Оценить:
 Рейтинг: 0

Зеленое море, красная рыба, черная икра

Год написания книги
2008
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 68 >>
На страницу:
6 из 68
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Через минуту мы остались вдвоем.

– Мазут этот, Касумов, заговорит обязательно, его надо только найти. Где-то он здесь должен обретаться… – Агаев взглянул на меня с высоты своего почти двухметрового роста. – У него и паспорта нет, он судимый. Его надо тут поймать. Поймаем – выйдем на убийц.

В отличие от своих подчиненных, Агаев не собирался переступать рамки официальных отношений. Дело было не во мне. Такие, как он, постоянно находятся в состоянии острого соперничества со всеми. Самое забавное – что мы с Эдиком Агае-вым учились в одной и той же четырнадцатой спецшколе, в параллельных классах, и встречались почти ежедневно. Но как это часто бывает, граница классов была и границей дружбы – мы не общались и, как мне помнится, за все время ни разу не разговаривали.

Был он из ребят, которые ходили большими компаниями – десять – двенадцать молчаливых амбалов, при виде которых школьникам помельче, очкарикам, сразу становилось не по себе. Я подозревал, что они отбирают у младших жвачку, мелочь; за небольшую мзду в виде пачки сигарет могут выступать и как наемная боевая единица, помогающая сводить личные счеты. Сейчас об этом было странно думать.

– Где он может быть? – спросил я.

– Бог его знает. У любого из этих… – Он бросил мне на стол тетрадку – «Список браконьеров, доставлявшихся в Восточнокаспийскую рыбную инспекцию».

Я полистал длиннющий реестр.

– «Алимурадов, Бердыев, Бобров, Гельдыев…» – фамилии шли не по хронологии допущенных ими нарушений, а по алфавиту.

От графы «Касумов-Мазут» шла вниз долгая «лестница» браконьерских подвигов.

– А почему «Мазут»? – спросил я.

– Браконьерский жаргон. «Мазут» – значит «икра»… Мы уже выписали повестки им всем… Я с утра этим занимаюсь. – Он взял тетрадку. – А на метеостанции мы оставили сотрудника. На всякий случай.

– Удалось установить, с кем Пухов был вечером?

– Да. Они из этого дома. Джалиловы. Бала допросил. Ихвсе знают. Муж, жена, два брата мужа, сноха и бабушка. Они вечером, после работы, переносили вещи на новую квартиру. Пухов им помогал… – Агаев взглянул на часы. – Надо идти, там у меня люди…

Высоченный, рыжий – он напоминал снятую с петель большую дверь, уж гораздо большую, чем та, что вела в мой кабинет, поэтому, выходя, Эдик Агаев слегка пригнул голову, чтобы не задеть притолоку.

Я вышел вслед за ним. В приемной, напоминавшей объемом небольшой платяной шкаф, уже толпился мой огромный штат в лице всего того же помощника – страдающего полнотой и одышкой юного Балы Ибрагимова и моей сильно беременной секретарши – гладкой, огромной, как дельфин, Гезели.

– Пухов долго еще находился у Джалиловых? – спросил я у Балы.

– Не очень. Поужинали, распили бутылку. Пухов ушел около двенадцати.

– Он говорил, куда идет?

– Нет. Никому ничего не сказал.

– Он был с ними с самого начала?

– Нет, они встретили его в Нахаловке, часов в девять, когда делали последнюю ходку. Он помог им нести посуду – тарелки, пиалушки…

«Похоже, так и было», – подумал я, вспомнив донесшийся до меня голос: «Осторожно хватай! Разобьешь!..»

– С женой Пухова ты тоже говорил?

– Да. Она воспитывает детей и не знает о делах своего мужа. Не знала и знать не хотела. У них у каждого была своя жизнь… – Бала хотел говорить точно и резко, как милицейские оперативники, но ему мешала природная застенчивость да еще очки – затемненные, неохватные, готовые в любую секунду слететь и разбиться. Громоздкая фигура добряка и толстые губы дополняли портрет.

– Жена Пухова не говорила – в их семейной жизни не было проблем?

– Как? – Бала не понял.

– Может, ревность, месть…

– Нет, нет… – Он отверг самую мысль об этом.

Был уже вечер, но хозяин «Парикмахерской Гарегина» стоял у дверей своего заведения в той же позе, исполненной величия и трагизма, что и накануне.

– Так проходит слава мира… – грустно сказал он, глядя куда-то поверх моей головы.

Я хотел обернуться, но парикмахер неверно истолковал мое движение, взял меня под руку со словами:

– Отбросьте свои сомнения, тем более что у вас нет на них времени. Вы же наверняка еще не представлялись в обкоме! – Осведомленность капиталиста-парикмахера была исчерпывающей. – Вы приехали позавчера. Секретаря обкома не было. Сегодня вам наверняка было не до этого. Неизвестно, сможете ли вы завтра выкроить хоть минуту для себя… Все другое время у вас займут допросы. Надо же искать убийцу! А ищут обычно или поздно вечером, или ночью, или на рассвете…

– Пожалуй…

Я провел рукой по лицу. Мелкая колючая щетина покрывала подбородок.

Мы зашли в его белую мазанку, очень аккуратный домик, разделенный белой медицинской ширмой на два помещения. Передняя оказалась залом ожидания, включавшим столик с неизбежным потрепанным комплектом прошлогодних «Огоньков» и двумя стульями. За ширмой был парикмахерский рай. Гарегин усадил меня в кресло, обвязал хрустящей чистой белой салфеткой, намылил лицо горячей душистой пеной и начал колдовать, ни на минуту не прекращая разговор.

– У каждого свое призвание. Я не стригу, я рисую на голове… Один рождается солдатом, другой – художником… – витийствовал Мкртчан. Других клиентов, желавших последовать моему примеру, не было, и он не спешил сократить время, отведенное на саморекламу. – Вообще, в нашей стране умели делать настоящую прическу два человека: один уже умер, второй – мой учитель, он на пенсии. Я – третий. Я филирую, шлифую, разделываю, просто точу красоту… Волос на голове должен лежать натуральной волной.

За окном парикмахерской показался черно-желтый похоронный автобус «пазик».

Я вспомнил о Пухове. Завтра в таком же автобусе убитый инспектор рыбнадзора отправится в свою последнюю дорогу. Где она кончается, никто не знает.

Много лет назад, когда моя жена была еще студенткой и училась на факультете психологии, ей предложили тему курсовой, которая ей и мне тоже – тогда студенту юрфака – пришлась по душе. Она называлась – вот и говори после этого о свободной воле и случайности выбора – «Поведение браконьера в конфликтной ситуации». Никогда до того я не интересовался вопросами рыбоохраны и после многие годы, вплоть до моего назначения в Восточнокаспийск, не предполагал вернуться к ним.

Вместе с еще одной молодой парой – студентами биофака – мы получили в свое распоряжение весельную лодку «кулаз» и возможность курсировать вдоль берега.

Прекрасное было время! Мы внимательно выслушивали рыбинспекторов и задержанных ими нарушителей лова, заполняли карточки, вычерчивали диаграммы.

Конфликтная ситуация, как нам представлялось, ограничивалась поигрыванием мускулами в зависимости от силы обеих сторон – наличия оружия, количественного соотношения браконьеров и инспекторов, качества и числа имеющихся у них плавательных средств.

Мы не предполагали, что можно, подойдя почти вплотную, расстрелять инспектора рыбнадзора, как это произошло с Пуховым, или, проникнув в инспекцию, плеснуть бензин на живот спящему, выйти и выстрелить из ракетницы, как это проделал Умар Кулиев.

Метеостанция, где был убит Пухов, не находилась на участке его обслуживания, и было непонятно, что привело его в район бывшего банка. Что он ожидал от ночной этой поездки на берег? Где его лодка?

Я сидел в полудреме, слушая, как с легким скрежетом ползет по моим щекам бритва, и раздумывая над своими непростыми проблемами.

– А вот в рыбинспекторы я бы, например, никогда не пошел, – клубился в это время надо мной голос Согомоныча. Задумавшись, я забыл, что кроме меня в парикмахерской присутствует кто-то еще, кто соединяет бесшумные успокаивающие прикосновения к лицу с такими же ласковыми неутомительными сотрясениями воздуха над моей головой. – Это же не шутка! Перед этим тоже молодой рыбинспектор погиб – Саттар Аббасов… Сожгли прямо в рыбинспекции!

Созвучие наших мыслей имело общую причину, и я легко установил ее. Из окна парикмахерской была хорошо видна выцветшая надпись, на которую я раньше еще обратил внимание, – «Смертный приговор убийце – браконьеру У. Кулиеву…»

Еще трижды я увидел за окном желтые похоронные автобусы. Можно было подумать, что на побережье вчера бушевала война. Правда, у людей в катафалках лица были деловые, озабоченные; никакой особой печати скорби не наблюдалось.

– У вас пассажиры предпочитают похоронные автобусы обычным или что-то случилось?

Парикмахер недоуменно посмотрел на меня, потом проследил направление моего взгляда, увидел автобус и захохотал:
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 68 >>
На страницу:
6 из 68