Это жизнь

–Она умирает, у неё неизлечимая, старческая болезнь. Она глухая.

–Может скорую вызвать? Врача? Лекарство? Скорую? Что? Её в больницу надо положить, полечить?

–Её недавно выписали из больницы, она умирает.

Алька подошла поближе к женщине. Ей так хотелось взять её за руку, обнять, приласкать, пожалеть эту женщину, утешить, вытереть влажное от пота лицо. Но она не смела прикасаться к ней, кто она такая, ей было просто страшно и непонятно жутко, от своего бессилия. Слёзы текли из глаз Альки, она их не вытирала, она не могла пошевелиться и только смотрела в её глубокие, влажные глаза, мысленно разговаривала с ней.

–Милая, родная, хорошая, держись, крепись. Что я могу для тебя сделать? Ничего. Господи. Помоги, не оставляй эту женщину. Господи. Облегчи её страдание, Господи. Помоги этой женщине. Алька побежала на выход.

–Открой. Прости.

Она выскочила из квартиры, которая была на первом этаже, через подъезд на улицу. Дневной свет ослепил её глаза, ей казалось, что она выскочила из ада. Ей было страшно. Ей было стыдно за сына, за его бездействие. Она отбежала подальше от этого подъезда. Во дворе она подбежала к огромному дереву, села на корточки, уткнулась лицом в колени и рыдала. Увидев идущих ей навстречу людей, она встала, как пьяная пошла. Она не понимала, куда идёт, куда надо идти, где она, что она. Ей хотелось просто куда-то спрятаться, чтобы никого не видеть, не слышать, ничего не знать и не ощущать.

Её так потрясло увиденное, что она несколько дней пролежала без сил, в забытье от пережитого. И только влажные, глубокие, наполненные болью глаза смотрели на неё умоляюще.

–Привет. Ты как? Позвонил муж Альки.

–Нормально. В трубке послышался голос Ирины Гавриловны.

–Спроси, она работает?

–Ты работаешь?

–Нет.

Алька пошла на курсы косметологов. Преподаватель начинала занятия с рассказов, как ей круто, хорошо живётся. Что у неё на завтрак один мужчина, в обед другой, на ужин третий. Что ей один любовник купил машину, второй квартиру, а третий ей делал ремонт, пока она с четвертым ездила отдыхать за границу. Днём Алька была занята, на курсах она шутила, смеялась, а вечером, когда она заходила в пустую квартиру, она молча плакала, о своём одиночестве, о своей несчастной женской доле и не знала, куда себя деть. Переворачивала свою заплаканную, мокрую от слёз подушку, на другую сухую сторону и всхлипывая забываясь, засыпала под утро.

САША

Летний душный вечер, домой идти не хочется, она просто прогуливалась по городу, шла пешком домой. Недалеко от дома она проходила мимо летнего кафе. Там продавали шашлык, его аппетитный запах распространялся далеко. Алька не могла пройти мимо, она подумала, что дома её всё равно уже давно никто не ждёт, времени у неё некуда девать, заказала пиво и шашлык, присела за столик. Она сидела, пила прохладное, пенное пиво, голова закружилась, стало легко и спокойно.

В стороне за столиком сидел симпатичный мужчина, кушал лапшу из глубокой тарелки, и оценивающе поглядывал на Альку. Алька подумала, что женатый не будет ужинать в кафе, значит холостой.

–Можно к вам присоединиться. Мужчина подсел к ней за столик.

–Вы такую ерунду кушаете, я бы мог вам приготовить очень вкусное мясо. А вы кто по гороскопу.

–Лошадка.

–О! Я тоже. Значит вы с 66 года рождения, мы с вами ровесники.

–Да уж, ровесники. Подумала Алька, она была старше его на 12 лет. Он взял её ладошку, посмотреть линии жизни и вот, уже через несколько минут, он целовал её пальчики, один за другим, по очереди, заискивающе глядя в её глаза. Он целовал её ладони, руки, она ощущала на своей руке его теплое дыхание, его поцелуи продвигались по руке всё выше и выше, и он ей тихонько пел:

–Ты, теперь я знаю, ты на свете есть, и каждую минуту тобой живу, тобой дышу, и во сне, и наяву. За свои 47 лет она не помнит, чтобы кто-то, так нежно, так ласково, целовал ей руки.

–А, нет, вспомнила, Витя, в кинотеатре, тоже каждый пальчик целовал, но тогда нам было по 16 лет.

Альке было так неловко, ей казалось, что все люди смотрят на них. Альке принесли счёт, он как-то сразу отстранился от неё, отвернулся, как будто и не знал её вовсе. Ей стало так неприятно, что он не заплатил за неё, эти сущие копейки. Она встала и вышла из кафе, он за ней.

–А куда мы идём?

–Я домой.

–А я?

–Не знаю.

–Я думал, что мы идём к тебе домой.

–Прощай.

–Но почему? Почему прощай? Постой.

Алька пришла в свою пустую, одинокую квартиру, где её здесь давно никто не ждёт. Она ещё ощущала на своих руках его поцелуи, его теплое дыхание. В ушах слышался его тихий, ласковый голос. Она легла на диван и ревела во весь голос, её тело, так мечтало о продолжения этих ласк, всё её тело горело в желании, в нежности. Она не то что истосковалась, она даже не знала, что бывают такие нежные, ласковые мужчины. Она его уже полюбила, она ругала себя, за своё строгое воспитание, за свою скромность, за своё целомудрие. Ведь она была женщина, и ей, как любой женщине, хотелось внимания и любви, ласки и простого женского и материнского счастья.

–Сколько лет молодости потеряно. Как вода, утекают мои годы, без любви, без внимания, без радости. Она решила, что завтра же вечером пойдёт в это кафе, встретит его, попросит прощенье, пошлёт подальше свои предрассудки и будет счастлива. Несколько вечеров подряд она ходила возле кафе, ждала, искала глазами, но так его больше и не встретила.

ОДИНОЧЕСТВО

Алька иногда на выходные, на пару часов, заезжала к Глебу. Он уже не хотел возвращаться к Альке.

–Мне нужно время, подумать.

–Сколько тебе нужно времени? Я буду ждать.

–Месяц. Алька приехала к нему через месяц. Он опять ей сказал, что ему ещё нужно время, и что если он переедет, то будет жить с ней, как брат с сестрой. А свекровь ей сказала:

–Что ты бегаешь за ним, ты же видишь, что он не хочет с тобой жить. Алька была в отчаянии.

Однажды вечером она ходила по пустой квартире и думала, как было бы хорошо головой биться о стены. Чтобы эта глупая голова забыла его наконец. Чтобы ни одной мысли о нём не осталось, просто ходить и бить, и бить головой. Она попробовала.

–Больно. Сначала больно, а потом можно привыкнуть и просто бить, и бить, чтобы выбить всю любовь, эту никому не нужную. Эту не нормальную, освободиться от неё, а если повезёт, то сдохнуть и уйти из этого мира. В котором меня никто не любит. В котором я никому не нужна. А может даже никто и не вспомнит, и даже не заметит, что меня больше нет. Но она подумала, что наверно будет кровь на стенах, будет в гробу некрасивое, раздутое лицо, да ещё подумают, что она была сумасшедшая. Так она и уснула, в своих раздумьях, сидя в кресле, свернувшись калачиком.

Опять вечер. Опять слезы. Алька подошла к иконам. Не зная зачем, взяла в руки икону Иисуса. Долго пристально смотрела на неё, и вдруг увидела в лике Иисуса сходство с лицом Глеба.

– Боже. Я точно схожу с ума. А может, так мне хотят показать, что бы я не расставалась с Глебом. Но ведь он сам теперь не хочет возвращаться, всё, пути назад нет. Он уже три месяца канючит, да и смысл. Он ведь не хочет жить семьёй, а как брат с сестрой. Так мы и раньше так и жили, я уже давно к нему не пристаю. И то, он ещё видите ли не решил, измором берёт. Интересно? Встречу ли я кого ни будь, когда ни будь? Или так и сдохну, в полном одиночестве, как собака, в пустой квартире.

–Почему же мне так не везёт с мужчинами. И умница, и красавица, но вот попадаются одни вывороченные, а где хорошие мужчины? Или они все такие. Вот если бы секс Влада, и спокойствие Глеба, можно было бы бороться за него, они ведь полная противоположность. Влад с пустыми, бесцветными глазами, у Глеба глаза спелой вишни. Влад маленький, толстенький, лысенький, страшненький. Глеб высокий, стройный, красивый. Влад недалекий, с ним не о чем говорить, Глеб интеллектуальный, интеллигентный, с ним можно говорить о высоком, о духовном, обо всём, когда не пьяный. Влад всегда унижал, оскорблял, старался испортить настроение, матерился, Глеб уважал, говорил, что любит.

–Вот бы встретить такого человека, что бы он взял всё хорошее с одного и с другого человека. С двух противоположностей, моего первого и второго мужа, и получилось бы что– то среднее. Не сильно озабоченный, но не импотент, не маленький, пузатенький, и не длинный, худой. Ведь я ещё не сильно старая, я ещё могу быть счастлива. По телевизору показывали: семидесятилетние мужчина и женщина познакомились, были счастливы, всё у них было хорошо. Алька смотрела на лик Иисуса и плакала, и сквозь слезы она видела на иконе лицо Глеба.

–Прости меня. Господи. Поставила икону на место и пошла в спальню, равнодушная, потерянная, опустошенная.

ТОНЯ

На курсах были молодые женщины, подсела к Альке Тоня. Она была маленького роста, с огромной грудью, из-за этого она казалась очень полной. А может из-за того, что на ней был огромный, старомодный, ситцевый, выцветший балахон. Из-за того, что у неё были маленькие, тоненькие ручки и ножки, смотрелась она нелепо. Алька подружилась с Тоней, она заходила к Альке домой. Как-то Тоня сказала:

–Что ты так страдаешь, убиваешься по мужу, поехали к бабушке, она тебе всю любовь быстро снимет.