На взлете

Но он захотел сына. Просил ее родить еще. Но зимой, когда она была беременной на большом сроке, она поскользнулась, упала на спину, сильно ударилась, начались преждевременные роды. Ее увезли в город, началось кровотечение. Врачи не успели довести ее до больницы.

Время было потеряно, она умерла. А он винил себя, что захотел сына, что не досмотрел за женой, что снова начал пить. Он больше уже не мог остановиться. Он пил и просил, чтобы Аннушка забрала его к себе. Бабушка, соседка, забрала себе девочек, сказала Николаю, что, если он не перестанет пить, отдаст их в детдом, раз дети ему не нужны.

–Тебе пьянка дороже, чем твои маленькие дочки. Езжай к Матушке Серафиме, лечись, или ты больше никогда не увидишь детей.

Он так и уснул там на полу, возле иконы в своих воспоминаниях и раскаяниях, даже не помнит, как.

Николай проснулся, лежа на полу, свернувшись калачиком. Сначала он даже не понял, где он находится. Оглядел комнату, вспомнил, что он у матушки Серафимы, вспомнил ее строгие слова: Молиться на коленях. Он встал с пола, налил полную кружку воды, выпил ее, есть совсем не хотелось.

Николай встал на колени, взял молитвенник и начал громко, проникновенно читать молитвы. Сколько он их читал не помнит. Захотел кушать. Встал попил воды с сухариками, снова встал на колени и читал молитвы. Сколько он там пробыл, он уже и не помнит.

Иногда он так и засыпал там же на полу. А когда просыпался, было темно и ничего не прочесть по книге, он читал на память молитвы какие уже запомнил, пока снова не засыпал.

Николай проснулся от тихого, нежного, тонкого голоса. В комнате было темно.

– Милый. Послышалось в углу комнаты.

– Кто здесь?

– Милый, обними меня. Он встал с пола. Было очень страшно.

– Милый. Мне холодно. Обними меня.

– Аннушка? В другом углу эхом отозвался его голос.

– Аннушка. Это ты?

– Ты? Эхом, прозвенело в другом углу.

– Аннушка, ты пришла ко мне?

– Ко мне? Прозвучало эхо в другой стороне комнаты.

– Аннушка, ты пришла за мной?

– За мной? Прозвучало эхо.

Мурашки пробежали по телу Николая. Сильный озноб охватил его. Он закутался в плед, сел на топчан поджав ноги и трясся толи от холода, толи от страха, вытаращив глаза. Он смотрел по сторонам и громко читал молитвы.

Николай проснулся от сильного озноба, с маленьких окошек был виден яркий свет солнца, который освещал комнату, ему сильно хотелось пить. Он встал, чтобы подойти к столу попить воды, но тут же упал. Сколько он так лежал не знает. Когда он открыл глаза, было уже темно. Николай подошел к столу, чтобы попить воды.

– Когда ты уже напьешься? Рядом, за его спиной, прозвучал грубый, злой голос.

– Это вода. Я пил воду, оправдывался Николай. Он мелкими шажками, быстренько дошел до столика, зажег свечу от лампадки и смотрел вокруг себя по сторонам. Но никого не было. Он снова попил, макая сухарик в воду, поел. Лег на топчан, закутавшись в плед.

– Я люблю тебя! Услышал Николай рядом с собой.

– И я! И я! И я! Доносилось эхо с разных сторон комнаты. Длинные черные руки, как ветви, вырастали из сухих бревен и все они тянулись к нему.

–Он мой! Он мой! Он мой! Раскатывалось со всех сторон комнаты. Черные руки, как змеи, поползли по полу, они шипели и заползали под плед, наматывались на руки и ноги, душили за горло. Николай рвал их руками на куски, бросал на пол.

– Больно! Больно! Больно! Разносилось эхо по комнате. Но куски тут же вырастали, становились еще длиннее, они снова ползли по телу Николая. Холодные, скользкие, еще сильнее сжимали его тело и горло.

– А! А! А! Кричал он, скидывая с себя холодные куски. Он проснулся от крика своего голоса, размахивая руками и ногами в воздухе.

Николай посмотрел на окна под потолком, они немного светлели. Непонятно было, утро это было или вечер.

– Наверно я мало молюсь, надо больше молится, тогда Бог простит меня, и эта нечисть от меня отстанет.

Он попил воды, размочив сухарик поел, встал на колени и начал неистово молиться.

– Дуралей! Дурак дураком! Дурень! Дурашка! Дурачок! Дурачище! Разносилось эхо по всем сторонам комнаты. Он, не обращая внимания, читал и читал молитвы. Вдруг стало так тепло, хорошо, а он все читал и читал, не переставая молитвы. Так он читал молитвы, открывая глаза, жмурясь от яркого солнца, светившему ему прямо в глаза.

– Очнулся миленький. Люда сидела напротив Николая со стаканом теплого молока.

– Я уже в раю?

– Да, милый. С возвращением. Она помогла ему присесть. Подала хлеба и молоко. Он поел, сидел и улыбался.

– Ой папа, папа пришел, Инночка и Ниночка подбежали к нему.

– Папа. А где ты был так долго? Мы соскучились.

– Мы хотели к тебе, но тетя Люда сказала, что ты заболел, к тебе нельзя.

– Папа. Ты больше никуда не уйдешь?

– Нет.

– Ой папа, какая у тебя борода большая, как у деда Мороза. Николай обнимал дочерей.

– Теперь мы всегда будем вместе. Я вам обещаю.

– Ой папа, а почему ты плачешь?

– Просто я так по вам соскучился, мои дорогие, любимые девочки.

– Папа! А мы с тетей Марией ходили на озеро, купались, собирали ягоды. Много, много собрали, а тетя Люда варила компот и варенье, пироги делала с ягод, такие вкусные.

– Да, пироги, хочешь мы тебе пирог принесем?

– Попозже. Николай вытирал мокрую от слез бороду и улыбался.

Николай и девочки остались жить у Вероники. Он помогал по хозяйству, рубил дрова, ремонтировал постройки, косил сено. Для молодой стельной коровы построил коровник. Остались зимовать в новой постройке. Инночка и Ниночка помогали на кухне Люды и Марии.

Вот и наступила весна, за ней и теплое лето. Николай с девочками, Маша и Вероника пошли на озеро. Девочки купались, плескались, Маша присматривала за ними. Вероника собирала ягоды. Николай подошел к ней.

– Матушка. Почему не гоните нас со двора?