Отступники

Закрывая входную дверь квартиры на ключ, я посмотрел на Безымянную. Признаки суровой сосредоточенности вновь обозначились на её лице.

– Для существа, собирающегося разнести в пух и прах половину города, у тебя слишком серьёзная мина, – мысли вращались в голове неистовым круговоротом, вытесняя друг друга наперебой. Я начинал чувствовать себя, как намазавшаяся особой мазью Маргарита.

– И Безымянная, – мы остановились у выхода из подъезда, я посмотрел ей в глаза, сделал глубокий вдох.

– Да?

– Постараемся никого не убивать, – глубокий выдох.

– Да.

Наше пришествие в город подарило мне яркий калейдоскоп невероятных ощущений. Быть соучастником всего того, о чём в современном обществе тайком мечтает чуть ли не каждый первый, но в силу страха быть сожжённым на костре помалкивает об этом, мне, надо сказать, понравилось, хотя были приступы такого ужаса, который, надеюсь, не доведётся испытать больше никому.

Около подъезда нас уже ждала машина. Очень дорогая машина. Очень дорогая спортивная машина, вокруг которой собралось несколько зевак. Не мешкая ни секунды, я плюхнулся на единственное пассажирское сидение, а Безымянная уселась за руль.

– Подожди одну минуту, – попросил я, опять делая несколько глубоких вдохов, пытаясь избавиться от будоражащей слабости в ногах. Сложнее, чем я думал.

– К чёрту патетические речи. Можешь сделать так, чтобы музыка играла не из колонок, а просто вокруг нас из воздуха? Всегда о таком мечтал.

– Да.

– Её будут слышать окружающие?

– Если захочешь.

– Нет, не хочу, – вспотевшими ладошками я вцепился в первый попавшийся под руку предмет, – включай.

Музыка зазвучала так громко, что я вздрогнул, невольно начав вертеть головой по сторонам. Я никогда не слышал такого чистого, всепоглощающего и всепроникающего звука. Ровного, гармоничного, на него ничто не могло повлиять. Мы смеёмся над дикарями, не знающими назначения простых бытовых предметов, но в тот момент я чувствовал себя именно таким дикарём. На восприятие музыки не влияло ничто. Я с минуту затыкал себе пальцами то одно, то другое ухо. Внезапно лишившись возможности ориентироваться во внешнем мире по звуку, я впервые познакомился с чувством дезориентации.

Мой сбитый с толку мозг запускал все законсервированные ранее производственные мощности, пытаясь адаптироваться к новым реалиям, не вызывавшим (самое удивительное!) никакого отторжения. Своего рода звук без звуковых волн, поступающий извне прямиком в сознание, минуя при этом уши. А если нет звуковых волн, то ваши внутренности не трясутся, как желе, под их ударами, да и сами органы слуха не испытывают на себе деструктивного воздействия. Воздух жадно заглатывался моей ротовой полостью. Тем временем машина стартовала весьма резво. Мы неслись по улицам во всю прыть, нередко по встречной полосе.

– Так не интересно, – свой голос опомнившийся дикарь с Земли слышал великолепно, и голос Безымянной, и все другие звуки тоже без препятствий вплетались в игравшую музыку, не требуя никакого напряжения, дабы их расслышать, – убирай крышу у нашего дилижанса, я хочу почувствовать себя жителем родной планеты, а не застрявшим в соседском заборе между известным и враждебным мирами при попытке кражи яблок пакостником.

Одно из любимейших дел – переключение музыкальных композиций – всецело захватило меня. Всё происходило само собой, мне стоило только воспроизвести желаемое в своих мыслях. От волнения я начал сквернословить и похлопывать себя по коленкам. Став свидетелем не укладывающегося в голове числа дорожно-транспортных происшествий, порождённых управляемым Безымянной четырёх-колёсным транспортным средством, я подумал, что настал подходящий момент проголодаться. Думы о хлебе насущном успешно вытеснили попытки совести устроить жалостливую презентацию со слайдами и видеороликами спровоцированного транспортного армагедона. Аварии носили массовый, но лёгкий характер, к моему удивлению, не причиняли никакого вреда чужому здоровью, за исключением испугов и синяков.

Бросив самоходный аппарат в какой-то подворотне, мы торжественно устремились распахивать двери всех подряд благопристойных на вид заведений под «from where I stand». Раздразнённый фамильярным обращением с собой, город силился разыскать внезапно возникший из ниоткуда и исчезнувший в никуда автомобиль, а тем паче управлявших им. Преспокойно отужинав, гонщики (Я употребляю это слово в основном применительно к Скоту Томасу, потому что он постоянно гонит, то есть врёт, выражаясь понятным языком – бредит) лениво вышли на улицы.

Вечерний променад и светская беседа сопровождались подходящим музыкальным оформлением, в котором наиболее удачно прозвучала «Oh What a Night for Dancing». Эта непринуждённая прогулка стала приятным отступлением от основной цели нашего выхода в свет. По моим прикидкам её более разрушительные, чем у поездки на машине, последствия должны были стать центральной темой новостей всего мира.

Сперва Безымянная мгновенно уничтожила стеклянное великолепие витрин, переливающихся в свете зазывающих лампочек и вывесок одной из известнейших туристических улиц города, спровоцировав панику. Я только потом додумал цепочку событий, настолько быстро всё произошло.

Под нарочито громкие звуки трескающегося стекла, сыпавшегося как из рога изобилия на прохожих со всех сторон, полностью погас искусственный свет. Напуганные люди первым делом начали разбегаться врассыпную, щедро расточая направо и налево тычки, пинки, толчки и зуботычины. Представителей технократического общества, отступающих, должно быть, исключительно из тактических соображений, не смущало тотальное отсутствие на их бесценных телах повреждений. Обдумывая, что именно больше всего напугало приматов – резко сгустившаяся тьма или внезапная чертовщина – постепенно склоняясь к сгустившейся тьме, я упустил из виду важную деталь: несущиеся сломя голову совершенно не замечали ни меня, ни Безымянную. Когда один из несчастных участников злого розыгрыша прошёл сквозь меня, я выдавил из себя только многозначительное «гм».

Плотное расписание побуждало нас продолжить путь, не дожидаясь дальнейшего развития событий. Как я вскоре узнал, конечной целью нашего разрушительного путешествия было средоточие самых известных и дорогих ночных клубов. Это место я красноречиво называл гнездилищем разврата. Оно находилось в шаговой доступности от исторического центра города. Прежде, чем разворошить осиное гнездо сладкой ночной жизни, нам предстояло пересечь реку. Я не стал уточнять, из каких конкретно соображений Безымянной потребовалось разводить перекинутый через неё мост. Его конструкция не предусматривала подобную операцию, а посему он пришёл в полную негодность. Разведение моста происходило медленно, застигнутые на нём люди имели достаточно времени, чтобы образовать пробку, вступить друг с другом в непродолжительную яростную словесную перепалку, а вскоре спешно покинуть свои транспортные средства и броситься врассыпную.

Уничтожив за нами мост, Безымянная крепко взялась за постройки в зоне прямой видимости. Попадавшиеся ей под руку люди отделывались многочисленными побоями, но более серьёзной угрозы для их жизни Безымянная, по всей видимости, не представляла. Пробушевав в гнездилище разврата и его окрестностях с полчаса, фурия объявила отступление.

На обратном пути нам удалось повстречать небольшую кочующую на сверкающем стальном коне стайку воинствующих молодых людей. Насыщенные горячительными напитками, благородные кавалеры страстно возжелали обрести источник любви и ласки, сражённые наповал внеземной красотой голосовавшей у дороги девушки.

Действительно ли Безымянная пыталась поймать попутку, осталось для меня тайной, с чего всё началось, я не видел. Мы возвращались домой пешком, потому что я не изъявил желания летать или телепортироваться, или очутиться в знакомой обстановке иным противоестественным для себя способом. Путь предстоял неблизкий, зато имелось время на обдумывание и переваривание наглядного мастер-класса по постановке высокобюджетных кинематографичных сцен разрушения объектов казённой и частной собственности.

Ближе к окраинам города пробок, устроенных нами, почти не наблюдалось. Стоило мне на несколько минут оставить Безымянную без присмотра, чтобы зайти в круглосуточный магазинчик за водой, и она нашла для нас новое приключение. Любимая маска надменного равнодушия наряду с неизменно скрещенными руками повествовали мне о многом. Увидев меня, Безымянная сделала несколько шагов навстречу, она незаметно улыбнулась и подмигнула мне, приглашая идти за ней, напоследок плотоядно ухмыльнувшись.

Смерив взглядом людей, громко высказывавших предположения о занятости моего компаньона в сфере услуг, к тому же делавших это достаточно грубо, я молча кивнул в знак согласия. Мы бок о бок торжественно проследовали в темноту ближайшей арки. Прежде, чем раствориться во тьме подворотни, Безымянная игриво поманила за собой не унимавшихся сопровождающих средним пальцем правой руки. Пилот-камикадзе не проигнорировал приглашение, под всеобщие ободряющие возгласы задал курс на сближение с неизведанным.

Недолгая кульминация сопровождалась истошными криками, сменившимися жалобным постаныванием.

Вражеская труповозка поравнялась с нами, из неё опрометчиво попытался выпрыгнуть один из обитателей. Стоило только его ноге коснуться земли, как Безымянная движением нечеловеческой силы и резкости шпилькой пробила ему стопу насквозь. Прытко убрав собственную ногу в сторону, нападавшая размашисто шмякнула дверью о несчастного. Из-за торчащих человеческих конечностей та не захлопнулась. Разъярённая фурия втолкнула жертву обратно в салон, утрамбовав содержимое прямым ударом ноги.

Прихватив с собой дверь, Безымянная вскочила на капот и разбила самодельным инструментом переднее стекло вдребезги. Задние колёса беспомощно повисли в воздухе, по всем признакам на переднюю часть кузова села беременная тройней слониха, готовая вот-вот разрешиться от бремени. Я в замешательстве наблюдал за компактным объектом, на голову ниже меня ростом, (если она была без каблуков) голыми руками разносящим в клочья бронированный автомобиль марки «дубина», планомерно раскурочивая его, как ржавую консервную банку, в попытке добраться до содержимого, разве что не визжащего от ужаса.

Уверенно трансформируя чужое убежище в кабриолет, Безымянная лёгкими движениями рук выкорчёвывала засевшие внутри сорняки, небрежно отбрасывая их в сторону, словно ответственная владычица огородных грядок. Взмывавшие в воздух на приличную высоту корешки больно плюхались под действием силы притяжения преимущественно в непригодных для посадки местах. Они облюбовали козырёк близлежащего подъезда, пару деревьев, а наиболее удачливый столкнулся при наборе высоты с фонарным столбом, от чего-то не работающим, вокруг которого обвился змеёй.

Итоговый хронометраж завершившейся драмы равнялся секундам пятнадцати не более. Наступила тишина. Безымянная анализировала результат. Я меланхолично окидывал взглядом зажигавшиеся в ночи окна. Разбуженные громыханием жильцы выглядывали наружу, пытаясь разобрать хоть что-нибудь в густой мгле. Тут я обратил внимание на сидящую неподалёку компанию трясущихся подростков, изрядно побелевших от страха. Мне стало очень совестно за их временную способность выделяться на чёрном фоне, подобно белым медведям.

– М-да… страшная штука… этот пмс… – только и смог выдавить я, обращаясь к несчастным.

Покуда я размышлял о надобности помахать вслед убегающим платочком, которого у меня всё равно не было, Безымянная подошла к столбу со змейкой, притворявшейся мёртвой, мужественно терпевшей боль от нескольких переломов рёбер. После лёгкой встряски конструкция заходила из стороны в сторону, будто вкопанная в землю зубочистка. Карманы рептилии поспешили расстаться с содержимым. Едва не разбившийся телефон начал выказывать признаки одержимости. Витая в воздухе он сам собой отрегулировал все понадобившиеся для съёмки параметры, сделал один единственный снимок Безымянной в полный рост, фривольно интерпретировавшей позу всех несущих возмездие во имя луны. Модель критически оценила получившийся кадр, но в целом осталась довольна собой, аккуратно (по сравнению с остальным) бросив готовый компромат на землю.

Всю оставшуюся дорогу, проделанную частью пешком, а частью на утреннем общественном транспорте, я изводил Безымянную, напевая «гоп-стоп, мы подошли из-за угла». Вопреки приподнятому настроению и взбудораженной нервной системе остаток утра я проспал как убитый.

Весь следующий день моя боевая подруга простояла подле окна, не шелохнувшись, превратив себя в сканирующее устройство. Я же добывал сведения традиционно земными способами. Безрезультатные раскопки информационного поля не выявили реальных следов вчерашней вылазки.

Попробуй тут не схватись за голову и не начни выдвигать гипотезы одну нелепее другой. Моя склонность к упрощению хода мыслей, а не к бурению глубоко залегающих твёрдых пластов подсознания, пришлась весьма кстати. Руководствуясь «Бритвой Оккама», я отсёк нелепые домыслы. Следом за достижением внутренней гармонии через признание себя сумасшедшим выстлалась прямая дорога до вывода о нежелании излечиться.

Конечно, довольно много факторов свидетельствовали в пользу иного объяснения. Их смакование потенциально позволяло убить много времени, но не позволяло и на шаг приблизиться к разгадке. Человеческому мозгу легче доказать самому себе наличие некой скрытой болезни, чем подкрепить тезис о чужеродном вмешательстве. С позиции умалишённого отсутствие образцово-показательной повальной истерии в масс-медиа по поводу невиданных доселе происшествий говорило о вопиющих возможностях заинтересованной стороны (кем или чем бы она не была) в деле заметания следов.

Не выспавшись, я собирался отправиться на боковую куда раньше заведённого обычая. Какой чёрт дёрнул меня вместо банального пожелания спокойной ночи подбросить Безымянной очередную «гениальную» идею? «Безымянная», – начал я: «не знаю, кому ты подаёшь сигналы, но немотивированными актами хаотичного вредительства землян не проймёшь. Им нужно что-то простое и мощное, как гвоздомёт, грандиозное, взывающее к древним инстинктам, наряду с этим неоднозначное, как анонс двадцать шестого сезона наскучившей мыльной оперы. В общем, если не надорвёшься, сотвори где-нибудь крутящийся столп света особо крупных размеров. Он может ничего не разрушать да и вовсе не двигаться с места, главное пусть будет заметным и источает из себя флюиды невежества».

Поутру мне посчастливилось продрать глаза, следовательно, за ночь ничего знаменательного не случилось. Отнеся это к добрым предзнаменованиям, я всё же не спешил выскакивать из кровати, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям; бодрящие электрические импульсы гуляли вдоль позвоночника; а вот это было уже совсем не к добру.

Размеренно вдыхая и выдыхая, я не стал откладывать свидание с неизбежным. Безымянная по-хозяйски развалилась на кухне подле стола. Она исподлобья смотрела в воздух перед собой, лениво пережёвывая бутерброд. Считывающие видимую только ей картинку зрачки сфокусировались на мне. Не прекращая жевать, Безымянная пригласила разделить с ней трапезу дружелюбным мычанием и зазывным взмахом руки.

– Что смотришь? – я уселся рядом.

– Новости.

– Есть интересные?

– Посмотри сам.

Кухня за долю секунды преобразовалась в какой-то командный центр. Всюду замельтешили трансляции телевизионных каналов на всех языках. Аудиодорожки, воспроизводимые одновременно, слились в какофонию.

– Не хочу, – отмахнулся я от информационного перенасыщения, – хочу как Великий Нехочуха, сгрузи мне всё прямиком в мозг.

– Побочных эффектов не боишься? – рука с бутербродом, трагически обессилев, медленно опала на стол. Происходит такое всего в двух случаях: при смерти или высшей степени удивления.

– Меня начинают стращать, интересно. Я почему-то уверен, что проявление упомянутых побочных эффектов целиком и полностью зависит от твоего настроения, – ожидая чистосердечного признания, я отвратительно дружелюбно уставился на Безымянную.