нем любовь, – есть такая косточка…
– Знаете, почему Толстой относится к Вам так неровно? Он ревнует…
Да, да. Вчера он говорил мне: «Не могу отнестись к
Горькому искренно, сам не знаю почему, а не могу… Горький -
злой человек. Он похож на семинариста, которого насильно
постригли в монахи …»
Рассказывая, Чехов досмеялся до слез и, отирая слезы
продолжал:
– Я говорю: «Горький – добрый». А он: «Нет, нет, я знаю.
У него утиный нос, такие носы бывают только у несчастных и
злых. И женщины не любят его, а у женщин, как у собак, есть
чутье к хорошему человеку … Уметь любить – значит все уметь…*
Чехов наставлял молодого литератора. Знаменитый писатель, любивший начинающего автора, не был, например, в восторге от того, что в рассказе «Мальва» море «смеялось».
Чехов учил: море не смется, не плачет; оно шумит, плещется, сверкает. Читателям, однако, нравилось, что море может смеяться.
* * *
Мысли Горького, его чувства, дела, заслуги,
ошибки – всё это имело один-единственный корень -
Волгу, великую русскую реку, – и её стоны…
Ф. Шаляпин
Молодые супруги обожали музыку, посещали концерты. Врожденная страсть к музыке сближала их. Однажды отправились слушать оперу. Гастролер так понравился, что писатель запросто пошел за кулисы и выразил свое восхищение. Ранее они виделись лишь м?льком. На этот раз разговорились. Оказалось, что юность прошла где-то рядом: бродяжничали, грузили баржи, набирались ума…
На следующий день Шаляпин прямо с утра появился в квартире Пешковых и обитался там до конца гастролей, здесь же ночевал, питался и – к великому удовольствию супругов – пел. Проснувшись, он пробовал голос – «О-ого-оо!». Его мощный бас звучал так, что было слышно на улице, и под окнами собиралась толпа. На всю округу неслось – Эх, дубинушка, ухнем!..
Прохожие останавливались, как завороженные, никто не смел произнести ни слова: все наслаждались пением.
Затем, в ходе концерта, где был получен солидный доход, Горькому пришла мысль собрать денег на благотворительные цели. В честь полюбившегося артиста был дан ужин.
Шаляпин поднялся:
– Господа! Говорить – не петь, на это я не мастер, это не по моей части. Вот мастер слова – Алексей Максимович, наше солнышко красное. Я все время возле него вращаюсь: оно и светит и греет. Хорошее дело он затеял – постройку Народного Дома, а денег не хватает. Надо бы, чтоб каждый дал по средствам.
И благославляя, он затянул на церковный лад по-протодиаконовски:
–– Го-спо-оди!..
Покончив с гастролями и получив изрядный куш, Шаляпин пригласил Пешковых на пельмени. Шаляпин и Горький так близко сошлись, что о них, талантливых самородках, стали говорить, как о братьях-близнецах.
* * *
Время шло, и вдовец Адам Богданович стал заглядываться на младшую сестру Екатерины – Александру. Однажды, когда Пешковы уже легли спать, к ним заявились Александра и Адам. Они объявили родственникам, что решили пожениться. Новый год встречали уже двумя молодыми семьями.
Пока Горький писал «Фому Гордеева», Екатерина с сестрой катались на пароходе по Волге. Роман выдвинул Горького в ряд мастеров. Осенью он снова поехал в Петербург, где сошелся с революционерами и составлял прокламации, призывавшие к свержению царя.
Сёстры вернулись в Нижний довольные и отдохнувшие, Александра была беременна, но чувствовала себя хорошо. Ничто не предвещало беды, притаившейся совсем рядом. Через несколько дней Горький сообщил Чехову, чтозахворала сестра жены и, проболев три дня, – умерла. Тетка забрала племянника к себе, в честь матери назвали его Александром.
Наступил Новый 1900 год. Страшная, недавно пережитая трагедия, подавляла хозяйку и окружавших. Больше всех переживала Екатерина Павловна, горячо любившая сестру. Алексей Максимович пристроился в углу с Адамом Богдановичем и читал вслух «Даму с собачкой». Закончив читать, стали обсуждать – и вконец переругались. В этой атмосфере Горький написал откровенное письмо Чехову:
«Огромное Вы делаете дело Вашими маленькими рассказиками, возбуждая в людях отвращение к этой сонной, полумертвой жизни – черт бы ее побрал!
На меня Ваша дама подействовала так, что мне сейчас же захотелось изменить жене, страдать, ругаться и прочее в этом духе. Но – жене я не изменил – не с кем, только вдребезги разругался с нею и с мужем ее сестры, моим закадычным приятелем. Вы, чай, такого эффекта не ожидали?..»
Дочь Катя
После второго ареста мужа Екатерина Павловна дала знать Льву Толстому, который обратился к министру, уверяя, что заключение угрожает жизни литератора: «Я лично знаю и люблю Горького не только как даровитого, ценимого и в Европе писателя, но и как умного, доброго, симпатичного человека».
В результате Горький был выпущен и благодарил Толстого: «Спасибо Вам, Лев Николаевич, за хлопоты обо мне. Из тюрьмы меня выпустили под домашний арест, что очень хорошо, – ввиду близких родов у жены».
Через несколько дней родилась дочь, которую, как и мать, назвали Екатериной.
Мальчиком в семью Горького был принят С. Маршак. Пешковы приютили будущего поэта.
Гости были все знаменитые. Благодушный Репин, говоривший замогильно-
глухим голосом. Глазунов, молодой, но уже грузный… Ждали Шаляпина, старого знакомого Стасовых, с Горьким....
Горький оказался человеком огромного роста, слегка сутулым и совсем не
таким, как на открытке. Вместо блузы, на нем была короткая куртка, наглухо застегнутая… Глаза мне понравились – серо-синие, с длинными ресницами… Я следил за ним из угла, пока Глазунов играл на рояле, пока пел Шаляпин.
Только к концу вечера, после того как я продекламировал свои детские стихи, я очутился рядом с Горьким…
–– Хотите жить в Ялте? Ладно, я это устрою.
Через неделю я получил телеграмму из Ялты: ВЫ ПРИНЯТЫ ЯЛТИНСКУЮ
ГИМНАЗИЮ ПРИЕЗЖАЙТЕ СПРОСИТЕ КАТЕРИНУ ПАВЛОВНУ МОЮ ЖЕНУ
В Ялте меня ласково встретила Екатерина Павловна. С ней было двое ребят, шестилетний Максим и двухлетняя Катюша. Это была небольшая, но дружная и веселая семья. Народу был у них всегда полон дом, то и дело грели самовар.
Здесь я прожил года полтора. И свои, и чужие чувствовали, что всем