История внешней разведки. Карьеры и судьбы

При Артузове разведка обзавелась в основных европейских странах большим и разветвленным аппаратом. Агентов, имевших доступ к настоящим секретам, было, разумеется, немного. Но скажем, во Франции – только в среде эмиграции – число рядовых агентов исчислялось десятками. Другое дело, что они, работая за деньги, часто приносили липовую информацию. Но отличить зерна от плевел можно было только по прошествии времени, когда деньги уплачены и агент исчез.

В годы Артузова началась вербовка большой группы английской молодежи, несколько человек из этой группы стали самыми эффективными агентами советской политической разведки, скажем Ким Филби, который сделал изрядную карьеру в британской разведке.

Большие удачи чередовались с громкими провалами.

В 1930 году разгорелся скандал в Германии, когда появились сообщения, что советские агенты сбывают фальшивые доллары. В 1931 году в Вене был убит Георг Земмельман, который восемь лет работал на советскую разведку. Он женился на немке, и с ним прекратили сотрудничество. Лишившись денег, он стал рассказывать журналистам, откуда советская разведка берет фальшивые паспорта. Его застрелили.

7 июля 1932 года советник японского посольства в Москве передал в Наркомат иностранных дел ноту, в которой говорилось, что арестованный японскими властями кореец Ли признался: он и еще трое корейцев были завербованы владивостокским ГПУ, их снабдили взрывчаткой и отправили в Японию с заданием взорвать ряд мостов.

Руководитель полномочного представительства ОГПУ по Дальневосточному краю Терентий Дмитриевич Дерибас, введенный в состав коллегии ОГПУ, самокритично признал, что организованная им операция не удалась: «шуму наделали, а мост не взорвали». Агентов-взрывников поймали, и они во всем признались.

Сталин, возмущенный скандальным провалом чекистов, писал из Сочи секретарю ЦК Лазарю Кагановичу, оставшемуся в Москве за главного:

«Нельзя оставлять без внимания преступный факт нарушения директивы ЦК о недопустимости подрывной работы ОГПУ и Разведупра в Маньчжурии.

Арест каких-то корейцев-подрывников и касательство к этому делу наших органов создает (может создать) новую опасность провокации конфликта с Японией. Кому все это нужно, если не врагам советской власти?

Обязательно запросите руководителей Дальвоста, выясните дело и накажите примерно нарушителей интересов СССР. Нельзя дальше терпеть это безобразие!

Поговорите с Молотовым и примите драконовские меры против преступников из ОГПУ и Разведупра (вполне возможно, что эти господа являются агентами наших врагов в нашей среде). Покажите, что есть еще в Москве власть, умеющая примерно карать преступников».

Разумеется, на официальном уровне отрицалась любая причастность советских органов госбезопасности к террористическим акциям. 26 июля 1932 года заместитель наркома иностранных дел Лев Карахан пригласил к себе японского посла в Москве и сделал ему заявление от имени советского правительства:

«Все сообщение корейца Ли с начала до конца является злостным и провокационным вымыслом…

Ни Владивостокское ГПУ, ни какое-либо другое советское учреждение во Владивостоке не могло давать и не давало тех поручений, о которых показывает Ли-Хак-Ун, ни каких-либо других аналогичного характера ни корейцу Ли, ни каким-либо другим лицам…

Советское правительство надеется, что японские власти отнесутся должным образом как к автору провокационного заявления, так и примут все необходимые и энергичные меры к выяснению вдохновителей и организаторов этого преступного дела, имеющего несомненной целью ухудшение отношений между СССР и Японией».

Тем временем в Москве после короткого расследования обнаружили виновных.

16 июля политбюро приняло решение:

«а) Обратить внимание ОГПУ на то, что дело было организовано очень плохо; подобранные люди не были должным образом проверены.

б) Указать т. Дерибасу, что он лично не уделил должного внимания этому важнейшему делу, в особенности подбору и проверке людей.

в) Объявить строгий выговор т. Загвоздину как непосредственно отвечающему за плохую организацию дела.

Предрешить отзыв тов. Загвоздина из Владивостока.

г) Поручить ОГПУ укрепить кадрами военно-оперативный сектор».

Для Терентия Дмитриевича Дерибаса все закончилось благополучно. В конце года он получил второй орден Красного Знамени. Комиссар госбезопасности 1-го ранга Дерибас продолжал работать на Дальнем Востоке до ареста в августе 1937 года. Расстреляли его через год, в июле 1938 года.

Николай Андреевич Загвоздин, который так подвел Дерибаса, служил в госбезопасности с 1920 года. В апреле 1931 года его перевели из Нижегородской губернии на Дальний Восток начальником Владивостокского оперативного сектора.

После провала организованной им диверсионной операции Загвоздина перебросили в Среднюю Азию начальником особого отдела полномочного представительства ОГПУ и Среднеазиатского военного округа. Он несколько лет руководил военной контрразведкой округа. В декабре 1934 года стал по совместительству заместителем наркома внутренних дел Узбекистана, а через две недели наркомом.

Николая Загвоздина избрали депутатом Верховного Совета СССР, дали спецзвание майор госбезопасности. Из Узбекистана в сентябре 1937 года перевели наркомом в Таджикистан. Николай Загвоздин счастливо проскочил период массового уничтожения чекистских кадров и все-таки был арестован в феврале 1939 года, когда Берия убирал остатки старых кадров. 19 января 1940 года его приговорили к высшей мере наказания и в тот же день расстреляли…

В мае 1934 года Артура Христиановича Артузова внезапно перевели по совместительству в IV управление (военная разведка) Рабоче-крестьянской Красной армии. В постановлении политбюро от 26 мая говорилось: «Назначить начальника ИНО ОГПУ т. Артузова заместителем начальника IV Управления, обязав его две трети своего рабочего времени отдавать IV Управлению».

Артузова, как тогда говорили, бросили на укрепление военной разведки после целой серии провалов разведупра – в Латвии, Германии, Финляндии, Франции. Причем в Латвии и в Финляндии полиция арестовала целые резидентуры. Во Франции аресты продолжались год, это был полный разгром военной разведки.

Наркомат иностранных дел подготовил опровержение от имени ТАСС, которое было опубликовано в советских газетах: «В связи с появившимися во французской печати утверждениями, будто группа лиц разной национальности, арестованная в Париже по обвинению в шпионаже, занималась им в пользу СССР. ТАСС уполномочен заявить со всей категоричностью, что эти утверждения являются ничем не обоснованным клеветническим вымыслом».

Тем временем руководство страны требовало ответа, почему стал возможным такой масштабный провал военной разведки. Подробную записку представил заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода. Чекисты нашли простое объяснение: «Тщательное изучение причин провалов, приведших к разгрому крупнейших резидентур, показало, что все они являются следствием засоренности предателями; подбора зарубежных кадров из элементов, сомнительных по своему прошлому и связям; несоблюдения правил конспирации; недостаточного руководства зарубежной работой со стороны самого 4-го Управления Штаба РККА, что, несомненно, способствовало проникновению большого количества дезориентирующих нас материалов».

26 мая 1934 года в повестке заседания политбюро значилось: «Вопросы 4-го Управления Штаба РККА». Итогом обсуждения стало подробное постановление о работе военной разведки:

«1. Признать, что система построения агентурной сети IV Управления, основанная на принципе объединения обслуживающей ту или иную страну агентуры в крупные резидентуры, а также сосредоточение в одном пункте линий связи с целым рядом резидентур – неправильна и влечет за собой в случае провала отдельного агента провал всей резидентуры. Переброска расконспирированных в одной стране работников для работы в другую страну явилась грубейшим нарушением основных принципов конспирации и создавала предпосылки для провала одновременно в ряде стран.

2. Имевшие место провалы показали недостаточно тщательный подбор агентработников и недостаточную их подготовку. Проверка отправляемых IV Управлением на заграничную работу сотрудников со стороны органов ОГПУ была недостаточна.

3. Агентурная работа IV Управления недостаточно увязана с работой Особого отдела и ИНО ОГПУ, вследствие чего возникают недоразумения между этими учреждениями и отдельными их работниками…

Для устранения указанных недостатков:

1. Наркомвоенмору выделить IV Управление из системы Штаба РККА с непосредственным подчинением наркому. В составе Штаба РККА оставить только отдел, ведающий вопросами войсковой разведки, увязав его работу с работой IV Управления.

Во избежание загрузки IV Управления несущественными или маловажными заданиями установить порядок дачи заданий только через наркома или с его ведома и одобрения…

Усилить руководство IV Управления двумя-тремя крупными военными работниками соответствующей квалификации…

3. Обязать начальника IV Управления в кратчайший срок перестроить всю систему агентурной работы на основе создания небольших, совершенно самостоятельно работающих и не знающих друг друга групп агентов. Работу внутри групп поставить так, чтобы один источник не знал другого…

4. В кратчайший срок создать специальную школу разведчиков, которую укомплектовать тщательно отобранными, проверенными через ОГПУ и парторганизации лицами командного и командно-политического состава. При отборе особое внимание обратить не только на социальное происхождение, но и на национальность, учтя, что националистические настроения могут быть источником измены и предательства. Школу организовать на 200 человек; учение вести раздельно группами в 10–15 человек.

5. Центр тяжести в работе военной разведки перенести на Польшу, Германию, Финляндию, Румынию, Англию, Японию, Маньчжурию, Китай. Изучение вооруженных сил остальных стран вести легальными путями через официальных военных представителей, стажеров, военных приемщиков и т. д…»

Военной разведкой с 1924 года руководил Ян Карлович Берзин (настоящее имя – Петерис Кюзис). С его именем связывают немалые успехи военных разведчиков. Берзин создал сильный коллектив в Центре и мощные резидентуры за рубежом. Но серия провалов привела подозрительного Сталина к мысли, что Берзина следует заменить. Сталин отправил его к Блюхеру заместителем командующего Отдельной краснознаменной Дальневосточной армией, хотя у Берзина не было опыта общевойскового командира.

Начальником военной разведки утвердили Семена Петровича Урицкого, племянника первого председателя Петроградской ЧК Моисея Соломоновича Урицкого, убитого в августе 1918 года студентом-эсером.

Комкор Семен Урицкий был профессиональным военным. Он служил еще в царской армии, в 1920 году командовал отдельной кавалерийской бригадой Второй конной армии. Он окончил Военную академию РККА и курсы усовершенствования высшего командного состава. Командовал дивизией и корпусом, был начальником штаба Ленинградского военного округа. В 1934 году его вызвали в Москву и назначили заместителем начальника Управления механизации и моторизации РККА. А вскоре поставили во главе военной разведки. Поскольку разведывательное дело было для него в новинку, первым замом сделали Артузова.

21 ноября 1935 года Артур Христианович получил звание корпусного комиссара (в армейской иерархии генерал-лейтенант). Поскольку военную разведку вывели из структуры Штаба Красной армии, разведчики напрямую подчинялись наркому обороны Ворошилову. Многие сотрудники Ворошилова откровенно говорили о том, что нарком не только некомпетентен в военных вопросах, но и не особенно утруждает себя делами. Любит представительствовать и избегает решения серьезных проблем.

Сотрудник Института востоковедения Академии наук Владимир Михайлович Константинов до войны работал в Японии в военном атташате. В 1938 году его посадили. Незадолго до ареста вызвали к Ворошилову отчитаться о работе в Японии (см. книгу И. Латышева «Япония, японцы и японоведы»),

– Пока я, стоя перед наркомом, минут двадцать докладывал о проведенной в Японии работе, – рассказывал Константинов, – Ворошилов сидел молча, не глядя в мою сторону и не перебивая меня. А когда я завершил отчет, то он после некоторой паузы задал мне лишь один вопрос: «Ну, скажи честно, а с японкой ты все-таки хоть раз переспал?» Я бодро ответил: «Нет, товарищ нарком обороны!» – «Ну и дурак, – ласково резюмировал Климент Ефремович. – Можешь идти».

Артузов привел с собой группу доверенных людей из иностранного отдела главного управления госбезопасности НКВД и расставил их на ключевых постах. Военных разведчиков пришествие варягов, ясное дело, раздражало. Артузов изменил структуру военной разведки, разделив ее на два основных отдела: 1-й (западный) и 2-й (восточный). При этом он совершил большую ошибку – расформировал аналитический отдел, не видя в нем особой нужды.

Помимо рутинной разведывательной работы Урицкий с Артузовым много занимались Испанией, где шла гражданская война, и Китаем, на который напали японцы.

Сталин старался помешать тому, чтобы Китай перешел под управление японцев. Но он не желал и укрепления китайского правительства. Он одновременно помогал центральному правительству Чан Кайши в борьбе против японцев, и он же поставлял оружие коммунистической армии Мао Цзэдуна, чтобы она сражалась против Чан Кайши. Правда, все делалось скрытно, с соблюдением конспирации. Оружие военная разведка передавала китайским коммунистам через третьи руки, чтобы у правительства Чан Кайши не было формального повода для протеста.