Леший

– Вот, жениться надумал. Пойдёшь за меня?

Женщины к этому были давно готовы, потому что Олёху в женихи Марине прочили всю осень, мол, негоже это молодой такой да справной одной вековать. Ну и что, что ребятишек много? Сладишь с ними, так они лаской-то своей и твоё сердце одинокое отогреют. А там, даст Бог, и своих ещё нарожаете. И постепенно Марина да и матушка её от таких разговоров стали всё больше и больше склоняться в пользу этого варианта.

– Ежели согласна, – подытожил Олёха своё немногословное предложение, – дак завтра и в сельсовет пойдём, распишемся честь по чести.

– Ты это, парень, погоди торопиться-то, – урезонила его Авдотья. – Ишь, скорый какой! Расписаться он побежал! Мы вон с мужем моим почти тридцать лет прожили на разных фамилиях, а душа в душу ладили, никто слова худого не слыхивал. Сельсовет никуда не денется, ежели на лад жисть-то пойдёт. Вот вы сначала вмистях поживите, пока с троицей, а ежели сладится всё, опосля и остальных домой заберёте. Не годно это при живом батьке ребятишкам в детском доме мыкаться у чужих-то людей. Благословила бы я вас, как меня в своё время моя маменька, да и Марина некрещёная, и иконы в доме нету. Так что живите с Богом! Мир вам да любовь!

Обратно Олёха шёл своим привычным широким шагом с небольшой котомкой в руке. Не успевая шагать по накатанной дороге рядом, следом, гордо выпятив грудь, семенила Марина.

– Вот, девки, я вам новую мамку привёл, – зайдя в дом, отец выставил впереди себя новую жену.

– Ой, тётя Марина, ты правда теперь нашей мамой будешь? – обрадовалась старшая, Люська. А две младших сразу же выскочили из-за стола и ухватили гостью своими тонкими ручонками.

Начиналась семейная идиллия. Но продолжалась она недолго. Нет, и с девчонками у Марины всё сразу сладилось, и она готова была уже ехать в детский дом за малышами, и в доме порядок быстро навела, отскоблила грязь, постирала и выгладила бельё, корова её с первого же дня за хозяйку признала, а вот супружеские обязанности тяготили не в мочь. Проживший столько времени бобылём, Олёха истосковался по бабе и сходу взял такой темп, что не привычная к постельным делам Марина к концу первой недели запросила пощады, а потом и ультиматум выставила, мол, не может она столько выносить. Наутро к корове идёт, ноги нараскорячку, и всё тело болит. А Олёха и хотел бы молодую поберечь, да сила необузданная прёт, и никак он аппетиты свои умерить не может. И Марина ударилась в бега.

Среди ночи после очередного изматывающего нападения, когда натешившийся Олёха заснул, она тихонечко выбралась из-под одеяла, платья свои в котомку запихала да задворками из деревни и выбралась. Поле чуть не бегом перебежала, дома на расспросы Авдотьи долго рассказывать ничего не хотела, а потом и созналась, что не в состоянии она выдержать Олёхину мужскую силу.

После этого рейтинг Олёхи среди мужиков, то и дело прикалывавшихся по поводу его …лды, которая, не зря в народе говорят, соотносится с размером не только носа, но и обуви, авторитет злостного … баря стал непререкаемым. Но если мужики стали относиться к этому качеству своего земляка с большим уважением, то среди баб число потенциальных кандидаток на замужество сразу же сошло на нет.

Следующую жену нашёл Олёха в Костоме, куда слава про него ещё не докатилась. Тося трижды побывала замужем, всё неудачно. О неудачах этих никто особо не распространялся, и потому на Кьянде-то и подавно ничего про те замужества не знали.

Олёха честно рассказал, что жена померла, что есть шестеро ребятишек, девки живут дома, а трёх пацанов пока пришлось сдать в детский дом. Не утаил ничего и про себя, что, бывает, выпивает, как все, что пьяному лучше не перечить, а то и оплеуху огрести можно, что рыбачит, зимой, опять же, как все мужики, на охоту ходит, так что рыба и мясо в доме есть всегда.

Ну, Тося подумала маленько и согласилась. Своих детей ни с одним из мужей Бог не дал сподобить, так хоть чужих на ноги поставить поможет. Дело было в субботу, как раз баня топилась, а коли замуж согласилась, так и в баню пошли вместе. А что таиться-то, не молодые, чай, скрывать нечего.

Когда Олёха в предбаннике разделся, Тося немало удивилась, и в низу живота заныло, то ли со страху, то ли от проснувшегося желания. Ночь выдержала с достоинством, хоть и пришлось постонать от боли и удовольствия, а в обед на почтовой лошади молодые уже катили на Кьянду строить семейную жизнь.

И опять девчонки новую маму приняли радостно – отец всё время при делах, а им, сердечным, материнской любви хочется, прижаться ласково, чтобы по голове погладили, похвалили за что-нибудь. Тося их сразу же, как родных, признала, тут же душу свою распахнула и оттаяла, уже за вечерним чаем видела, как заберут они остальных, как большой дружной семьёй будут собираться вокруг стола, как самый маленький, который ещё и говорить не умеет, мамой её назовёт. Даже слезу непрошеную смахнула.

– А ты чего, мама Тося, плачешь? – заметила Катька.

– Да от радости я плачу, детушки вы мои. От радости, что нашла вас, горемычных, что заживём мы дружно да весело.

А не получилось! Если первые ночи ещё думала, что просто мужик по бабе оголодал и теперь упущенное навёрстывает, то скоро поняла, что этот напор ей долго не выдержать. Трёх мужей пережила, случайные захаживали, всяко бывало, но такого ей принимать ещё не доводилось. И тоже через месяц дезертировала баба к себе в Костому.

Олёха за ней дважды ездил на лошади, звал обратно вернуться, мол, девчонки по ней скучают, слёзы льют. Тося тоже плакала, но вспоминала проведённые в коротком с ним замужестве ночи и категорично мотала головой: «Ни за что!»

Четвёртую жену Олёхе подсказали аж в Белозерске, где и пацаны его в детском доме определились. На рыбоприёмном пункте и имя назвали чудное – Валерия, и адресок примерный дали, рассказали, как от пристани пройти до конца улицы, где она в третьем с краю доме жила со взрослой дочкой. Правда, сказали, гуляет баба, попивает не в меру.

– Ну, у меня много не набалует. Пьянка, она ить от безделья да жизни безрадостной, а у миня работы хватит по хозяйству с этакой оравой. Да и у нас не в городе, кажинный день водку покупать никаких денег не хватит. Так что всё путём будет.

Нашёл Валерию без труда. Постучался, в дом зашёл с гостинцами деревенскими: леща самого крупного и жирного мужики на гостинец выбрали, Анемподист лосятины копчёной принёс, сала солёного шмат захватил. В доме как раз гулянка шла. Два местных хлыща в гости заглянули. Компания оказалась гостеприимной. А когда Олёха гостинцы на стол выложил да бутылку водки посредине установил, так и вообще самым дорогим родственником был назван.

Валерия Олёхе понравилась. Не то чтобы красавица, но бабёнка смазливая. И на личико ничего, и ухватить есть за что.

Дочку представила. Тамарочкой звать. На вид лет двадцать, но видно, что вольной жизни всласть хлебнула. В одной руке стопка с водкой, в другой – сигарета дымится. Поморщился Олёха от вида курящей девки, потому как у них в деревне отродясь бабы не курили, но не на ней же жениться собрался.

Сел с краю стола к мужикам, присмотрелся. Он даже имена их запоминать не стал, не понравились они с первого же взгляду: склизкие какие-то, глазенки туда-сюда бегают, у одного все руки в наколках. За блатных себя выдают. Но и это ладно – не родственники. Так, в гости зашли. Как сказали, на чашку чая, но видно было, что до чая там немало было и что покрепче принято. А когда Олёхину бутылку разверстали, к нему уже начальственно так, который с наколками, мол, пора, мужик, тебе за новой в магазин бежать, и так это кулачком своим перед носом вертит.

А наглости Олёха никогда терпеть не мог. В этой компании он ещё не успел сказать, что во хмелю буйным бывает, поэтому без всякого предупреждения сначала кулачок тот, что перед лицом вертелся, зажал так, что пальцы захрустели, а потом обоих орлов за воротки схватил, лбами стукнул, ногой дверь распахнул и вышвырнул на улицу.

– Ишо раз увижу, ноги из жопы повыдерьгаю!

Хлыщам два раза объяснять не надо было. Они школу тюремную хорошо освоили и сразу силу и превосходство чужака поняли и приняли к сведению.

А когда Олёха в дом вернулся, дочка Валерии в ладоши захлопала:

– Вот это я понимаю – мужчина! Ну, у тебя и силища! Давай за тебя выпьем! У нас с мамкой заначка есть.

– Да я, собственно, не водку пить приехал.

– Ой, тебе кто-то адресок подсказал, где девочки доступные живут?

– Да я это, свататься приехал.

– Ой, не могу! – расхохоталась Тамарочка. – На мне или на мамочке?

– Да мне вот Валерию присоветовали.

– Мамуля, соглашайся! Я всю жизнь о таком папуле мечтала.

– Да помолчи ты, дура! – огрызнулась Валерия. – Вишь, в кои-то веки хороший человек в гости зашёл. Без глупостей заявился, а по делу. Это обмозговать надо. Ты сам-то откуда?

– Да с Кьянды я. Это на другом берегу Белого озера. Теперь зимой-то по льду на лошади за день доберёмся вдоль берега.

– Так ты на лошади? – встрепенулась Тамарочка. – Поедем, мамуля, кататься… – пропела она фальшиво.

– Лошадь-то где оставил? – отмахнулась от дочки Валерия. – Да вон, у калитки и стоит. Сена дал, ждёт хозяина.

– А домой когда собираешься?

– А завтра в детский дом схожу, трое пацанов у меня там живут после смерти жёнки, гостинцев оставлю и обратно. Если надумаешь, дак вмистях и поедем. У миня там дом, хозяйство, три дочки. Всё честь по чести.

– Предложение, прямо скажем, очень даже неожиданное! Не ждала я такого сватовства. Надо обмозговать. Доставай там из шкафчика, – повернулась к дочери.

– Мамуля, что тут мозговать? Мне такой папуленька очень даже нравится. Поехали, а?

– Так, помолчи, когда взрослые разговаривают.

– Ой-ёй-ёй-ёй! Если забыла, мне тоже уже семнадцать, не ребёнок, – обиженно надула губы Тамарочка и стала наполнять гранёные стограммовые стопки.

Ночевать гостя женщины оставили у себя. Лошадь завели в ограду, выпрягли, дали привезённого с собой сена, Олёха накрыл животное попоной.

Спали в разных комнатах, утром Валерия первым делом поставила самовар, затопила столбянку, накрыла на стол завтрак. Олёха вынес лошади ведро тёплой воды, подкинул сена.

В детский дом пошли с Валерий вместе. Младшего принесли показать из пристроя, где располагался дом малютки, старшие прибежали к отцу сами, но уже через полчаса начали рваться обратно к другим детям, где было интереснее. Олёха передал воспитательнице привезённые продукты, попрощался с обещанием скоро приехать снова.

А ближе к обеду лошадь, весело цокая острыми подковами по ровному, слегка припорошённому снегом льду озера, рысцой бежала вдоль берега. На розвальнях вместе с Олёхой ехала укутанная в тулуп Валерия, к которой в ожидании интересных приключений прижималась Тамарочка.