Солнечная дорожка

Степь оренбургская встречала
настоем крепким ковыля.
Нам, как могли, здесь помогали,
чтоб жизнь не началась с нуля.

Я помню ветхую времянку
бесплатно дали казаки,
лохмотья, старую лежанку,
что любит только кизяки.

Я помню ветры и метели,
в фуфайке длинной я иду…
Изголодавшись часто ели
очистки от картошки, лебеду.

Трудилась мать и в зной и в стужу.
За труд – колхозный трудодень.
Надежда только грела душу,
ждала она заветный день.

Ждала все время беззаветно
желанный от него сигнал.
Письмо пришло под вечер летний.
На бланке – "без вести пропал".

И сжалась грудь тревожно, больно,
комок подкрался к горлу, там застыв.
Надежда слабая теплела осторожно.
– Не верю. Жив он, жив.

А утром на работу рано,
и так три года, каждый день…
мы ждали голос Левитана,
названия свободных деревень.

И день пришел. Нас провожали.
Родным нам стал колхоз степной.
Крестьяне, что могли собрали.
Ура! Мы ехали домой.

….

Нас Белорусь руинами встречала,
родной поселок было не узнать,
где хата дедова стояла,
там воронья кружилась рать.

Мой дед – читатель древней Торы,
мудрец, любивший всех людей,
не знал тогда, что очень скоро
убит он будет как еврей.

Старик, ремесленник известный,
любимец был округи всей,
доверчивый, порядочный и честный
он не стыдился, что еврей.

В колонне скорбной оглянулся
мой дед на свой родимый кров.
Уверен, что всевышний содрогнулся,
когда живых бросали в ров.

Присела мать у старых вишен.
Печален шум был их ветвей.
Казалось ей, что она слышит:
– Родная, береги детей.

В райкоме маме сообщили:
– Нет, не безвестно муж пропал,
в бою его враги пленили,
пытали зверски, он молчал.

А утром, привязав к машине
с табличкой "в немцев он стрелял",
отца тащили к красной глине,
но он, истерзанный, молчал.

Так говорили очевидцы —
крестьяне местных деревень.
Были наказаны убийцы,
пришел он тот заветный день.

Райком тогда принял решенье —
героев вместе схоронить,
родных собрав на погребенье,
могилу братскую открыть.

Останки мужа мать узнала,
стараясь громко не рыдать.
В тот день она седою стала
в свои неполных тридцать пять.

Как жить без денег и без крова,
одна надежда – на людей.
– Родной, тебя я слышу снова,
ты верь, я сберегу детей.

Давно Победа отгремела,
в историю ушла война.
Мы выросли и сами поседели