Великая война не окончена. Итоги Первой Мировой

Антанта не ожидала столь скорой победы. Союзники полагали, что Германия еще достаточно сильна. Планировали год тяжелых боев. И вдруг все кончилось. Вечером 11 ноября 1918 года счастливый Жорж Клемансо поделился с сестрой: – Война выиграна.

Расследование невозможно

Но эйфория быстро испарилась. Французы осознали, что победителей нет, есть только жертвы и проигравшие. Война продолжалась без малого 52 месяца, или, точнее, 1564 дня. Поставили под ружье 8 миллионов французов. Погибли 1,4 миллиона человек. В плен попали и пропали без вести 537 тысяч человек. Ежедневно на поле боя находило свою смерть примерно 900 французов. Как говорить о победе при таких ужасающих потерях?

Так что в Париже вспоминают великую войну с глубокой печалью – «несчастье не повод для торжеств». Культ павших заменил воспевание героев. Страх перед ужасами войны затмил радость побед.

На кладбищах Первой мировой рядовых солдат впервые стали хоронить не отдельно, а рядом с командирами. Именно тогда возникла традиция почитания каждого погибшего бойца. На фоне гибели целых армий.

Возле получившего печальную известность городка Ипр находится крупнейшее кладбище солдат Британской империи. Там упокоились 12 тысяч убитых. На могилах 8 тысяч написано: «Солдат Великой войны, известный только Богу». Так хоронили неопознанные трупы.

Во время битвы на Ипре канадский военный врач, поэт и художник полковник Джон Маккрей служил военным хирургом. После смерти друга он написал стихотворение, начинавшееся такими словами: «На полях Фландрии колышутся маки среди крестов, стоящих ряд за рядом…»

Один из сослуживцев переписал слова и послал их в британский журнал «Панч». 3 мая 1915 года стихотворение было опубликовано и стало очень популярным, а красные маки превратились в символ памяти погибших на фронте.

Автор стихотворения полковник Маккрей умер от пневмонии 28 января 1918 года. Он так и не узнал, что две женщины придумали раздавать бумажные красные маки для сбора денег ветеранам войны. Это сделали одна американка и одна француженка.

В ноябре 1918 года Мойна Майкл из Ассоциации христианской молодежи прочитала стихотворение и была настолько тронута, что, получив зарплату, потратила ее на бумажные маки, которые раздала участникам конференции в Нью-Йорке. Она горячо убеждала соратников, что это должно стать традицией. В 1920 году на ежегодном съезде ее поддержал Американский легион – недавно созданное объединение ветеранов войны. На съезде присутствовала француженка Анна Герэн. У себя дома она тоже стала пропагандировать эту идею.

В 1922 году ветеран войны майор Джон Хаусон открыл фабрику в Кенте. Он принимал на работу только инвалидов. Они делали красные маки, которые с тех пор каждой осенью прикалывают к одежде все патриотически настроенные британцы, начиная с самого монарха и премьер-министра. Это дань памяти погибшим в Первую мировую.

11 ноября 1923 года в Париже на Могиле Неизвестного Солдата у Триумфальной арки военный министр Андре Мажино зажег «огонь памяти» в честь полутора миллионов французских воинов, павших на фронтах Первой мировой войны. За пять лет во Франции воздвигли 36 тысяч монументов погибшим – практически в каждом городе и деревне. В большинстве случаев архитекторы стремились отразить желание выживших и вернувшихся домой солдат почтить память жертв, а не восхищаться победой.

Последний французский участник войны скончался 12 марта 2008 года в возрасте ста десяти лет. С ним прощались в Доме инвалидов, куда пришли тогдашний президент Николя Саркози, бывший президент Жак Ширак, министры и депутаты парламента. Гроб несли солдаты Французского легиона. Если бы ветеран Первой мировой захотел, то был бы похоронен в парижском Пантеоне, рядом с великими. Но он заранее отказался от всех почестей. В конце жизни вспоминал только павших товарищей:

– Я не могу их забыть. Какое безумие эта война!

Разгром в конце лета 1914 года, грозивший Франции полным поражением после нескольких недель боев, породил вопросы, на которые пыталась ответить следственная комиссия французского парламента.

Почему французская армия потеряла в первые три месяца войны, с августа по октябрь 1914 года, 330 тысяч человек – больше, чем в любой другой период войны, включая бои под Верденом? Почему враг так глубоко вторгся на территорию страны и выбить его так и не удалось? В результате всю войну боевые действия шли на французской территории. Как же получилось, что Германия на Западном фронте несла меньшие потери, чем Антанта, и превосходила французов и англичан в искусстве убивать?

Но честное и глубокое, то есть безжалостное расследование было политически неприемлемым, поскольку выставляло в неприглядном виде героев войны, особенно Верховного главнокомандующего маршала Жозефа Жоффра.

Полевые суды и фатализм

В начале XX века французские военные теоретики полагали, что исход войны – при современном оружии и мобилизации огромных армий – определит одна решающая битва. К мобильной и динамичной войне и готовились. План, который разработал маршал Жоффр, предусматривал быстрый и массированный удар по врагу, дабы вернуть Эльзас и Лотарингию.

Решение о всеобщей мобилизации в Париже приняли 1 августа 1914 года, за два дня до того, как Германия объявила войну. Президенту Раймону Пуанкаре и премьер-министру Рене Вивиану это решение далось не просто. Накануне, 31 июля, студент-националист убил лидера социалистов Жана Жореса – практически в упор дважды выстрелил в него из браунинга через открытое окно ресторана на Монмартре в Париже, где тот обедал со своими соратниками. Обе пули попали в голову, и мертвый Жорес рухнул на стол.

Жана Жореса по его значению для Франции XX столетия можно смело поставить в один ряд с Шарлем де Голлем. Признанный оратор, Жорес был пацифистом и противником империалистических амбиций, которые толкали Европу к войне. Он готовил всеобщую забастовку против начинающегося кровопролития, которое, он верил, еще не поздно предотвратить.

Убийство влиятельного лидера левых, выступавших против войны, могло иметь драматические последствия: мятеж рабочих, призывы профсоюзов к всеобщей забастовке, блокаде железных дорог, что остановило бы мобилизацию, переброску и сосредоточение войск. Правительство ожидало худшего. На всякий случай составили черный список в 2481 человек, включив в него пацифистов и антивоенных агитаторов. В случае чрезвычайных обстоятельств они подлежали аресту.

Но Париж остался спокоен. Французский пролетариат выполнил свой патриотический долг и отправился на призывные пункты. Выступая над гробом Жореса, лидеры профсоюзов клялись, что рабочие исполнят свой долг – «поднимутся, чтобы дать отпор агрессору».

4 августа 1914 года, выступая в палате депутатов, президент Раймон Пуанкаре призвал к «священному союзу», единению всех партий, союзов и классов ради святой цели – защиты родины.

Поначалу все шло по плану.

800 тысяч солдат, состоявших на действительной службе, и 1,3 миллиона резервистов выдвигались на позиции вдоль северных и восточных границ. Для переброски основных сил мобилизовали 4278 эшелонов. Вооруженные силы реквизировали для своих нужд более 600 тысяч лошадей и мулов. Флот начал перевозить колониальные войска из Алжира и Туниса. Годом ранее во Франции увеличили срок обязательной военной службы с двух до трех лет, чтобы противостоять Германии, где население было больше и потому больше было солдат.

Президент Франции верил в полководческие таланты маршала Жозефа Жоффра, хотя тому уже исполнилось шестьдесят два года и он привык засиживаться за обеденным столом. Жоффр держал своих подчиненных на коротком поводке. Верил только в наступление и руководствовался одним правилом: атаковать любой ценой везде и всегда. Первый приказ от 8 августа 1914 года гласил: «Использовать оборону, чтобы вынудить врага к решающей битве».

Его план был таков: пока 5-я армия прикрывает границу с Бельгией, 1, 2 и 3-я армии наносят удар по Лотарингии. Но немцы легко разгадали французский замысел. Наступление на Эльзас и Лотарингию, начатое Жоффром, провалилось. Три германские армии, делая по тридцать километров в день, маршем прошли через Бельгию и вторглись на территорию Франции.

22 августа французскую армию постигла катастрофа. В сражениях в бельгийских Арденнах, неподалеку от государственной границы, в один день погибло 27 тысяч французских солдат, вчетверо больше, чем в великой битве при Ватерлоо столетием ранее. Эта мясорубка не имела себе равных во французской военной истории.

Война могла окончиться поражением страны еще быстрее, чем предполагал германский Генеральный штаб. Только отчаянными усилиями командованию в Париже удалось остановить кайзеровскую армию.

В отличие от Германии французские политики сохранили свое верховенство над генералами. Маршала Жоффра отправили в отставку в 1916 году – за его неудачную и проигрышную стратегию. Его наследника генерала Робера Нивеля выставили в 1917 году. За бездарную попытку перейти в наступление. 16 апреля 1917 года он бросил в атаку французов на хорошо укрепленные позиции немцев. 40 тысяч погибли в первый же день сражения.

Генерал Нивель намеревался разом покончить с тевтонами. По количеству собранных для удара войск, артиллерии, танков и авиации это наступление не знает себе равных за всю историю Первой мировой. Французы рассчитывали на большой успех. Но хорошо подготовленный удар генерала Нивеля попал в пустоту. Немецкая армия вовремя отошла.

Наступательный порыв пропал даром, а затем французы натолкнулись на хорошо укрепленную линию обороны и понесли тяжелейшие потери. Генерал Нивель не сумел сосредоточить основные силы на направлении главного удара. А немецкое командование благодаря начавшейся в России революции смогло перебросить на Западный фронт дополнительные части. Французские танки завязли, пехоту густым огнем косили немецкие пулеметы.

Разочарование и усталость от войны были столь велики, что во французской армии начался мятеж. Целые дивизии выходили из повиновения. Солдаты дезертировали, штурмом брали поезда на Париж и требовали создания солдатских советов, как это происходило в России, где после отречения императора правило Временное правительство.

Неудачливого генерала Нивеля сменил генерал Анри Филипп Петен, будущий маршал и президент Франции. Он приказал расстрелять перед строем 49 солдат – в назидание всем, кто не хочет воевать.

В коллективной памяти французов победу завоевали вовсе не военные, а политик Жорж Клемансо.

Самое известное высказывание немецкого военного теоретика XIX века Карла Клаузевица гласит: «Война есть продолжение политики другими средствами». Ему возразил Жорж Клемансо, который век спустя дважды становился премьер-министром Франции. Он повторял:

– Война – слишком серьезная вещь, чтобы доверять ее военным.

Клемансо называли старым тигром. Он страдал от экземы на руках и вынужден был носить перчатки. У него были проблемы со сном. Он просыпался в три ночи и читал до семи, когда делал себе завтрак – овсяную кашу. Утром к нему приходили массажист и спортивный тренер – делать гимнастику. Обедал он парой вареных яиц. Ужинал молоком и хлебом. Ложился спать в девять вечера.

Его косой взгляд и жесткость относили на счет его происхождения от гуннов. Он родился в 1841 году в Вандее, чудесном местечке с жестокой историей. Жители Вандеи неизменно оказывались не на той стороне. Когда шли Религиозные войны, которые выигрывали католики, они были протестантами. Во время Французской революции они, напротив, были католиками и роялистами. А семья Клемансо была меньшинством внутри меньшинства – республиканцы, радикалы и антиклерикалы.

Жорж Клемансо выступил в защиту капитана Генерального штаба Альфреда Дрейфуса, еврея по национальности, которого в 1894 году ложно обвинили в работе на немецкую разведку. И приговорили к пожизненному заключению. Многие французы пришли к выводу, что само обвинение и жестокий приговор объясняются антисемитизмом.

В защиту Дрейфуса выступил популярнейший писатель Эмиль Золя. И Жорж Клемансо придумал для знаменитой статьи Эмиля Золя название – «Я обвиняю». Статья была опубликована в газете «Орор» в 1898 году и очень повлияла на общественное мнение страны. Альфреда Дрейфуса полностью оправдали. Когда началась Первая мировая, он вернулся на действительную службу, был произведен в подполковники и удостоен ордена Почетного легиона.

Как и отец, Клемансо получил медицинское образование. Как и отец, врачом не стал. Прожил некоторое время в США, поэтому прекрасно говорил по-английски. Женился на англичанке. Брак оказался недолгим. Мэри Пламмер нечасто видела Клемансо, но собирала посвященные ему газетные вырезки. Прочитать их не могла, потому что французским так и не овладела. После ее смерти в разгар войны Клемансо заметил:

– Какая жалость, что она вышла за меня замуж.

У него было трое детей. Он более не женился. Но у него было много женщин – друзей и любовниц. Довольно высокомерно повторял:

– Мне никогда не было необходимости ухаживать за женщинами.

Возглавив Францию, заметил: теперь, когда он слишком стар, чтобы этим воспользоваться, женщины продолжают на него вешаться. Он был предельно циничен. Человек, который его хорошо знал, сказал о нем:

– Он вырос в стае волков.

Британец Ллойд Джордж добавил:

– Он любил Францию и ненавидел французов.