ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ

в рубашке, длинные волосы, большие рыжие усы.

–– Как вы великолепно играете! – пробасил Алексей Максимович

На нее глянули его голубые глаза, губы сложились в обаятельную улыбку, своим обаянием он неумолимо завораживал собеседниц. Они стали видеться, и вскоре Горький уже не мог без нее, ощущая, как душа разрывается от захватившей страсти.

Когда она взмахивала длинными ресницами, Алексей Максимович видел в ее темных глазах обжигающий блеск, который вдохновлял его и с каждым свиданием еще больше разжигал увлечение. Алексей спешил к ней, словно на крыльях. Ее муж и дети были на даче. Мария сидела за роялем. Звуки наполняли огромную полуосвещенную комнату. Вошла горничная Олимпиада и сообщила, что пришел писатель.

–– И я полюбила вас.«Проси», – сказала хозяйка. «О, наконец-то, появился!» – нетерпеливо воскликнула она, протянув руку. Ее кожа чутко реагировала на малейшее прикосновение. Вся в белом, она улыбалась. Алексей почувствовал, что рука ее неестественно горяча и дрожит, темные глаза смотрели ласково. Ворот блузки был расстегнут и глубоко обнажал белую грудь. «В грозу музыка особенно волнует», – сказала она, не отнимая руки. Она говорила еще что-то, но Горький не слышал. Он легко приподнял ее со стула и обнял. Склонясь над ней, прижался губами к ее алеющему рту. Они утонули в бесконечном, страстном поцелуе, заставляющем забыть все на свете. Он целовал ее плечи, грудь и слышал ее учащенное дыхание. – Я безумно вас люблю, – шептал гость.

– Боже мой, – тихо сказала Мария, еще плотнее прижимаясь к нему.Сердце ее раскрылось навстречу его страсти, он услышал ее тревожный вопрос: – Что с вами? – Не знаю, – ответил он, охватил ее талию руками и прижался щекою к бедру.

«Что же будет? Что будет с мужем, с Саввой?» – пронеслось у нее в голове. Для него же любовь и смерть были связаны неразрывно. Переживая новую любовную драму, Алексей был близок к безумию. Дождь хлестал все яростнее, были слышны звуки захлебывавшейся воды, стекавшей по стеклам. Он поднял Марию на руки, а она, опрокидываясь спиной на постель, сжимала его и смотрела в его глаза ослепляющим взглядом. В его объятиях Мария ощущала радость. Он наслаждался ее ласками, в ней было что-то певучее. Мария любила, не закрывая глаз, неутолимо, радостно, не уклоняясь от его поцелуев, а наоборот – отвечая ему.

Он удесятерял ласки в стремлении дать ей полное блаженство и сам удивлялся, поняв, что силу эту дает ему Мария, ее горячее, неутомимое тело. Ему хотелось растрогать ее до слез, до необыкновенных признаний, чтоб она обнажила свою душу так же легко, как обнажила свое бунтующее тело.

– Мне кажется, что счастливы – не молодые, а – пьяные, – прошептала она.Встав с постели, она подошла к зеркалу. Поправляя прическу, руки ее дрожали, глаза были широко раскрыты. – Милая, – прошептал Алексей, чувствуя, что Мария с каждым днем становится ему ближе.

Горький был так захвачен новой страстью, что уже в начале 1904 года стало ясно: брак рухнул. Не считаясь ни с чем, он и Мария Федоровна мчались навстречу своему счастью. Горький дарил своей возлюбленной рукописи, на одной из них сделав дарственую приписку, возволявшую актрисе изготовить из сердца автора каблучки.

Мария Федоровна владела французским, немецким и итальянским, понимала масштаб дарования Горького, знала, что она нужна ему, как человек искусства. Она способна была понять и оценить его творения, помочь как читатель и советчик. К тому же она оказалась отличной хозяйкой и секретарем.

Морозов, влюбленный в Андрееву, как впоследствии и Горький, были втянуты ею в революционное движение. Она убедила Морозова поверить большевикам. Чтобы угодить возлюбленной, фабрикант передавал в партийную кассу большие деньги. Один из министров царского правительства заявил: «Морозов дал через актрису, за которой ухаживал, сожительницу Горького, несколько миллионов революционерам».

Когда Мария Федоровна сошлась с Горьким, для Морозова это было большим ударом, но он продолжал откликаться на прихоти красавицы, связанные с вымогательством денег для большевиков. Ревниво поглядывая на янтарный мундштук с бриллиантовой змейкой в руках Горького, знаменитый миллионер, с плоским лицом и калмыцкими глазками, зная что это подарок Андреевой, укорял ее: «Ну что ты, Мария, нашла в этом грубом безродном мужлане? Ну что в нем такого примечательного? Неужто я, с дипломом Кембриджа, хуже его?»

М. Андреева же всегда тепло отзывалась о Морозове: «Мы любили друг друга крепкой хорошей любовью долголетних друзей, и я горжусь такими отношениями с одним из благороднейших людей, встретившихся мне в жизни, считаю – незаслуженным с моей стороны счастьем».

–-Экий омерзительный тип, в самом деле! – в сердцах однажды воскликнул Савва Тимофеевич, крепко поругавшись с Горьким. – Зачем он представляется босяком?

Фактически театром управлял меценат Савва Морозов, при его поддержке театр расцвел. Сильный мужчина, в личной жизни Савва Тимофеевич был подкаблучником. Чтобы полностью подчинить театр себе, уставшая от конкуренток Андреева придумала поставить спектакль не на сцене, а в жизни: уйти временно из театра. Расчет был таков: Морозов перестанет субсидировать Художественный, а потом Савва, Горький и она создадут новый театр. Кавалеры согласились, но время внесло коррективы в задуманный сценарий. В стране назревала революция. К концу 1904 года уже ни Морозову, ни Горькому было не до театра. 9 января 1905 года, в день Кровавого воскресенья, Андреева серьезно заболела, слегла. Мужчины бросились к ней.

Вскоре матери Морозова надоело наблюдать, как Савва транжирит фамильный капитал на Андрееву и на смутьянов-террористов. Савву Тимофеевича признали душевнобольным и отправили лечиться в Ниццу.

От всех этих волнений здоровье Саввы действительно сильно расстроилось. У Морозова снова требовали денег, но на этот раз Савва решительно отказал. Потеряв любовницу, покинутый всеми, презираемый окружавшим его обществом, Морозов при весьма загадочных обстоятельствах был найден с пулей в сердце. Вроде бы покончил с собой. Рядом с убитым – без подписи записка, с просьбой – никого в смерти не винить. Почерк, похоже, был подделан. Товарищам по партии Андреева сообщила, что Морозов, желая ее обеспечить, выдал ей страховой полис на 100 тысяч рублей.

В результате загадочной гибели, которую назвали самоубийством, «Феномен» деньги получила. Андреева взяла эти кровавые ассигнации, потому что они нужны были Ленину. Для своих нужд любовники оставили сорок процентов, остальное передали партии. Это было странное явление, когда предприниматель поддерживал несущих гибель ему и его классу.

Писатель лично вкладывал большие средства в подготовку революции. Позже в газете «Новая жизнь» Горький напишет: «За время с 1901-го по 17-й год через мои руки прошли сотни тысяч рублей на дело Российской социал-демократической партии. Из них мой личный взнос исчисляется десятками тысяч рублей, а всё остальное черпалось из карманов «буржуазии».

Относительно оставленной жены Горький высказался открыто:

«Что касается до моих отношений к Екатерине Павловне – этого словами не поправишь, а только запутаешь еще хуже. Отвечать на ее отношения ко мне – ненормальные теперь, то есть новые для нее и для меня – мне нечем».

Писатель не собирался отступать и считал, что имеет право жить согласно своим чувствам, предоставляя Екатерине Павловне возможность жить своей жизнью. Драма в душе оставленной жены не утихала и осталась незаживающей раной на всю жизнь. Несмотря на то, что в дальнейшем у Горького было много близких женщин – видных, красивых, статных, – только разлучницу Андрееву возненавидела Екатерина Павловна до конца своей жизни, считая, что все беды начались из-за неуемной актрисы.

Алексея Пешкова кроме детей всерьез связывала с Екатериной Павловной общая приверженность революционным идеалам.

9 января 1905 года Горький описал ей, в чем участвовал и что видел своими глазами:

«Сегодня с утра, одновременно с одиннадцати мест, рабочие

Петербурга в количестве около 150 тысяч двинулись к Зимнему дворцу для представления государю своих требований общественных реформ.

У заставы войска встретили их девятью залпами – в больнице раненых 93 человек, сколько убитых – неизвестно. Зимний дворец и площадь пред ним были оцеплены войсками… Вокруг войск и дворца собралось до 60 тысяч рабочих и публики, сначала всё шло мирно, затем кавалерия обнажила шашки и начала рубить…. говорю как очевидец бойни. … престиж царя здесь убит – вот значение дня…

Итак – началась русская революция, мой друг, с чем тебя искренно и серьёзно поздравляю. Убитые – да не смущают – история перекрашивается в новые цвета только кровью.

За меня – не беспокойся… увидимся. Береги себя и Максима, прошу тебя! И сделай из него смелого, честного человека.

… я должен буду съездить в Ригу – опасно больна мой друг Мария Фёдоровна – перитонит. Это грозит смертью, как телеграфируют доктор и Савва. Но теперь все личные горести и неудачи – не могут уже иметь значения, ибо – мы живём во дни пробуждения России.