Святой в Лондоне

– Идиот! Вы же оставили на дороге еще одного человека!

– Чего? – отозвался водитель, не поворачивая головы и не снижая скорости.

– Вы сзади оставили еще одного человека, идиот вы проклятый! – яростно завопил инспектор.

– Сзади чего? – проорал водитель, делая резкий поворот на двух колесах.

Тил выбрался из угла, куда его отбросило, и просунул лицо в окошко.

– Остановите машину! – во всю мочь крикнул он.

Водитель потряс головой и заложил еще один вираж.

– Громче говорите, командир! Я на ухо туговат.

Тил отчаянно вцепился в ремни, а лицо его стало ярко-пунцовым. Просунув в окошко руку, он схватил водителя за шиворот и сильно тряхнул.

– Остановитесь, я сказал! – Это инспектор прокричал прямо в ухо водителю. – Остановитесь, или я вам шею сверну!

– Чего это вы там насчет моей шеи? – сердито спросил водитель.

Инспектору страстно захотелось высказать ему все, помянув и анатомию, и предков водителя, но в этот момент он почувствовал за спиной какое-то движение и резко обернулся. Задержанный мужчина увидел посланную Богом возможность, и Тил едва успел уклониться от сильнейшего удара по голове.

Последовавшая борьба была короткой и неравной: чрезвычайно рассерженный инспектор, имевший богатый опыт обращения с преступниками, в шесть секунд приковал задержанного наручниками к стойке двери, а в качестве дополнительной меры предосторожности заодно приковал и девушку таким же образом. А поскольку за эти шесть секунд гнев его отнюдь не иссяк, он снова обратил его против водителя.

Но такси уже замедляло ход. Набрав в грудь воздуха, Тил на мгновение приостановился, с наслаждением подбирая слова, которые должны были стереть таксиста с лица земли. Но тут машина остановилась, и эти слова застряли у инспектора в горле. Потому что водитель склонился над рулем и уронил голову на руки. Плечи его затряслись. Тил ушам своим не поверил – это было похоже на рыдания.

– Эй! – неуверенно окликнул инспектор.

Водитель не шевелился. Тут Тил начал ощущать беспокойство. Он вспоминал все слова, которые произнес в момент отчаяния. Может, он был неоправданно резок? Может, водитель действительно недослышал? А может, он имел какой-то комплекс насчет своей шеи? Но ведь Тил не хотел ему зла!

– Эй! – громче позвал он. – Что с вами?

Ответом ему было очередное всхлипывание. Тил оттянул пальцем воротник. Подобные случаи не были предусмотрены в курсе первой помощи. Что же делать? Он вдруг припомнил, что где-то читал: женщин выводить из истерики лучше всего твердостью.

– Эй! – неожиданно заорал Тил. – Ну-ка сядьте прямо!

Водитель прямо не сел.

Инспектор смущенно откашлялся и взглянул на задержанных: те опасности не представляли. Но вот водителю, кажется, было худо, а Тил все-таки хотел добраться до Кэннон-роу и завершить свой ночной труд.

Поэтому он открыл дверь и выбрался на асфальт.

И именно в тот момент, когда тяжелые ботинки старшего инспектора Тила коснулись асфальта, произошло второе знаменательное для той поездки событие. Оно несколько несправедливо помешало Тилу продолжить его беседу с сержантом Дарэмом. Ибо, как только инспектор вылез из машины, водитель действительно сел прямо, выполнив последнюю команду с таким же запозданием, как и предыдущие. Более того: он снял ногу со сцепления и одновременно нажал на газ – и такси с грохотом умчалось, а инспектор Тил остался стоять на дороге с дурацки разинутым ртом.

Глава 3

Перед тем как остановиться еще раз, Саймон Темплер доехал до Лоуэр-Слоун-стрит. Он вышел из машины и открыл дверь салона. Крикливо одетый темноволосый человек сердито, но с опаской поглядел на него. Саймон решил, что для этой половины его груза больше никаких романтических перспектив не существует.

– Думаю, братец, дальше нам с тобой не по пути.

Он выбрал из связки ключ, отомкнул один браслет наручников и выволок пассажира из машины. Тот попытался броситься на него, но Саймон спокойно подставил ему ножку и, когда мужчина растянулся на тротуаре, пристегнул его руку к металлической стопке ограждения. Вернувшись к машине, он улыбнулся девушке:

– Я думаю, вам будет гораздо удобнее без этих украшений, – он тем же ключом разомкнул ее наручники и пристегнул к ограждению вторую руку бывшего своего пассажира.

– Боюсь, Теобальд, тебе придется послужить утешительным призом для полиции, – заметил он и, наклонившись, снял изумрудную заколку с манишки отчаянно сыплющего проклятиями человека. – Не возражаешь, если я позаимствую у тебя эту безделушку? У меня есть друг, который обожает такие штучки.

Последнюю остановку Святой сделал на Слоун-сквер, где починил задние фонари, из которых раньше предусмотрительно вынул лампочки. Наконец, они доехали до улицы Аббот-Ярд. По лицу Святого катились слезы, а плечи время от времени сотрясались от судорожных всхлипываний, которые так неправильно были истолкованы старшим инспектором Тилом. Каждый человек имеет право наслаждаться бессмертными воспоминаниями, а Святой любил наслаждаться ими по мере того, как они приходили к нему.

Через десять минут Саймон остановил машину у дома 26 по улице Аббот-Ярд. Любой другой на его месте угнал бы машину миль за двадцать от Лондона и спрятал ее в поле, желая замести следы, но вдохновение Саймона позволило ему принять простое и гениальное решение. Он рассудил, что, если полицейские обнаружат брошенное такси на улице Аббот-Ярд, им и в голову не придет искать его именно здесь. Святой с улыбкой вышел из машины и открыл дверцу.

– Выходите, моя прекрасная леди.

Девушка, неуверенно поглядывая на него, вышла, и Саймон указал на дверь дома.

– Вот здесь я и живу. Иногда, – объяснил он. – Не надо удивляться. Даже таксисты могут быть художниками. Я, например, рисую пышнотелых обнаженных женщин машинным маслом на старых блоках цилиндров: говорят, сейчас это ужасно модно.

Улица Аббот-Ярд в Челси была одной из многочисленных улочек, отходивших от Кингс-роуд. Сказать, что менее двадцати лет назад здесь были трущобы, значит использовать буржуазный принцип suppressio veri (сокрытие истины), ибо и сейчас это были трущобы. Саймон, по крайней мере, считал, что так называемые художники и фальшивая богема, которые населяли улицу сейчас, значительно снизили ее респектабельность по сравнению с прошлыми временами. Но студня, которую он снимал в доме 26, частенько служила ему убежищем, а в его беспокойной жизни было полезно иметь жилье в таком районе, где эксцентричные приезды и отъезды в любое время дня и ночи привлекают гораздо меньше внимания, чем в районе Саут-Кенсингтон.

Взяв девушку за руку, он провел ее по узкой темной лестнице. Саймон чувствовал, что она дрожит, и не удивлялся этому. Подходя к студии, они услышали громкий голос, распевавший не слишком мелодичную песню, и Святой усмехнулся. Он отпер дверь, пропустил вперед девушку, вышел сам и с упреком взглянул на мистера Униаца.

– Я вижу, виски ты нашел.

– А как же, – ответил тот, немного нетвердо держась на ногах, но приветствуя их с сердечным радушием. – Вы же сказали, босс, что оно будет в шкафу. Так бутылка там и стояла.

– Больше она никогда не будет там стоять, – вздохнув, ответил Святой, – если только ты не заблудишься.

Он снял пиджак и фуражку таксиста. Девушка узнала его и широко открыла глаза.

– Этот поддатый парень – мистер Униац, – представил Попрыгунчика Саймон. – Он здорово владеет пистолетом, но соображает не так здорово. Если бы я знал ваше имя, то представил бы и вас.

– Меня зовут Аннет Викери, – ответила девушка. – Но я даже не знаю, кто вы такой.

– Саймон Темплер, – представился он. – Меня еще называют Святым.

Девушка вздрогнула, как будто снова впервые увидев его, и в ее карих глазах опять промелькнул страх. Саймон стоял, сунув руки в карманы, с сигаретой в зубах. Он улыбался, и справедливости ради надо отметить, что этот момент доставил ему удовольствие.

– Вот видите, я же не каннибал, – сказал он, – хотя слухи такие обо мне ходят. Присаживайтесь, и давайте закончим наш разговор.

– О чем – о подушках? – медленно опустившись в кресло, со слабой улыбкой спросила девушка.

– Или о чем-нибудь еще, – засмеялся Саймон.

Он послал Попрыгунчика на кухню варить кофе и угостил девушку сигаретой. На вид ей было года двадцать три, и он понял, что верно оценил ее красоту даже при тусклом освещении на Бонд-стрит. Сейчас Саймон убедился, что ее губы всегда готовы улыбаться, а в карих глазах таится озорство. Но чтобы увидеть все это, надо было прогнать тень страха с ее лица.

– Ведь я же говорил вам, что не надо ходить в Барньярд-клуб, – сказал, усаживаясь, Саймон, – Почему вы не последовали моему совету?

– Тогда я не понимала.