У Ирины сердце замерло, когда она вошла в зал и увидела за окном Савелия.
– Малыш, – прошептала она, стараясь говорить как можно спокойнее, чтобы не напугать сына. – Иди ко мне. Посмотри, что есть для тебя у мамы.
– Дядя, – произнес Савелий, услышав маму, и указал пальцем в пустоту.
– Иди ко мне, мой хороший, осторожно, осторожно. Иди ко мне. Мама что-то тебе покажет. Иди, малыш, иди ко мне на ручки.
Савелий шагнул внутрь комнаты, и Ира крепко обняла его.
Он посмотрел на Карсона и, указав на него, произнес:
– Мама, мгака, дядя, мгака.
Молодая мама, проклиная в душе Лену, посмотрела туда, куда указывал сын, и увидела мужчину в доме напротив.
– Дядя, дядя, сынок. Ух уж этот дядя.
В дверь громко постучали, и Ирина вздрогнула от неожиданности. Нервы были на пределе, и казалось, что стук рождался в самой глубине мозга.
Потянуло сквозняком, и Савелий увидел, как у Карсона исказилось лицо, краски стекли, уступая бледно-серым тонам. Черные дыры вместо глаз и щель рта на белом силуэте. Призрак издал рев, в котором слышались бессилие, злость и негодование…
Савелий вцепился в мать и заплакал.
А где-то на другом краю города:
***
Артем почти заснул, как вдруг услышал:
– Мальчишка! Неужели ты спишь? Так ты проворонишь все великие приключения.
– Ты кто? – спросил Артем, открыв глаза и увидев весящего у потолка, рядом с приоткрытым окном, мальчика в необычном одеянии.
– Как? Ты не знаешь? Я Питер Пен, друг всех свободных мальчишек и девчонок. Давай уже. Вылезай из-под одеяла, и полетели!
– Я? Я не умею летать.
– Я научу. У меня есть волшебный порошок. Так что смело прыгай и в путь, в волшебную страну…
ПЯТНО ведьмака
Предисловие
Осколки оконного стекла с мелодичным звоном осыпались на землю. Хрупкая фигура женщины, одетая лишь в ночную рубашку, стремительно выпрыгнула из окна и приземлилась на землю. Босые ноги женщины утонули в прохладной весенней почве, на которой уже пробивалась скудная зелень. Осколок стекла впился в нежную кожу, окрашивая её в алый цвет, но женщина не обратила внимания на боль, поддерживая живот, она побежала прочь от своего жилища в сторону болота.
Над деревней пылало зарево пожара, освещая тяжёлые тучи, несущиеся низко над землёй. Доносились крики и шум ночной битвы. Аливии повезло: её дом стоял на самом краю поселения, и окна спальни выходили в сторону непроходимых болот, что и спасло её.
***
Ещё час назад ничто не предвещало беды, но вдруг прозвучал колокол – сигнал о нападении. Муж Аливии, Станислав, быстро оделся, схватил меч и выскочил из дома, поцеловав жену на прощание.
– Даст бог… не прощаюсь, – хрипло произнёс он, а затем добавил: – Дозорные! Куда смотрели? Береги сына.
– А если родится дочь? – прошептала Аливия и села прямо на пол в прихожей, когда хлопнула дверь и Станислав растворился в ночи. Силы покинули её, мысли спутались в змеиный клубок и, шипя, расползлись, оставив безмолвную пустыню.
Так она просидела довольно долго, пока не услышала шум за порогом и тяжёлый удар в дверь. В щель под дверью потянуло дымом. Она вздрогнула и, словно опомнившись, вскочила на ноги. В её глазах блеснула дерзкая решимость, вены вздулись на висках, и, став сильнее в несколько раз, чем обычно, она с лёгкостью схватила массивный табурет за ножку и с размаху ударила в окно.
– Это сын! Сын! – твёрдо произнесла она и выскочила в образовавшийся выход.
Ноги Аливии погружались в грязь, оставляя кровавый след, но она не обращала на это внимания. Разодранное плечо об осколок, торчащий из рамы, пульсировало, выпуская струйки обжигающей крови, раскрашивая в причудливые узоры левый бок и ногу. Стремление спасти зарождающуюся жизнь подгоняло её в самую топь. Здесь она выросла и с детства знала безопасные тропинки. Её мать была местной знахаркой, и Аливия исколесила вдоль и поперёк бесконечные болота в поисках нужных трав и кореньев, и теперь она интуитивно чувствовала, что только здесь найдёт спасение.
Про топи ходили страшные легенды. Много душ скрывает трясина. Много веков они забирали в свои объятья неосторожных путников, охотников и заблудившихся детей. Были времена, когда обезумевшие старухи, почувствовавшие в себе колдовские силы, устраивали шабаш раз в год на одном из островов. После страшной эпидемии, унёсшей полстраны, почти всех ведьм выловили и утопили в чавкающей жиже.
– Темные силы – это и проклятие болот, и благо, – любила говорить мать Аливии. – Нет энергии ни плохой, ни хорошей. Энергия – это сырая субстанция, и направишь её во зло или добро – зависит только от тебя. Из кореньев можно сварить яд, а можно – снадобье, дарующее выздоровление.
До слуха часто доносились звуки выходящего газа, напоминающие человеческие вздохи и душераздирающий вой.
– То проклятые души стонут и плачут. Никак им не вырваться из душных объятий. Не переродиться в новом воплощении, не унестись ветром тучкой мошек. Так и стелются они утренним туманом в поисках новых жертв.
***
Аливия оглянулась и с грустью попрощалась с прошлым. В её тёмных глазах отражалось пламя, которое с жадностью пожирало когда-то цветущее поселение. Боль и тоска пронзили её разум вместе с надвигающимися схватками. Она вскрикнула и упала на мох.
Роды были мучительными и долгими. Струйки крови окрашивали всё вокруг, и болото с чавканьем впитывало живительную влагу. Посреди топи виднелось бордовое пятно, в центре которого зарождалась новая жизнь. Руки вцепились в корягу, словно пытаясь выдавить из неё все соки, а покрытые пеной губы и леденящий крик слились с дыханием дышащей трясины.
Зловещие тени со всех сторон тянулись к корчившемуся телу роженицы, которая теряла рассудок. Вода вспенилась, и сотни полусгнивших рук потянулись к новорождённому ребёнку. Мать обнимала крошечное тело и с ужасом наблюдала за силами потустороннего мира. Скрюченные кисти коснулись сморщенного тельца крохи и осыпались пеплом, отдав все свои силы новому хозяину. На правом бедре и ягодице появилось большое родимое пятно, как раз в том месте, куда дотянулись пленники бездны.
Конфликт на ровном месте
«Июль уже через десять дней, а я ещё ни разу не грела косточки на солнце», – думала Елизавета. «Лето выдалось зачетным, нечего сказать, то моросит… то не моросит, а заливает», – и она рассмеялась, забавляясь своими мыслями.
Пляжный сезон был одним из самых любимых времён года для Лизы. Несмотря на большое родимое пятно на правом бедре, которое также занимало часть ягодицы, она всегда с удовольствием подставляла тело солнечным лучам.
У подъезда, как это часто бывает, собралась шумная компания. Возле лавки стояло несколько пивных бутылок, а асфальт был усыпан окурками. Веселье было в самом разгаре, когда Лиза проходила мимо, доставая из кармана ключи с магнитом, чтобы открыть дверь в подъезд.
Они с матерью переехали в этот дом полгода назад. Это было их первое жильё в Балашихе, куда их занесла судьба после долгих скитаний по съёмным квартирам. Со дворовой компанией Лиза не смогла найти общий язык и часто ловила на себе косые взгляды, но старалась не обращать на это внимания.
***
– Это уже хамство, – произнесла Инна, услышав смешок проходящей мимо новенькой. Хмель ударил ей в голову, и ей показалось, что смеются именно над ней. Терпеть насмешки над собой было ниже её достоинства. Обладая лишним весом на фоне высокого роста, она воспринимала любой шёпот или ухмылку как угрозу. – Кому-то, я вижу, очень весело.
Массивная фигура Инны устремилась к Лизе. Если бы Лиза не увернулась, то удар правой пришелся бы точно в глаз. Занятия в секции тхэквондо не прошли даром. Отец, когда он ещё участвовал в её жизни, обучал её различным мальчишеским премудростям, и посещение секции было его идеей. Мама не возражала, лишь бы дочке нравилось. А ей нравилось.
– Ты что, не в себе? – возмутилась Лиза. – Выпила лишнего? Иди проспись.
Александр, не совсем понимая, что происходит, стремительно подскочил слева, готовый защитить честь своей подруги. Удар был неожиданным и внезапным, и Лиза потеряла равновесие, когда его кулак врезался в её щеку.
Он всегда действовал прежде, чем думал. В этот вечер настроение было боевым, а выпитое спиртное требовало выхода энергии. Бить девушку – это, конечно, позор. Но он и не собирался наносить ей удар. Скорее, это был толчок, чтобы привести её в чувство. Не рассчитал… Такое случается.