Гибель буревестника

– Сусликов жрать?

– Ну и дурак, прости меня господи, они ж питаются зерном. Чистейшее мясо.

Пантелей остановил машину, сделал несколько шагов по ковылистой степи. Свист продолжался. Метрах в двадцати заметил нору, оттуда высовывалась рыжеволосая голова зверька. Далее – целый городок нор.

– Семка, с меня сто, нет, двести граммов. Привезу в следующий раз. Людей как обманешь?

– Легко. Пустим слух, что у нас есть кроликоферма.

– Добро! Ложь во имя спасения. Вдруг раскусят?

– Откуда у них на западе суслики? Да и под фашистом они наголодались. Сапоги будут жрать.

На отделении полный разгром: окна выбиты, полы вывернуты, двери валяются по всему двору.

– Семен! Завтра привезу на полуторке пиломатериал, плотника, проволоку под силки, – пообещал председатель.

– Не забудь двести граммов, лучше бутылку.

– С катушек съедешь.

– С них я давно съехал.

Дома Пантелей вызвал к себе Егора.

– Чем сейчас занимаешься?

– Трактор отремонтировал, другим парням помогаю.

– Егор, у меня к тебе ответственное поручение. На четвертое отделение приедут переселенцы. Твоя задача – отремонтировать все здания. Работать день и ночь. Сейчас грузи полуторку, вот список, и в путь. Здесь также мука, макароны, немного картофеля и лука.

– На этих харчах далеко не уедешь.

– Наловите сусликов. Шкурки снимите вдали от поселка, чтоб переселенцы не видели.

– Ты говоришь во множественном числе.

– Тебе поможет Семка. Прошу о его местонахождении – никому ни слова. Убьют!

Егор ухмыльнулся:

– Он давно наказан. Его теперича никто пальцем не тронет.

Председатель насторожился:

– Чего еще учудили?

– Дай слово о гробовом молчании.

– Ну, наверное, даю.

– Месяц назад мужики нашли пенсионера-хирурга. Где – не скажу. Отвезли ему муки и Семку. Последнего напоили и… хирург его оскопил.

Глаза Пантелея расширились.

– Отрезали что ли?

– Почти. С той минуты он как мужик не мужик.

– Ну и звери вы.

– Он-то что натворил – полдеревни рыжих бесенят бегает, все его. За своих баб и поквитались.

Председатель расхохотался:

– Семка демографию поднял. Ладно, ближе к делу. Через неделю появлюсь, чтоб бараки блистали готовностью.

Он достал из стола бутылку водки:

– Передай Семке. И не дури. Я обещал.

Егор сглотнул слюну:

– Я сто граммов себе налью?

– Но не больше.

В субботу прибыли переселенцы из западных областей. Пантелей, увидев их, прикусил язык. Мрак! Четыре старика, две непонятные бабы и куча ребятишек.

– Кто старший?

Вперед вышел крепкий, с сиплым голосом дед:

– Я. Кличут Корнеем Ивановичем.

– Знакомь со своим воинством.

– Я бывший красноармеец, воевал в Гражданскую с Колчаком. Родил четверых сыновей. Все пропали на фронте. Жена умерла. Жить негде, фашист пожег все деревни. Трое стариков, Сергей, Никандр и Григорий – бывшие колхозники. Они, как и я, остались без детей и имущества. Пацанята – наши внуки. Диковатые они. При фашистах занимались подаяниями, воровством. Видишь мальчишку без руки? Димка украл у фрица продукты, тот отрубил ему ручонку. Благо, в селе жил доктор – он и спас ребенка.

С женщинами сложнее. Верка – молчунья, молодая, красивая, на самом деле – урод.

– Кто, кто? – удивился Пантелей.

– Гестаповцы решили, что она партизанка. Пытали хуже, чем в Средние века. Девку изувечили, отрезали уши и язык. С тех пор замкнулась, людей сторонится. Но работящая.

А вот Анка – бывшая партизанка. Огонь девка. Убили, гады, ее мужика, ребенка. С той поры она закрылась сама в себе.

Пантелей вогнал в себя ужас, который услышал, распорядился: