Грустная книжка

«Да, да, звёздное небо прекрасно, сами видели, но почему „неботаник в очках“?» – торопите вы. Да вот и подкрадываюсь к расшифровке, и самому хочется понять мою краткую формулу счастливого для нас Юркиного характера. Надеюсь, Юр, что ты там за неё на меня не будешь в обиде, и, надеюсь, что не схлопочу по мозгам по всей чистой программе от твоей сестрёнки за нахлынувшие воспоминания о том времени, когда ещё мы получали не зарплату, а пузатые двойки и пятёрки.

Как помню, Юрка не очень страдал, когда рядом не было ни одного учебника – вот тут я мордой об асфальт и утираюсь от зависти! Но попроще и легче относиться к чему бы то ни было он всё же успел меня надоумить. А моя некоторая послушность и недалёкая внушаемость уже начинала сбивать обороты моей дармовой везучести. Но что меня просто сразило наповал – это Юркина абсолютная ровность и одинаковость в отношениях со всеми в классе. Ему было до всех лампочек и барабанов – «отличник» перед его очками или «двоечник», паинька или оторви голова. Не, это не безразличие – и не хитрое искусство дипломатов. Вот это и был по-мне его Божий дар – доброе, всегда спокойное, лёгкое и естественное отношение к каждому. Это было в нём искренне и магически просто. И заразительно. И к нему одному у всех было такое же отношение – и все улыбались в его весёлые «объективы», и всем было легко с Юркой, с нашим неботаником в очках, с его счастливо беспечным и незабываемым нравом.

Я завидовал Юрке радостно, потому что не забывал завидовать и самому себе: всё же повезло мне опять вовремя встретить в этом кишащем море землян очень редкого их представителя, так необходимого для моего будущего безоблачного существования. Бери с него пример – и катайся на здоровье, сам себе любимый, в нежном космическом масле ласковой заботы о тебе вселенной! Вот так Юрка установил на моторе моей машины для плавания по волнам в море нескончаемого везения и незатейливых удач ровные и устойчивые обороты.

Сапожник без сапог, хирург не делает операций на своём сердце. Весёлый конструктор моих удач, одноклассник Юрка Еперин, думаю, и там, на небе, щедро делится своим главным талантом – незаметно, уже там, у звёзд, спокойно организовывает движение материи в её единственно правильном направлении: к дружному равенству в признании уникальности и неповторимости каждой точки вселенной и после смены нами бренного мира.

Спасибо, Юр, что лично мне ты успел указать фарватер без мелей и подводных скал. И, как уж смог, вот, попытался тоже сохранить добрую нашу память о тебе, твоих однокашек.

7. 06. 2018

Кратер Эршота в общей палате

Ну, вот, дожился… Баба Маня, единственная моя радость, у которой водилась водка с глюками и я восемь лет закусывал её, не захлёбываясь, своими опусами, – баба Маня меня, наконец, не узнала! Пора: ей за девяносто. Побрёл без улова в магазин в ста метрах – мимо! Все новенькие – и ночью меня оставили с носом. Помер? – у-у! Вообще-то, повзрывать что-нибудь после таких промахов положено! Ан нет! – сижу, паёк-чаёк, и с чего-то, старый валенок, радуюсь! А день великий: тридцать восемь лет моему первенцу! моей старшенькой! Но… чуть-чуть не хватило. Так я кумекал, а теперь так не кумекаю. И пока прыгал обратно домой по канавам с палочкой, всё думал: «И что это ты, оставленный без последней капли, такой совсем негрустный? Кто ж тебя, хромая нога, приучил радоваться неудаче?» И притопал он со мной домой вместе, мой ответ самому себе: «А ты забыл уже его, весёлого и солнечного дядьку… забыл про «Кратер Эршота»… Да, общий взгляд на солнце моя любимая космическая чужая бабушка из Пятигорска привила мне ещё в пять лет, но не огорчаться пятнами на нём – этот подвиг достался уже другому необыкновенному человеку.

Вот, кто ни читал «Кратер Эршота»? Странно, мне было где-то десять лет, а мы в общей палате в областной больнице читали её вслух, по ночам, тайно, как самиздат. Мне было уже пятьдесят семь, и за четыре месяца до смерти отца в его письменном столе я случайно наткнулся опять на «Кратер Эршота», в самиздатовском варианте!.. С ума не сошёл, но ничего не понял я в этой вселенной: книга же детская, а через полвека в столе – опять её самиздат!..

А детская память, уверен, не ошибается в главном. Но первая загадка: в палате лежали и взрослые, и дети, то есть я. И мужики, и женщины. Читал вслух-то чаще всего женский голос, и переживающие вздохи были женские. Вторая загадка: с подбитым глазом из рогатки отлёживался только я, все другие лечились от чего-то другого, но с глазами у них всё было лучше, чем у здоровых. Читали по очереди, и женщины, и мужики. Я не читал. Я слушал. И то – под одеялом. Потому что после тайного ночного чтения начиналось главное – «взрослые» разговоры. А если бы хоть раз «засветился» – ни про кратер Эршота, ни взрослых тайн я бы не узнал. Сопел в восемь дырок! «Кратер Эршота», йес оф коз, великая книга, но разговоры «про это» – величина, вообще, неизмеримая!

Эта великая книга почему-то своими бедными мамонтами всех взрослых дядей и тёть прямо-таки толкала на взрослые темы. Всё по «полкам» до мелочей – и я не краснел! И только потому, что среди нашего постоянного контингента в нашей общей палате оказался он – равный философам греческой древности – великий и задорный пересмешник нашего настоящего. Понятно, взрослыми для меня были тогда и двадцатилетние, раз «Кратер Эршота» не давал им спать, а тридцатилетние и сорокалетние – так совсем казались дедами.

Вот то был мужик! Про всё на свете гутарил без запятой, ясно, смешно, без всякой грязи, про всё – от древних мамонтов до взрослых шуток про ночи в Сочи. Ещё в восемь лет я лез в драку, когда мне сообщали, что я родился из живота мамы! В девять лет сочинял похабные письма о наших дворовых Ромео и Джульеттах, а через год, после «Кратера Эршота», уже бродил по круглым камням нашей горной реки и думал о будущей моей жене!

Конечно, дядька был хитрый и мудрющий, и, наверно, знал, что малец под одеялом притворяется спящим, но спуска остроте темам не давал и грязные мыслишки на соседних кроватях топил как котят. И в палате был свет. Понятно, раз читали. Но и в разговорах «про взрослую жизнь» свет не выключался. Никто не входил, никто не выходил. Всех держал своим магнитом безудержного таланта рассказчика на любые темы. Такое вворачивал, но женщины ни разу не вопили. И всё же мне, дураку, пришло в голову ему как-то соврать. С чего-то вдруг ему ляпнул, днём: «А у меня папа и мама никогда не ссорятся». Он для порядка переспросил: «Ничо себе! никогда-никогда?» Но я, упрямо в пол, стоял на своей мечте: «Ни разу». Мудрый дядька пригладил мне чуб и сказал: «Значит, они у тебя ангелы». Я и поверил. Мне очень хотелось верить в его неожиданную версию.

Как же выручали меня потом прибаутки и непонятные рассказы этого дядьки. «Резал» он по всему на свете. Ясно, что и половины я не понимал, да и не положено было по возрасту, но здоровый взгляд на анатомию и, вообще, на жизнь он всё же запихал в мою глупую мозгоноску. И «Кратер Эршота», и замечания по ходу жизни нашего общепалатного гуру втемяшили мне главное: ничто так не расходится с жизнью, как отчаянье. Уж он не унывал никогда, так мне казалось. И когда совершаешь падение до грусти о несбывшихся бульках, становится смешно: как будто ты там, муравей-паучок, под самой низкой травой путаешься в сопливых улитках, а даже великое солнце прячет от нас свои пятна и продолжает светить.

Не помню его босых ног, тапок, одежды. Только умная и насмешливая его физия расплывается по моим мозгам, по всей нашей больничной палате: «Что? Плакать хочется? Ну и на хрена тогда бог придумал для тебя бабу?!»

На странице у младшей дочки в «ВКонтакте» нашёл зд'оровскую фотку из интернета: забитое окно бомжатника с надписью мелом «Я собираюсь жить вечно! И пока у меня получается!» Тоже захотелось впихнуть что-то оптимистическое. Вот, присочинил, типа слогана:

После шумного, пьяного вече

Неразбитая лампа качается.

Так и я собираюсь жить вечно!

И пока у меня получается!

Спасибо, мой весёлый и премудрый дядька из нашей общей палаты. Представляю, какая за ним тянется широкая радостная дорога с улыбками до ушей, по полям, по долам, по годам и судьбам! Надеюсь, что он тогда, в палате, был ещё молодой, и что где-то там, на этой необыкновенной дороге, ещё слышны кому-то его шаги, и он бросает на ходу новому мальцу: «До ветру ходить – не стесняйся. Наслаждайся этим – и думать здесь нечего. Струя жизни главней любых мыслей, мой юный друг!» Что ещё я мог запомнить, послушный глупыш, дословно?

29.06.2018

Первый правильный случай

…Через неделю я опять в Крыму, более чем через полвека. Крым!.. дядя Вова! тётя Лиля! мы с сестрой Галкой! виноград – самосвалом! чистый, без травы, персиковый сад – любимые дерева моих любимых фруктов! моя ангина – только я, изнеженный, как персик, и везучий, как чмурсик, умудрился подхватить вирус, который ещё не открыла тогда наука! песня «А у моря, у синего моря» – Агутин превратил её потом в чудо! помидоры вместо воды – кока-коле и не снились крымские помидоры! И мне не снилось, что я снова совершу полёт в рай Одиссея и Навсикаи!

Честно, просторную голубую комнату – помню. Море, пляж – помню, конечно! Галку – не помню… И тётю Лилю на пляже – не помню… Но как ловили с дядей Вовой и тётей Лилей какую-то громадную со слона и страшную зверюгу в курятнике – помню!

Помню – не помню… «Давай, бесплатный мой санаторный аэроплан, сдувай все мои болячки, очищай ржавые нейроны – через неделю я снова лечу курсом Москва – Бахчисарайский фонтан, а изголодавшаяся по мне медуза Горгона от злости, если не загрызёт, так пусть затаскает по дну морскому мой посох! Горгона, мне не жалко!» – вот, доберись тут до первого моего правильного случая, когда крымское солнце ещё здесь, в Москве, уже оглашает полный список моих пляжных снов! Но, сигару в зубы – и к делу.

Люблю подсознание, оно никому не врёт, хоть и скрывается под мутной маской снов и желаний, и вчера, пока тушил окурок, взяло и выкинуло, прямо с пролетающего надо мной «Боинга» с прожекторами, взяло и, можно сказать, плюнуло в меня надоевшую ему мою мысль: «Венеру в Тельце знаешь, а Венеру в Тельце в натуре, в твоей жизни, за столько лет обозначить некогда было?» Справка: Венера в Тельце – моя свободно выбранная половинка по моему натальному гороскопу. Пышненькая, но не толстушка – Венера же! Свободная, как Гуляй Поле, но и мощь бизона – преград ей нет! Золотишко аппетит ей не портит – в Тельце же, но и в беде и чужих не оставит, и золото своё сто раз спустит, если понадобится для помощи. Фигня всё это – в смысле, что это только наши благодушные ожидания. Только практика – весы наших теорий.

Подплываем ещё ближе к моему первому правильному случаю: с другого конца, с практики, с самого детства. Так вот – вот Крым, мне и сестрёнке десять лет, но я уже плавал по-собачьи и понимал, что Рубо здорово написал свою панораму обороны Севастополя. Вот дядя Вова, вот тётя Лиля, вот Галка – и вот море и пляж с крутыми обрывами позади топчанов и одеял. Где-то там у горизонта орава облизывающихся акул, где-то за буйками дельфины, знающие логарифмы, и живое вкрапление людей без хвостов прямо в стихию девятого вала Айвазовского, но радостных до одури от возвращения в родную гавань эволюции. Дошло? – я и море! Я, ещё малюсенький, инстинктивно проветриваю свои жабры солёным ветром!

Короче, шныряю туда-сюда, то ногами по дну, то собачкой по волнам. Небо – точно, синее-пресинее, море – цвета бирюзы с оттенками хаки, акулы – все уже в Турции от моих бурунов, и даже дельфины со своими умными синусами ко мне не пристают. И, вдруг, «позвал Посейдон» – вот просто прямо потянуло в безбрежье! И так легко было грести от берега! Короче, и меня завлекла сия неотразимая пучина.

Подходит секунда поворачивать обратно, силы уже падают. «Ладно, за горизонт завтра доплыву», – поворачиваю и гребу к земле. Гребу к земле – а я плыву в море! не к берегу! Мама моя, течение уносит прямиком к туркам! И вот же они, весёлые беззаботные люди, рядом, в десяти метрах, а до них мне, как «Титанику» до Америки! Крикнул пару раз – похлебал рассолу и понял: зря я обижал вчера сестричку, и зря подумал про море как про тазик с тёплой водой. И сразу дошло – так же быстро мне дошло через двадцать пять лет под дулом автомата, где искать в квартире мой паспорт, когда забыл набрать пароль охране в милицию после возвращения домой, – молнией дошло: «Вот та тётя впереди – единственное твоё спасение, если добарахтаешься!»

Тётя и я – мы единственные во всём мире!

Меня сносит в море, считай, в океан, а тётя почти под моим носом перебирает волны веселей катера береговой охраны, и очень чётко изображает сильного, доброго, ласкового дельфина! Как я теперь люблю всех тёть!!! Нет, они не изображают дельфинов, ведьм, они не изображают добрых тёть! Они – какие есть. Ой, какая добрая тётя и как вовремя приехала в Крым! и плавала рядом со мной, идущим ко дну, и всё же выучившим через тридцать лет морзянку и SOS!

Это была самая мощная, самая храбрая, самая добрая в мире тётя, какой повезло спасти заблудившегося в морских течениях дитя из бездонных объятий Нептуна! Кто ни растеряется, когда сзади на вас кидается маленький крокодильчик, прямо на спину? Моя будущая Венера, моя тётя пыталась, конечно, сбросить водяного ягуара, с перепугу, но потом довезла меня до берега. Я ногами давил ей живот, руками давил ей горло, забил ей все уши: «Мамочка!!! Спаси! Тётя! Тётя! Ты хорошая!» И когда, наконец, оказался на жёлтом песочке и глядел на удаляющуюся фигуру моей «дочери фараона», я теперь знал – яволь, трижды подсознательно! – какая должна быть Венера-жена. «Вот такую жену надо тебе!» – этот голос подсознания записан на мембранах моих клеток самыми сладкими и благодарными молекулами. Но через гороскоп, через Венеру в Тельце, моя подкорка была взломана небесными хакерами – и сбылось: пришёл срок – и из-за магазина «Всё для вас» в наших Бабенках вышла она, Венера в Тельце, моя «дочь фараона». Вот оно! То есть свершилось. Вот она! То есть живое обозначение моих молчащих звёзд! И вот он – первый правильный случай: не покатался бы я тогда в Крыму на спине прекрасной русалки – не сработал бы мой звёздный импринтинг Венеры в Тельце.

А моя первая Венера в Тельце тоже умела спасать не только своего Марса – в реанимационной палате все больные путали её с ангелом. Но за милосердный подвиг спасения моих генов она потребовала беспрекословного и абсолютного подчинения ей. Когда мне это дошло за три раза и через двадцать три года, я снова шлёпнулся в воду – и меня понесло к новой моей Венере. А больше и плыть-то некуда. Хорошие, любимые, добрые, сильные, прекрасные тёти, спасайте нас, дядей, с вами море по колено!

… – -… SOS!

5.07.2018

Дядя Антон проходит сквозь стену

Привет, мой дорогой организм! Вот мы и притопали с тобой к поджидавшему нас на пригорке столбику с табличкой «60+" – и опять тот же фокус: пинка вперёд получить можно и даже очень хочется, а повернуть назад всё равно никаких гравитаций всех Млечных Путей не хватит. Правда, и желания-то особого не обнаруживается: кто нам может гарантировать, что с N-го раза мы осуществимся в N раз более счастливыми?

И чего ж тогда он нас так долго и терпеливо ждал – именно этот столбик? И травка тут такая же, и небо тут такое же над ним, как и у предыдущих. Но к нему мы дотащили… все свои рогатки, всех своих кукол, всех своих мишек и зайчиков! – так учит наука этология, наука о поведении человека как биологического вида: где-то под шестьдесят мы вдруг «забываем» свои взрослые переживания и всеми возможными путями бросаемся в своё детство – бомбим «Одноклассники», мчимся в родные детские места и рады каждому знакомому из той дали, как землянину на Марсе.

Вот такая инстинктивная программа, если не врут этологи, наверно, переключила – если не переглючила! – и меня: и я, не помню, как, но вдруг оказываюсь у компа – и «автоматически», «по инструкциям естественного отбора», играюсь вот прямо в эту минуту с буквами. И любая ерундистика, хоть чуть наталкивающая на то золотое время, сразу же разворачивает мозги «потрогать» прошлое и «поиграть» с ним.

Именно такая «ерунда» каждый день врубает во мне «детские» генетические команды, когда я с удовольствием делаю небольшой крюк от дорожки – и прохаживаюсь со своей тросточкой по ровному бетонному фундаменту будущего дома. Но я не просто прохаживаюсь – я радостно «превращаюсь» в ребёнка: Я ПРОХОЖУ ВНУТРИ СТЕНЫ!

Пусть её нет, но я иду по фундаменту – и мне вот так хватает его, чтобы «почувствовать», что я – человек, который проходит сквозь стену!

А ведь сколько лет на стройках бегал по стенам и фундаментам – и в ум не приходило играться в такое детство! Но, доковыляв до столбика «60+», чувствую: эта «идиотская» инстинктивная программка может издеваться, как ей ни приспичит, и я буду, как миленький, как заведённый прятать плюшевых мишек за диваном.

Но не о программе, не о моём «детском» маразме стучу втихаря буквы, а чтобы объяснить некоторую неизбежность некоторых тем для меня, находящемуся во втором по счёту «плюшевом» возрасте. И теперь, может, получится рассказать о хождениях сквозь стены, и почему я и завтра попрусь расхаживать по фундаменту, даже если все трое моих кошаков опять будут крутить мне хвостами у виска.

Привет, моё беззаботное детство! Привет вам отсюда в незабвенное туда, мои незабываемые друзья и прекрасные враги по песочницам и лужам! Привет нашему самому большому чуду – кино в нашем клубе! Уж наш клуб мы все помним, а киномеханика дядю Антона даже пришельцы со всех Марсов в космосе не смогли бы стереть из нашей детской памяти, любящей дядю Антона ещё больше нас! Кто ж забудет настоящих живых сказочных волшебников?

Даже ЦРУ знало, что тогда в СССР жили детские волшебники и потому нас не победить, но американские агенты думали, что они с Марса, а дядя Антон жил в нашем доме. Мне повезло видеть его волшебные лаборатории – сарай с верстаком в подвале и кинобудку в клубе. А волшебное сердце дяди Антона и сейчас стучит в нашей памяти и дарит частицу той радости, которую мы сразу чувствуем, когда произносим или слышим родное из детства: «Наш киномеханик, дядя Антон», – она называется очень просто: неподдельная и великая любовь к нам, детишкам.

В сарае дядя Антон мастерил нам автоматы – стругал и стругал пацанам ППШ, шмайсеры – и я помню, как ходит его рубанок и скоро мой новенький автомат вступит в бой с прячущимися в подвальной темноте тенями под командованием Яшки Левашова. И это было прямо «конвейерное» производство! Все, нуждающиеся в оружии, были постепенно укомплектованы – обиженных не помню. Не помню обиженных и в «боевых действиях» – даже Вовка Яланский, а он всегда был, наверно, чуть ли ни генералом, не трогал эти автоматы.

И, конечно, из-за этих, доставших меня фундаментов и стен, мне приснился дядя Антон: я со своей подружкой-палкой для непослушной ноги уже в сложенном первом этаже нового Ванькиного дома похрамываю по редким свежим доскам пола – пытаюсь дошкандыбать от проёма окна до проёма двери, и только-только добрался до проёма, как вижу: из стены справа выходит дядя Антон и разводит руками, увешанными его деревянными автоматами. Высокий, сильный, светловолосый, добрый – но растерянный! «А где пацаны, воин?» – спрашивает он меня и ищет глазами ребят. Я – во сне же всё! – возьми и брякни: «Дядь Антон, а все в кино». «Так а ты что не пошёл?» – ставит он автоматы к стенке, а одним пододвигает доску на полу, чтоб уменьшить щель. «Меня папка не пускает, но я из будки смотрю» – жалюсь я, а сам ищу в глазах дяди Антона подтверждения, что я, правда, сижу у него в кинобудке – и вот-вот, если это не так, то счас расплачусь. Он кивает на автомат, которым поправлял доску, и подбадривает: «Нравится? Как досмотришь, можешь забрать с собой». «Спасибо, дядь Антон! А после кино я тоже, как Вы, смогу пройти сквозь стену?» – выдыхаю я. Дядя Антон сразу догадался, в чём дело: «Чтобы вернуться в угол незамеченным?»

Пока я вздыхал и соображал, что новенький ППШ всё-таки стоит батькиного ремня, от которого с моей палкой всё равно не убежать, – уже не во сне слышу: «Держи, дед, свою палку, а мне баба сказала, чтобы ты дал мне вкусняшку!» – это говорит внучка Софья, которая… ещё не умеет говорить по малолетству. «Это не палка – это, Сонь, автомат деда! – хвастаюсь я. – Дядя Антон делал и подарил. Конфеты – вредные. Давай лучше с тобой пройдём сквозь стену, как дядя Антон, – и напугаем бабку!» Ага, не тут-то было! Софья сердито стучит палкой об пол (это я, старый хрен, научил её сердиться по-царски) и выкладывает: «Дядя Антон сказал: «Ты плохой. Не даёшь маленькой девочке конфету». От страха и стыда, что дядя Антон так про меня сказал этому ангелу без конфет, бросаюсь к вазе, но цепляюсь за мою чёртову палку – и лечу сквозь стенку! Одно успеваю подумать: «Деревянная, ветхая, может, жить останусь?» Тут чёрный ужас совсем добивает мои нейроны: «Не пустит больше меня дядя Антон в кинобудку!..» – и прожектор кинопроектора начинает крутиться надо мной и слепить меня… это жена включила свет: «Дрыхни, дрыхни, дорогой! А за молоком кто поедет?» – понятно: я проснулся, живой и невредимый.

Непонятно только пока про кинобудку – вторую волшебную лабораторию дяди Антона. Да как во сне, так оно примерно и было. Помню только это: стою в углу, не помню, за что наказанный, и умираю от мысли, что все пацаны будут сейчас смотреть «Человек проходит сквозь стену», а я в углу – и мне завтра не выйти во двор: никто даже не подойдёт к тому, кто не видел «такого кино»! Даже сестра-двойняшка Галка меня поняла и не застучала родителям, когда я тихо улизнул из своего угла в клуб. Ничего не помню, как бежал к клубу, как просил дядю Антона посмотреть картину из кинобудки, ведь я был без денег, и не помню, как вернулся обратно. Помню: вот опять стою в углу, и даже небитый, и весь космос радости бушует во мне: «Я видел это!» Моё маленькое счастье ликовало совсем не потому, что я как равный мог появиться во дворе. На самом деле фильм был «фильм всем фильмам»! И тогда – и сейчас. Одним махом просмотрел ещё раз картину недавно, а боялся всё же, что детская память подведёт, как случалось ни раз. Прекраснейший-препрекраснющий фильм! Смотришь – и себе завидуешь!