– Этот офицер может быть тебе полезен в том кругу, в котором ты будешь вращаться. Возложенная на тебя обязанность очень затруднительна… Знакома ли ты с графом Богуславом Солтыком?
– Нет, но я слышала, что знакомство с ним опасно для девушек.
– Это совершенно справедливо. Граф великий грешник, давно уже навлекший на себя гнев Божий и проклятия своих близких. Ты избрана нами для того, чтобы спасти его душу от окончательной погибели и вечных мук. Сознаю, что тебе трудно будет устоять против соблазна. Граф красив собою и обладает всеми рыцарскими добродетелями: он силен до безумия и пренебрегает всеми опасностями для достижения своей цели. При этом он человек в высшей степени безнравственный, для которого нет ничего святого.
Апостол вынул из стола запечатанный конверт и подал его Эмме.
– Здесь находится все, что тебе необходимо знать об этом человеке и о той высокой миссии, которая тебе предстоит, – заметил он. – Не распечатывай этот конверт до приезда в Киев и сожги хранящиеся в нем рукописи после того, как ты их прочтешь.
В Киеве у тебя будут верные слуги и усердные помощники, которым приказано беспрекословно повиноваться тебе. Если же случится что-нибудь непредвиденное или тобой овладеет сомнение, то обратись прямо ко мне, и я вышлю тебе мои инструкции.
– Постараюсь исполнить в точности все твои предписания, апостол, и надеюсь, что ты будешь мною доволен.
– Знай, что ты не слепое орудие в наших руках. Господь одарил тебя необыкновенными способностями. Если в Киеве тебе представится возможность действовать и в каком-либо другом направлении, не стесняйся ничем, исполняй твое призвание, не отступай от заповедей Божьих и нашего святого учения и ты не ошибешься.
Тебе предстоит совершенно новый образ жизни. Ты будешь принята во всех аристократических салонах и сможешь накинуть сеть на все городское общество. Посещай театры, концерты, балы, гулянья, окружи себя поклонниками. Я возлагаю на тебя огромные надежды. Нет ли у тебя там других знакомых, кроме Ядевского?
– Там живет приятель моего покойного отца, участковый пристав Бедросов.
– Отлично! Этот человек будет нам очень полезен! – апостол задумался.
– Не будет ли еще каких-нибудь приказаний? – спросила Эмма после минутного молчания.
– Нет, я передал тебе все, что было нужно. Ступай с Богом!
– Разве ты не наложишь на меня епитимии? Я желала бы очистить мою совесть до отъезда в Киев.
– Хорошо. Следуй за мной.
И он повел ее через двор в небольшую капеллу, где царил таинственный полумрак. Над алтарем перед распятием теплилась лампада, озаряя слабым светом только лик Божественного страдальца.
– Подожди меня здесь, – сказал апостол. – Покайся в грехе, смирись перед Господом и твоим милосердным судиею!
Эмма крестообразно распростерлась на полу перед алтарем и начала усердно молиться, обливаясь горькими слезами. Изредка в ночной тишине раздавались глухие стоны и тихое пение псалмов; из леса доносился крик совы.
Шорох приближающихся шагов заставил кающуюся грешницу подняться на ноги.
Перед нею стоял апостол с плетью в руке… Эмма упала на колени и склонила голову, ожидая заслуженной кары…
Кроткими очами и с грустной улыбкою на устах взирал на это истязание увенчанный терновым венцом Спаситель.
V. Блуждающий огонек
На следующий день после обеда Эмма приехала со своей матерью в село Конятино.
«Это что-нибудь да значит», – подумала Ядевская, поспешно накидывая на плечи турецкую шаль, и быстрыми шагами пошла навстречу нежданным гостям.
Казимир был уже в гостиной и очень удивился, когда Эмма с приветливой улыбкой подала ему руку. Будто она переродилась или как змея переменила кожу. Скромный полумонашеский наряд ее исчез бесследно. На ней было красивое белое платье с голубыми бантами, волосы были заплетены в две роскошные косы, глаза блестели, на губах играла радостная улыбка.
– Прикажите распрячь ваших лошадей, дорогая соседка, – упрашивала Ядевская. – Я не отпущу вас без ужина, вы у меня такая редкая гостья!
Малютина взглянула на свою дочь, та едва заметно кивнула, и радушное приглашение было принято.
Выпив чашку кофе, Эмма предложила Казимиру погулять с ней в саду.
– Что с тобою? – воскликнул он, сходя по ступенькам террасы. – Ты сегодня так мила, что я тебя просто не узнаю!
– Заметь, друг мой, – ответила Эмма, – что женщины становятся необыкновенно любезны, когда намерены обратиться к кому-нибудь с просьбой.
– Чего же ты от меня хочешь?
– Об этом после.
На клумбах еще осталось несколько запоздалых астр и георгинов. Эмма нарвала цветов, села на скамейку у бассейна, сплела венок и надела его себе на голову. Казимир молчал, не сводя с нее глаз.
– Ты мне очень нравишься, когда сидишь так смирно, – сказала она, протягивая ему обе руки, – будь всегда таким же умницей.
– Почему же ты запрещаешь мне любить тебя?
– Я желаю, чтобы ты был моим другом, но боюсь довериться тебе – меня пугают твои страстные порывы.
– Признайся, что ты любишь другого, и я перестану жаловаться на судьбу.
– Не могу же я признаваться в том, чего нет! Поверь, если бы мне вздумалось полюбить мужчину, то я избрала бы тебя.
– Золотые пилюли!
– Клянусь, что никто, кроме тебя, не будет моим мужем! Доволен ли ты этим? Но к этому я прибавлю, что не намерена выходить замуж.
– Девические фантазии!
– Попробуй уговорить меня, и ты убедишься, что я мраморная статуя, не хуже вот этой царицы амазонок, которая прячется там, в густой зелени.
– Чем же я могу быть тебе полезен? – спросил Казимир после непродолжительной паузы.
– Я хочу попросить тебя…
– Почему же не приказать?
– Потому что ты мой друг, а не раб.
– Говори же, в чем дело?
– Дня через два я еду в Киев, не проводишь ли ты меня?
– С величайшим удовольствием!
– Итак, решено – мы поедем вместе.