Еретик

В воронке яростно заурчало.

Прочь!

Вскочив, маг кинулся наутек. Он мчался не разбирая дороги. Сейчас ему было не до этого. Главное – оказаться как можно дальше от места, на котором совсем недавно рос казавшийся таким безобидным цветок.

А за спиной его творилось нечто невообразимое.

Что-то там взрывалось, клокотало и топало, словно стадо слонов. Причем топот этот приближался, будто слоны все разом пожелали сыграть с ним в пятнашки. На то, чтобы оглянуться и узнать, кто за ним гонится у Даниила уже не было времени. И конечно, самым разумным было бы сейчас не убегать, а взлететь и попытаться удрать по воздуху. Вот только какие уж там полеты, если создание ножа опустошило все его запасы магической энергии.

К счастью, слоны, видимо, передумали, поскольку топот стал удаляться. И тогда, все еще отчаянно работая ногами, Даниил все же рискнул оглянуться. Обычные кадавры в количестве трех штук. Более всего они походили не на слонов, а на носорогов. Массивные тела, короткие толстые ноги, здоровенные рога и острые акульи зубы. Словом, самые настоящие симпатяшки, созданные для запугивания слишком любопытных магов.

Кстати, рога и клыки? Где их создатель раздобыл образец для материализации? А может, у него не было времени хорошенько этих кадавров обдумать?

Даниил остановился. Убегать больше не имело смысла. Воронка, оставшаяся от цветка, сокращалась, и облако клубившегося над ней желтого дыма исчезало. А кадавры, не спеша трусившие к нему, буквально на глазах бледнели, становились нереальными.

Сигарету бы...

Даниил щелкнул пальцами. И конечно, ничего у него не получилось, поскольку не хватило магической энергии. Может быть, минут через пять...

А пока не пора ли подвести некоторые итоги? Итак, излишнее любопытство частенько приводит к печальным результатам. В следующий раз так наверняка и случится. Если он не станет осторожнее, если вновь не научится искусству дорожить единственным телом.

Даниил тяжело вздохнул.

Получалось, две сотни лет вне собственного тела все-таки не прошли бесследно. Нет, конечно, за это время он очень много узнал и приобрел бесценный опыт. Но одновременно эти годы приучили его к некоей неосознанной беспечности, внушили мысль, будто ему на самом деле ничего не грозит. Дудки! Халява кончилась. Следующая его неосторожность скорее всего закончится фатально. И стало быть, пора браться за ум. К черту излишнее любопытство. По крайней мере до тех пор, пока он не вернет себе свиток с именем. Если, конечно, ему удастся это нелегкое дельце провернуть. Да, и еще – магическая энергия. После того как он доберется до замка Алты, она скорее всего понадобится ему вся. Ее может даже не хватить. Поэтому с данного момента ее необходимо экономить. И магией он должен пользоваться только в самом крайнем случае.

О-хо-хо... Запасы магии. Вот его самое уязвимое место. Любой мало-мальски стоящий маг, не говоря уже о великих, всегда обладает солидным запасом магической энергии. На всякий случай. Запас этот создается годами и десятилетиями, для того чтобы в нужный момент превратиться в заклинания. У него же на это есть всего лишь неделя. А на самом деле наверняка меньше.

И ничего тут не поделаешь.

Правда, после того как он вернет себе свиток... Если вернет. И для начала не мешало бы продолжить свой путь.

Даниил еще раз кинул взгляд на почти истаявших кадавров и неторопливо двинулся к горе, за которой пролегала туманная стена. Через некоторое время, остановившись у подножия горы, он не утерпел и еще раз оглянулся.

Поляна как поляна. Цветы, трава, никакой магии.

И все-таки...

Не слишком ли сильными охранными заклинаниями был снабжен соглядатай? Словно бы его хозяин рассчитывал, что его обнаружит именно маг, да не простой, а достаточно сильный. Неужели он рассчитывал, будто Магнус собственной персоной будет проверять окрестности своего замка? Сомнительно, очень сомнительно. Да и зачем ставить соглядатая в таком месте, в котором он ничего путного о владельце замка узнать не сможет? А вот определить, что из замка вышел какой-то путник, запросто. И еще обычный человек должен был пройти мимо этого цветка, не обратив на него никакого внимания. И только маг обязан был им заинтересоваться. Может быть, соглядатай поджидал именно его, Даниила? И теперь хозяину гномика известно, что он отправился в путь.

Кто является его хозяином? Алта? Но тогда, получается, она знала о замысле Магнуса? И еще, если гномик принадлежал ей, то она сейчас уже знает о его возвращении. Кто мешает ей воспользоваться свитком с именем? И почему она им до сих пор не воспользовалась? Или она решила немного подождать? Зачем? Какая ей в этом выгода?

Может, все-таки гномик работал на какого-то другого великого мага? На какого? И чем лично ему, Даниилу, опасно появление еще одного игрока?

Взбираясь по склону горы, Даниил подумал, что на все эти вопросы у него пока ответов нет. Ну да ничего. Рано или поздно все тайное становится явным. Неизбежно.

Безымянный поудобнее сел в шезлонге и протянул музыкоеду пустой стакан. Пошарив под столом, тот выудил из-под него квадратную, темного стекла бутылку и наполовину наполнил стакан медового цвета жидкостью. Спрятав бутылку обратно под стол, он плеснул в стакан немного эюпсного сока и кинул в него красненькую ягоду царевки. Критически посмотрев на свет получившуюся смесь, музыкоед одобрительно кивнул и извлек из старенького, облезлого приемника мелодию какой-то легкомысленной песенки. Кинув ее в стакан, он помешал в нем камертоном и наконец-то сунул посудину Безымянному.

– Спасибо, – сказал тот и сделал первый, очень осторожный глоток. Изготовляемые музыкоедом смеси иногда получались слишком крепкими.

Опасения Безымянного не подтвердились. Коктейль получился вкусным, легким и ничуть не крепким. Как раз такой ему сейчас и требовался.

– Нравится? – спросил музыкоед.

– Еще бы, – промолвил Безымянный. – Как и все прочие.

– Подлизываешься?

– Не без этого. Хотя коктейли у тебя получаются и в самом деле великолепные.

После этого они обменялись всепонимающими взглядами и даже приятельски друг другу улыбнулись. Безымянный еще раз отхлебнул из стакана и посмотрел вверх, на тусклое светило, освещавшее принадлежащую музыкоеду ячейку словно лампочка ночника.

– Тебе никогда не хотелось его раскочегарить? – спросил Безымянный.

– Зачем? Настоящую музыку лучше поглощать именно при таком освещении. Слишком яркий свет ей только вредит. Понимаешь?

– Возможно, ты и прав. Возможно. Однако жить все время в сумерках я бы не смог.

– Именно поэтому тебе никогда не стать настоящим, квалифицированным музыкоедом. Поэтому лопай свой коктейль и выкладывай, за чем явился. Не бойся, песенка совсем легкая, в голову не ударит.

– А я и не боюсь, – проворчал Безымянный. – Просто хорошие вещи надо употреблять не торопясь. Это я уже усвоил на основе некоего опыта.

– Опыта... – фыркнул музыкоед. – Сколько ты на этом свете живешь?

– Конечно, с тобой мне не сравниться, но все-таки...

– Ничего, – меланхолично сказал музыкоед. – Чистые крохи на весах вечности. О каком опыте ты можешь заикаться, если я, помнящий времена, когда этот мир был еще молод, считаю себя зеленым щенком.

– Кстати, это совсем не мешает тебе кичиться своим древним возрастом и огромным опытом, – ехидно подсказал Безымянный.

– Было бы чем, – последовал меланхоличный ответ. – Было бы чем. Ничего в этом мире даром не дается. И опыт, наверное, требует самой дорогой платы. Возможно, более дорогой, чем того стоит.

– Какой же?

– Проживешь с мое – узнаешь, – ответил музыкоед.

Они помолчали несколько минут, потребовавшихся на то, чтобы Безымянный допил коктейль. Музыкоед же провел это время, вольготно откинувшись на спинку шезлонга, полузакрыв глаза, о чем-то размышляя. Возможно, он блуждал по стране воспоминаний, возможно, придумывал рецепт очередного музыкального блюда или же просто прикидывал, не раскочегарить ли слегка светило своей ячейки.

Наконец Безымянный поставил пустой стакан на столик и осторожно сказал:

– Если ты не против...

– Подожди... – Музыкоед слегка помахал рукой. – Подожди, сейчас начнется... Послушай...

И в самом деле началось.

Неподалеку, скорее всего в кроне ближайшего дерева, послышался нежный и трепетный звук. Безымянный не мог бы сказать, кто его издавал. По-видимому, певчая птица. Но какая? Впрочем, имело ли это какое-то значение?

Звук родился, сначала тихий, кажущийся иллюзией, миражем слуха, готовым вот-вот исчезнуть, раствориться навсегда, но быстро окреп, зазвучал громче, еще громче... А потом он вдруг оборвался, но только для того, чтобы не заслонять собой голоса, возникающие кронах других деревьев, дать им вырасти и окрепнуть. Пауза длилась недолго. Голос существа, породившего мелодию, послышался снова, соединился с мелодией, растворился в ней, стал ее частью, исчез.