Леший

Леший
Леонид Кириллович Иванов

Сибириада
Сборник повестей и рассказов Леонида Иванова продолжает лучшие традиции деревенской прозы. «Леший» (деревенские этюды) – дань простым деревенским жителям, которые в оторванном болотами и тайгой от цивилизации лесном урочище Кьянда, где нет ни электричества, ни радио, живут своим трудом и лесными дарами, верят в народные приметы и хозяина леса, любят, женятся, заводят детей, творят добро и беззлобно разыгрывают соседей. «Резервация» – повесть о покинутых в умирающих деревнях стариках, которые часто оказываются никому не нужны. О них вспоминают лишь накануне предстоящих выборов, ради очередного пиар-хода. Современной, брошенной на произвол судьбы деревне и её последним жителям посвящены и включённые в книгу рассказы.

Леонид Кириллович Иванов

Леший

© Иванов Л.К., 2020

© ООО «Издательство «Вече», 2020

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

Леший

Глава 1. Конфуз

Леший проснулся от первых же звуков гимна. Радио давно стало его будильником, хотя, если требовалось, он без всякой побудки поднимался задолго до начала вещания. Но в этот раз торопиться было некуда, и он, было, поморщился, но досаду тут же сменил восторг. Его «браток» стоял, как много лет назад.

«Вот ведь, патриот грёбаный», – с радостной улыбкой подумал мужик, вспомнив давно прочитанное в каком-то журнале, что в Соединённых Штатах все слушают гимн стоя. Видимо, его несколько лет дремавший «крантик», что служил только для облегчения мочевого пузыря, тоже решил последовать американскому примеру. В восторге от давно забытого ощущения Леший воспрял духом и моментально составил коварный план.

Он, ещё не вставая с постели, продумал всё до самых мелочей.

Поскольку его вспомнивший былое состояние «браток», согласно заморскому правилу, так браво отреагировал на слова: «Могучая воля, великая слава – Твое достоянье на все времена!», то Анемподист и надумал подгадать так, чтобы как раз к этому моменту завалить Нинку на свою постель.

Лешему на ту пору шла уже вторая половина восьмого десятка, но был он крепок телом и духом, а в таком состоянии, известно, бес нет-нет да и торкнется в ребро и наведёт на грешные мысли. Собственно, они всегда беспардонно бродили в голове Лешего, но, когда ранним утром проснулся от шевеления в паху, сразу подумал про Нинку. Эта молодая бабёнка жила одна на самой окраине деревни, была хороша собой, учила в городе повзрослевшую дочь и страдала без мужика. Её малахольный супруг лет пятнадцать назад подался куда-то на сибирские стройки в поисках больших денег, да так больше дома и не появлялся.

То ли сгинул где, то ли другую нашёл. А в деревне, знамо дело, с сильным полом совсем слабо стало. Многие по пьянке на тот свет отправились, а большинство оставшихся содержимым стакана интересовались куда чаще, чем осатаневшими от сексуальной голодухи бабами. Вот и задумал Леший, может, в последний раз в своей жизни покобелировать.

Нинку он встретил на следующее утро на околице в половине шестого, когда под бойкий перестук палочек по самодельному барабану, сделанному из широкой еловой доски, следом за пастухом стадо вышло из выгона и отправилось в ближайший лесок, где густо росла молодая и сочная трава.

– Пойдём, соседушка, чаю с травками попьём, – пригласил Леший женщину. Та обернулась на уходящих коров и повернула по тропинке в гости. Истосковавшись по мужику, она не больно-то и противилась, когда хозяин сразу за порогом обнял её за талию и повёл к своей кровати с пуховым матрасом, на который, казалось, и не взобраться без подставленной табуретки. Но сила у Лешего ещё была! Он подхватил соседку одной рукой под мышку, другой взялся под коленками и махом уложил на пышное своё ложе.

– Да погодь ты, нетерпеливый, – пыталась почему-то шёпотом поумерить его пыл Нинка, – дай хоть трусы-то сниму.

Но мужик, оглаживая мясистые ляжки гостьи, уже сам задрал её юбку и стал стягивать надетые после вчерашней бани обтягивающие тело трикотажные трусы. Делал он это медленно, специально растягивая время, чтобы в розеточном радио заиграл Российский гимн. И вот уже полилась торжественная музыка, но то ли «браток» не был таким уж великим патриотом, то ли из-за многолетней невостребованности не поверил, что вдруг сгодился в деле, а признаков жизни так до самого окончания гимна и не проявил.

Леший стыдливо отвернулся и еле слышно вымолвил:

– Ты уж это, прости меня, Нинка! Видно, отгулял я своё… А ведь, треклятый, вчера утром, как молодой, стоял.

– Да не кручинься ты, Анемподист Кенсоринович, и с молодыми такое случается. Мой-то и в тридцать лет не больно сноровист бывал. А ты у нас мужик ещё хоть куда! Может, просто обстановка не та, может, понервничал… Да ты вечерком-то заходи, не стесняйся.

Слезла с перины, погладила оконфузившегося мужика по плечу и вышла за дверь.

Леший потом долго сидел на лавке у стола, уперевшись подбородком в ладони, обдумывая что-то только ему известное. Затем потряс головой, встал, снял с гвоздя ружьё, нацепил патронташ и пошёл в лес в сопровождении своего охочего до таких прогулок пса.

Больше ни самого Лешего, ни его верного Буяна никто не видел.

Глава 2. Биография

Ушёл Леший в лес и как в воду канул. Это с ним и раньше часто так бывало, что пропадал на несколько дней по своим егерским делам, но когда Анемподист не появился и к концу недели, люди начали волноваться.

Поспрошали у Льва Николаевича, но и новый председатель ничего не знал. Потом кто-то вспомнил, что последний раз Леший на людях показывался, когда выгоняли коров и когда Нинка шла по утрянке к его дому.

Баба не отнекивалась, мол, и вправду, заходила к Анемподисту Кенсориновичу на несколько минут по хозяйской надобности, но сразу же ушла, что он сулился зайти к ней вечером – с ремонтом стайки подсобить, но не показывался ни в этот день, ни на следующий. Она, было, толкнулась к нему, но у ворот стояла прислонённая к двери палка – знак, что хозяина нет дома. А поскольку не было и его верного Буяна, знатьё, или на линию ушли вместе, или в район отправился.

Искать Лешего начали через неделю, когда выяснилось, что и его районные власти про своего связиста ничего не знают. Походили мужики по ближнему лесу, покричали, из ружей постреляли, но откликалось им только гулкое эхо, да и то быстро тонуло в чаще. Ни ответного крика, ни собачьего лая.

И стали люди вспоминать всё, что связывало их с Анемподистом. Ефросинья, всего на несколько годков постарше, даже про детские годы помнила, будто было это не далее как на той неделе. Она-то и сказывала, что Лешим называли его все в глаза и за глаза с самого детства. Может, потому, что настоящее имя было очень уж мудрёное – Анемподист Кенсоринович.

Говорят, отец его в двадцатых годах слыл самым образованным в волости, боролся с безграмотностью, работал председателем волостного совета, много читал, и в какой-то привезённой из города книжке попалось ему на глаза это вроде бы и русское, но уж больно заковыристое имя. А как только родился у них с комсомольской заводилой Настёной первенец, Кенсорин назвал его Аником, то есть Анемподистом, поясняя, что в переводе с греческого, а русские имена, мол, в основном произошли от еврейских, греческих да латинских, это значит «свободный», «неустрашимый».

– Ну, учудил Кенсорин, – судачили бабы, у которых, в силу их полной безграмотности, выговорить непривычное имя язык не поворачивался. Когда Аник подрос и стал играть с деревенскими ребятами в звери-охотники, оказался настолько быстроногим да шустрым, что поймать его не было никакой возможности даже у более рослых. Вот тогда будто бы кто-то и ляпнул, что он, как леший, неуловим. А ведь известно, что у детей прилепится, так уж надолго. К Анемподисту прилепилось навсегда.

Но с пацанами Леший играл мало. В основном в лесу пропадал. И зимой, и летом. Что уж там делал, чем занимался, так никто и не догадывался. Но в доме у них всегда был приварок, а клюква, брусника и морошка хранились ушатами аж до нового лета. И все стараниями юного Лешего.

Учёба ему давалась тяжело. И хоть видел Кенсорин своего сына большим человеком, ум парня был сложен так, что книжные чужие знания пролетали мимо сознания. Семилетку кое-как вытянул с божьей да отцовской помощью и при большом уважении к родителям со стороны учителей, но дальше учиться сам Аник не хотел, и в школе не советовали. Мол, зачем дитя, не способное к постижению науки, даром мучить. Так и остался сын в колхозе под батькиным присмотром до самого призыва.

Решил Кенсорин, что возьмут сына в Красную Армию, послужит положенный срок, за ум возьмётся, а там видно будет, чем его занять, по какой стезе направить.

Глава 3. Проводы

Девок Аник боялся. Уже больше месяца. С того самого вечера, когда осрамился на всю свою оставшуюся жизнь. Было это на Спасов день. Собрался народ из всех окрестных деревень на кладбище помянуть своих родных, что ушли в мир иной. Родственники устраивались на краю могилок, стелили полотенца и выкладывали почти обязательный для такого случая рыбный пирог, маринованные грибы, свежие пупырчатые огурцы, ягодники или творожники, торжественно ставили бутылку водки или загодя приготовленную и хорошо выходившую брагу, стограммовые гранёные стопки и поминали предков. Те, кто пришёл пораньше, посидев положенное время у могил своих родителей, шли помянуть более дальних родственников, потом возвращались на место, принимали гостей сами.

Поминки эти по давней традиции от истошных, пробирающих до глубины души причитаний по недавно умершим постепенно превращались в весёлое гуляние на краю погоста. Нет-нет да и раздавались звуки громкоголосой гармони, постепенно удаляющейся по сосновой аллее в сторону деревни.

Вслед за хромкой уходила очередная ватага собравшихся в гости к кому-то из жителей Неумоевки или Дьяконовки, Мишино или Носово. Ещё на кладбище приметил Аник одну незнакомую красивую девушку с длинными косами. Находилась она всё время вместе с Нюшкой из Носово, верно, в гости приехала из отстоящих далеко за лесами да болотами Новосело или Костомы. Увидел незнакомку и под вечер в клубе не сводил с неё глаз и был несказанно поражён, когда она пригласила его партнёром на ланчик, этакий местный вариант кадрили, сопровождаемой задорными тут же сочинёнными частушками.

Когда оторопь во время залихватской пляски в ланчике прошла, Аник и стал девушку кадрить. Оказалось, что она действительно из Костомы, в гостях у Нюшки, которой приходится двоюродной сестрой, что её отпустили только на два дня, и потому завтра после обеда уже должна отправиться домой, прошагав больше двадцати верст по труднопроходимому болоту, поскольку в понедельник надо успеть на ферму к утренней дойке.

Из клуба Аник уже под утро, когда после тёмной августовской ночи вот-вот должен был забрезжить рассвет, пошёл провожать девушек в Носово. По дороге заскочил домой, захватил ружьё. Увидев это, верный Буян сначала уселся у калитки, нетерпеливо помахивая хвостом, а потом весело побежал немного впереди, то и дело оглядываясь, чтобы определить, куда направляется охотник.

Идти решили напрямки лесом. Обычно тут ходили редко, потому что преодолеть с километр топкого болота можно было только в сапогах, но в тот год лето стояло сухое, и лесной тропинкой можно было сократить дорогу почти вдвое. У Аника от выпитой в гостях, видно, не добродившей бражки сильно пучило живот, и он стал мучительно соображать, как бы под благовидным предлогом отклониться от тропинки в заросли и «стравить давление». Но девчата настолько живо обсуждали вечеринку в клубе, что он всё никак не решался прервать их разговор. А терпеть уже не было никаких сил.

И тут, на счастье, на одной из сосен, завидев прохожих, картаво подала голос ворона. Сидела она так далеко, что дробь не могла долететь и половины расстояния, но Анику нужно было выстрелить, чтобы под шумок пустить газу. Он взвёл оба курка, и как только почувствовал, что готов, нажал на оба спусковых крючка. Но в штанах произошло неожиданное. Вместо заглушаемой выстрелами канонады раздалось предательское булькание, и по ногам потекло. Аник пулей сорвался с места, будто стремясь налету схватить спешно снявшуюся с вершины дерева ворону, и, отбежав за кусты, снял одежду, тщательно обтёрся верхней чистой частью обгаженных подштанников, натянул брюки и побежал догонять девушек.

Едва они отошли метров сто, как обернувшаяся Нюшка вдруг воскликнула: «Ой! А что это у Буяна?»

Аник оглянулся и обомлел. Его верный Буян тащил за штанину спрятанный под кустом позор. Подбежал, положил подштанники к ногам хозяина, сел, покручивая кончиком хвоста и ожидая похвалы за хозяйственность. Девчата расхохотались во весь голос, пугая ещё дремавшую лесную живность, а Аник сломя голову бросился бежать в обратную сторону.

Ничего не понимающий Буян ухватился за край подштанников и большими прыжками рванул вслед за хозяином.

С тех пор Аник в клубе не появлялся и вообще стал сторониться людей, хотя о том позорном провожании, похоже, так никто в деревне и не узнал. Но он постоянно боялся, что рано или поздно Нюшка кому-то расскажет о нерадивом ухажёре.