надобностей Петра I и его брата Иоанна[24 - Бородкин М. История Финляндии. СПб., 1900. С. 17.].
Россия не могла расти и развиваться, не открыв себе путей для торговли. Этим путем стало Балтийское море. Не зря Петр I говорил, что шведы на севере, а турки на юге «со всем светом нам коммуникацию пресекли».
В 1699 г. в Москву прибыло шведское посольство с сообщением о вступлении на престол Карла XII. В октябре царь принял посольство с большой торжественностью, но во время аудиенции напомнил, что комендант Риги генерал Даль-берг не допустил его, под именем Петра Михайлова, осмотреть крепость. Поведение Дальберга Петр I в свое время отметил в протоколе и приберегал его как предлог к войне, но пока обходился крайне радушно со шведским представителем в Москве Книперкроном, чтобы развеять его беспокойство и скрыть свои подготовительные действия.
В июле 1700 г. наш посол в Швеции, князь А.Я. Хилков, заявил Карлу XII о непременном желании Петра I получить Нарву или другой приморский пункт на Финском заливе. Карл отказал. Узнав об этом ответе, Петр сказал: «Возьму силою, чего добром получить не мог». 19 августа 1700 г. была объявлена война Швеции «за многие их свейские неправды и нашим царского величества подданным за учиненные обиды, наипаче за главное безчиние, учиненное нашим царского величества великим и полномочным послам в Риге в прошлом 1697 г., которое касалось самой нашей царского величества персоны».
Новая война стала не только борьбой за выход к Балтийскому морю – от успеха в этой войне зависело положение великой Российской державы в Северной Европе.
Однако первая проба сил под Нарвой закончилась неудачей. Армия разбита, артиллерия потеряна. Лучше других оценил Нарвское дело сам Петр: «И так шведы над нашим войском викторию получили, что есть безспорно, но надлежит разуметь, над каким войском оную учинили, ибо только один старый полк Лефортовский был; два полка гвардии только были в двух атаках у Азова, полевых боев, а наипаче с регулярными войсками, никогда не видали прочие полки […] единым словом сказать, все то дело яко младенческое играние было: а искусства ниже вида; то какое удивление такому старому, обученному и практикованному войску над таким и неискусными сыскать викторию»[25 - Бородкин М. История Финляндии. СПб., 1900. С. 30.].
Пришлось все начинать сначала, и после нарвского несчастья работа закипела с удвоенной энергией. Северную границу спешно привели в оборонительное состояние. В кратчайшие сроки реорганизовали и восстановили армию, началось ее перевооружение, для чего потребовались даже перелить на пушки церковные колокола. Началось создание российского военного флота. В 1703 г. на верфи Лодейного Поля спустили на воду 6 фрегатов.
15 июня 1702 г. Петр Апраксин выслал на соймах и баркасах отряд в 400 человек под командованием подполковника Островского для «разорения» селений на Кексгольмском берегу – это первая военная экспедиция петровских частей по Ладожскому озеру. Около устья реки Ворона отряд Островского встретил небольшую военную эскадру шведов под командованием вице-адмирала Гедеона фон Нумерса. Большая часть шведской команды занималась на берегу грабежом русских деревень. Островский атаковал шведов. Полная неожиданность атаки привела шведов в замешательство, Нумере поднял паруса и поспешно отступил.
В августе 1702 г. полковник Иван Тыртов, согласно донесению П. Апраксина, «ходил на Ладожское озеро „плавным караваном“ для промыслу и имел на озере бой со шведскими шхунами, которые отступили к Орешкову»[26 - Бородкин М. История Финляндии. СПб., 1900. С. 44.]. 27 августа отряд И. Тыртова в 1000 человек на 30 карбасах в полный штиль атаковал парусную эскадру вице-адмирала Нумерса, стоявшую на якоре близ Кексгольма. Русским удалось сжечь две шхуны, одну потопить, а две взять в плен и «уменьшить отряд адмирала на 300 человек». К сожалению, сам И. Тыртов в этом бою был убит шведской пулей.
Эскадра Нумерса ушла по Неве в Финский залив, а затем в Выборг. Таким образом, Ладожское озеро оказалось в почти полном распоряжении русских. Овладев в 1702 г. крепостью Нотебург, Петр переименовал ее в Шлиссельбург (Ключ-город), видимо, для того, чтобы показать важность этого завоевания. А уже 25 апреля 1703 г. русские войска начали осаду Ниеншанца. Заняв внешние укрепления, возведенные в предыдущем году генералом Крониортом, осадные батареи 30 апреля начали обстрел крепости. Комендант, не видя возможности защищаться, решил сдаться «на капитуляцию».
Теперь следовало поквитаться с Нарвой. Весной 1704 г. русские вновь двинулись на запад. Нарву защищал тот же комендант – генерал Горн. Осада города началась 27 июня, а 9 августа, после непрерывной 10-дневной бомбардировки, русские войска «при личном участии Петра» пошли на штурм. Штурмовавшие ворвались в город с севера, со стороны самых мощных бастионов «Виктория» и «Хонор». Когда ожесточение боя дошло до предела и исход его стал очевиден, только тогда Горн приказал дать сигнал к сдаче и, по свидетельству очевидца, «сам кулаком в барабан бил». На крепостном валу сам Горн тоже попал в плен. По преданию, озлобленный за пролитую солдатскую кровь Петр I кричал на Горна: «Глупец! Ты предвидел все ужасы приступа, знал, что не можешь удержаться и бесполезно подверг невинных граждан ярости неприятеля»[27 - Мариинский (Бестужев) А. Поездка в Ревель // Русские повести и рассказы. Ч. 6. М., 1834. С. 123. Там же упоминается о том, что Петр лично убил одного своего солдата, особенного зверствовавшего в захваченной крепости.].
Но еще за год до этого, 16 мая 1703-го, на Заячьем острове состоялась закладка Петропавловской крепости и началось строительство будущей столицы. Первые укрепления крепости построили очень быстро – в четыре летних месяца. Тысячи людей были заняты на строительстве крепости и возведении домов. Землю на валы носили не только в рогожных мешках, но даже в «полах своей одежды».
На взморье в это время покачивались на волнах корабли эскадры Нумерса, а у реки Сестры стоял отряд генерала Крониорта, который, как значилось в первых русских «Ведомостях», укреплял Карелию и Финляндию. Но эти обстоятельства не смущали Петра I. Вся Европа удивилась столь отважному предприятию – ведь русский царь начал строительство нового города в то самое время, когда, казалось, «настоящая война имеет одна занять все его попечение».