– Берегитесь, – улыбнулась Эмма, – быть может, под этой юбкой скрывается рыбий или змеиный хвост.
– Вы необыкновенное неземное создание! Вы обладаете таинственной властью привлекать и покорять сердца. Я испытываю эту власть на себе… Меня влечет к вам непреодолимая сила… Примите меня в число ваших союзниц… Я буду вашей сестрой… вашей самой покорной ученицей!
– Вы говорите это, не шутя? – пристально глядя на Генриетту, спросила сектантка.
– Я готова следовать за вами, куда бы вы меня ни повели, без малейшего страха и колебаний…
– Ну, это мы увидим. У вас будет возможность доказать вашу покорность и смирение А сейчас, для начала, наденьте на меня чулки и башмаки.
Генриетта немедленно опустилась на колени и принялась исполнять приказание, а Эмма смотрела на нее с величественным равнодушием гордой повелительницы.
XXVI. Маскарадная интрига
В танцевальную залу вошла высокая стройная женщина, в роскошном костюме турецкой султанши. Лицо ее скрывалось под густой вуалью, сквозь которую так и сверкали большие голубые глаза. Костюм ее состоял из широких желтых атласных панталон и коротенькой юбочки, поверх которой были надеты голубой, вышитый серебром и отделанный горностаем кафтан и короткая жилетка из ярко-красного бархата; на шее висело монисто из кораллов, жемчуга и дукатов; тюрбан был украшен великолепной брильянтовой брошкой.
Мужчины толпами следовали за ней, осыпая ее комплиментами, но она не обращала на них внимания. Наконец у буфета в столовой она увидела того, кого искала, подошла к нему, положила руку на плечо и сказала:
– Здравствуй, Казимир Ядевский, отчего ты сегодня так грустен и задумчив?
– Меня ничто не радует.
– Помилуй, есть так много способов разогнать тоску!.. Да вот самый лучший из них, – добавила она, беря с буфета бокал с шампанским и подавая его офицеру.
– Что это, сладкий яд или любовный напиток?
– Ни то, ни другое.
– За твое здоровье! – и Казимир залпом осушил бокал.
– Есть еще и другое средство.
– Какое же?
– Ухаживай за мной.
– На это я не способен.
– Потому что ты влюблен.
– Может быть.
– Ты любишь двух женщин… обе они здесь… о которой из них ты сейчас мечтаешь?
– Это инквизиторский допрос?
Султанша засмеялась.
– Теперь я узнал тебя! Ты Эмма Малютина.
– Не выдавай меня, – шепнула она, крепко сжимая его руку, – за нами следит граф Солтык, а мне хочется заинтриговать его.
Действительно, граф стоял у дверей, устремив взор на прекрасную султаншу. Кровь клокотала в его жилах от зависти и ревности. В то же самое время другие, прелестные, подернутые слезами глаза робко, со страхом, смотрели на Казимира. Это была Анюта; она узнала Эмму, и сердце ее болезненно сжалось.
Султанша сделала несколько шагов в сторону графа Солтыка, но в эту минуту к нему подошел патер Глинский и шепнул на ухо:
– Я считаю своим долгом предостеречь вас, граф… Эта султанша – Эмма Малютина… Заметили ли вы, как она разговаривала с офицером и пожимала ему руку?
– Что с того?
– Кокетка опутывает вас сетями…
– Вы ошибаетесь, – с иронической усмешкой возразил граф, – эта девушка холодна как лед.
– Я знаю, что Ядевский часто бывал у нее…
– Как и Сесавин.
– Она одинаково дурачит их обоих.
– Тем лучше!
– Вы добровольно стремитесь к своей погибели! Я вижу, что спасти вас уже невозможно.
– Послушайте, мой любезный патер, если ад населен такими красавицами, как Эмма, то вы первый убежите из рая в царство сатаны.
Солтык устремился вслед за удаляющейся султаншей и догнал ее на пороге комнаты, изображающей Азию.
– Здесь твое царство, – сказал он ей, – позволишь ли ты своему рабу войти вместе с тобой?
Султанша ответила легким кивком головы.
Стены и потолок комнаты были обиты персидскими коврами, в центре возвышался шатер, увенчанной золотым, осыпанным драгоценными камнями полумесяцем; пол был покрыт индийскою тканью белого цвета, в которой ноги тонули, как в мягком снегу. С потолка спускался красный фонарь; там и сям лежали подушки; сильный, одуряющий запах благовоний струился в воздухе. Все это располагало к отдохновению, неге и мечтательности.
Эмма прилегла на диван, покрытый шкурой пантеры. Граф остановился перед ней, с трудом сдерживая порывы бушевавшей в нем страсти.
– Выслушайте меня! – начал он дрожащим от волнения голосом. – Ободрите меня хоть одним словом, иначе я не решаюсь…
– Неужели вас до такой степени смущает и страшит разговор с женщиной?
– Да, потому что эта женщина вы, Эмма!
– Вы ошибаетесь.
– Нет, я узнал вас… Возможно ли вас не узнать, не различить, даже и под маской, между тысячами женщин?.. Да, это вы, Эмма, всегда надменная, холодная и жестокая.
– Это не жестокость, а лишь благоразумие.
– Чем я заслужил вашу ненависть? За что вы с таким убийственным недоверием относитесь ко мне?