Кристина + Сергей = смерть. Любовь под присмотром КГБ

Андрей Андреевич покачал головой.

Ждать ему пришлось долго. Пока не появился помощник министра:

– Андрей Януарьевич вернулся и ждет вас.

Кабинет министра

Едва Громыко вошел, Вышинский сразу сказал ему:

– Товарищ Сталин умер.

Громыко замер.

На лице Вышинского не было и следа скорби. Только некоторая растерянность. Утративший прежнюю самоуверенность министр поведал Громыко последние новости:

– Сейчас идет заседание президиума ЦК. Большие кадровые перестановки. Вы вновь назначены первым заместителем министра. В Лондон вы больше не вернетесь. Вызывайте семью, приступайте к работе.

Часть четвертая

Сгоревший дом

В воскресенье возле магазина убили бывшего таксиста, два года назад перебравшегося в поселок из Молдавии. Его убили не у ближнего магазина, который у станции и который каждый день работает, а у дальнего – рядом с домом отдыха имени XII съезда комсомола. В дальний магазин поселковые редко ходят, потому что продавщица работает как бог на душу положит. У нее только отдыхающие толкутся – им выпивка нужна, сигареты и колоды карт.

Бывшего таксиста застрелили из нагана. Пуля попала в грудь и прошла выше сердца. Если бы сразу в больницу попал, может бы, и выжил. Но его обнаружили только утром. Таксист был парень молодой, но уже обрюзгший. На «скорой помощи» приехали одни фельдшерицы, труп таскать было некому.

Два дня в поселке только и говорили, что об убийстве. А в среду вечером, то есть вчера, когда Петр Иванович Глазов искал теплый свитер и нашел его на верхней полке старинного платяного шкафа с зеркалом во всю стенку, ему на голову свалился наган, спрятанный под вещами.

Потирая голову, Глазов уселся на раскладной деревянный стул из тех шести, что привез с соседней станции, и стал разглядывать наган. Шишка казалась ему самой малой из неприятностей, связанных с находкой.

Это был обычный револьвер Тульского завода с потемневшей от времени рукояткой. Покрутил барабан – трех патронов не хватало. Услышав голос жены, Петр Глазов засунул револьвер в карман брюк, которые сразу поползли вниз. Или брюки, или револьвер надо было держать рукой. Тогда он опять завернул револьвер в свитер, через заднее крыльцо вышел на участок и направился к сараю.

Участок у него был большой. Глазов – из старожилов поселка. Получил участок задолго до войны и тогда же с помощью отца-плотника построил двухэтажный дом. В нем выросло уже третье поколение семейства.

Валентин Михайлович Рожков не захотел тесниться вместе со всеми и обосновался в сарае. Вытащил из него всякий ненужный хлам, покрасил суриком, обшил изнутри фанерой, провел свет. Когда приехал из Москвы, работу нашел в районной газете, где отчаянно не хватало кадров и хорошо образованный человек на вес золота.

В сентябре темнеет рано. Оба окошка в сарае Рожков тщательно завесил, но из-под двери пробивалась полоска желтого света. Петр Глазов постучал и вошел. Рожков посмотрел на него с удивлением. Вечерами Петр Иванович его не беспокоил – после смерти Валентины он имеет право на самостоятельную жизнь.

Глазов вытряхнул наган на дощатый стол.

– Твой? – спросил Глазов.

Рожков ни минуты не колебался:

– Мой.

– С фронта привез?

– Точно.

– Таксиста из твоего нагана убили?

Рожков как-то странно посмотрел на Глазова.

– Пожалел его, что ли? Такую мразь пожалел? Преподаватель полное право имел его кончить. Ты-то об этом лучше всех знаешь.

И замолчал.

Глазов посидел еще немного, пожелал Рожкову спокойной ночи и в дом пошел.

«Такую мразь пожалел?» – звучали у него в ушах слова Рожкова.

Молдавский таксист появился два года назад, когда умерла лысая бабушка – своеобразная достопримечательность поселка. Волос на голове у нее совсем не осталось, парика она не носила. Дети почему-то боялись лысую бабушку, называли ее колдуньей, считали, что она может напустить неизлечимую болезнь. Зимой ее не было видно, а с весны до осени она неподвижно сидела на стуле возле самой речки, закутавшись в цветастую шерстяную кофту. Когда дети шли рвать кувшинки, лысую бабушку обходили за полкилометра.

Дом у нее был одноэтажный, дощатый, очень сырой, а участок с каждым годом становился еще меньше, потому что речка подмывала берег. Когда лысая бабушка умерла, появился таксист, предъявил документы, что он наследник, и оформил дом и участок на себя. Его права на наследование вызывали сомнение, но возражать никто не стал, потому что охотников на бабушкину развалюху не нашлось, а принимать ее на баланс администрации тоже не хотелось.

Таксист поставил двухэтажный кирпичный особнячок с теплым туалетом – на такую роскошь никто в поселке еще не раскошеливался. Но разливавшаяся весной речка мешала ему подъезжать к дому. Тогда таксист, чтобы заезжать к себе со всеми удобствами – прямо с дороги, перенес забор на два метра вглубь территории соседа, преподавателя железнодорожного техникума.