войну…
И понял всё.
Мудрил насчёт прогноза,
Вертел очки, прищуривал глаза.
Затем по-свойски, нарочитой прозой,
Запанибрата вроде бы сказал:
Ну, антропос, нам хныкать не годиться,
Смотри оптимистичнее на жизнь!
Не кисни. А пока давай в больницу,
Ко мне – в глазное, батенька, ложись.
Уже не видя мир обетованный,
Я лёг в больницу. И в больнице той
Был начат бой с непрошеной, незваной,
Быть может с неизбежной слепотой.
Тяжёлый бой – не на живот, а на смерть.
Коллега мой кудесничал, ворча.
И стало ясно -
Слепота подвластна
Возвышенному замыслу врача.
Он был то злым, то ласково-шутливым
Ночами, днями памятной весны.
А я как будто так, со стороны
За вдохновенным наблюдал порывом.
В борьбе с какой-то схемой обветшалой
Порой казалось – он сошёл с ума…
Но нет! Не то! – Поэзия сама
В руках его, в душе его дышала!
И вот уже решающий момент
Он шёл – в который раз! – дерзая снова,
Почти на риск! Почти в эксперимент!
С согласья, разумеется, больного.
Ещё во тьме я открываю веки.
В огне моя пылает голова.
-Повязку снять!
Мне не забыть во веки
Пронзительно-тревожные слова.
Они звучат, как в величавом гимне:
–Сейчас…
увидишь…
светлые…
круги…
Спокойно, мой коллега…
Помоги мне…
Ведь я почти у цели. Помоги! -
И вот свершилось!
Надо мной спокойно
Струится воздух, свеж и ноздреват…
В какой-то миг всем существом я понял:
Весна! Я начинаю прозревать!
Она уже врывается в палаты.