Ночные страхи

– Потому что вечно спрашивает о Мэрион?

– Нет, балда! Но он спрашивал, можно ли привести с собой гостя…

– Какого гостя?

– Я не помню, как его зовут. Впрочем, он все равно не приехал. Ему нездоровится. То ли разлитие желчи, то ли что-то еще. Колин очень извинялся, что не сообщил перед выездом. У него сломался телефон.

– Очень любезно с его стороны. Кстати, сколько нас всего, в общей сложности?

– Семьдесят восемь, а должно было быть семьдесят девять.

– Еще кто-то приедет?

– Я спрошу у Джексона.

Дворецкий, стоявший точно посередине парадной лестницы, подтвердил подсчеты миссис Мэннинг.

– Все верно, мадам: двадцать два человека было за ужином, а позже приехали еще пятьдесят шесть.

– Благодарю, Джексон, – сказал мистер Мэннинг. – Что ж, дорогая, нам тоже пора надеть маски.

Они поспешили прочь, но миссис Мэннинг оглянулась через плечо:

– Джексон, вы проследите, чтобы в каминах горел огонь?

– Да, мэм, – отозвался дворецкий. – В доме очень тепло.

В доме действительно было тепло. Мэрион, вошедшую в бальный зал ближе к одиннадцати, встретила волна жара, утешительного и уютного. Она бродила в толпе гостей, может быть, несколько ошеломленная, но уверенная в себе и в приподнятом настроении. Как она и ожидала, она не узнавала и половины присутствующих, но остро чувствовала на себе их зоркие взгляды – взгляды темных, внимательных, но в остальном лишенных всякого выражения глаз в прорезях черных масок. Впрочем, ей даже льстило внимание окружающих. Со всех сторон доносились обрывки разговоров и смех, особенно смех, его звонкие трели и возгласы радости при узнавании, смущенное бормотание и отчаянное причитание: «Я такой глупый, я даже не представляю, кто вы», – хриплые, гулкие голоса, писк высоким фальцетом, явно для маскировки. Очень скоро Мэрион начало раздражать это ребячество. Если кто-то ее узнавал, а ее узнавали довольно часто (маска служила ей скорее украшением, нежели что-то скрывала), она загадочно улыбалась и не высказывала отетных догадок. С ее точки зрения, женщины, пробуждавшие к себе интерес лишь при условии, что ты не знаешь, кто они такие, не заслуживают ничего, кроме жалости и презрения. Она с нетерпением ждала момента, когда все снимут маски и начнется настоящий бал.

И вот оркестр, расположившийся в нише между двумя дверями, заиграл первые такты мелодии. Кто-то прикоснулся к руке Мэрион, приглашая ее на первую фигуру. Ее партнером оказался какой-то зеленый юнец, по-своему даже милый, пылкий, жизнерадостный и добродушный, как молоденький терьер. Иными словами, совсем не ее тип мужчины, и ей хотелось поскорее от него избавиться.

Случай представился быстро. Стоя на стуле, наподобие статуи Свободы в Нью-Йоркской бухте, она держала над головой зажженную свечу. Вокруг толпились мужчины в масках, подпрыгивая, как лососи: тот, кто задует свечу, получит право на танец с факелоносицей. Среди них был и ее рьяный юный партнер: он подпрыгивал выше других, как и опасалась Мэрион, но она зорко следила за ним и на каждый его прыжок отводила свечу подальше. У нее уже затекала рука, а кавалеры, раздосадованные упорным противодействием, заметно поумерили пыл. Нужно было срочно что-то предпринимать. Заприметив среди соискателей хозяина дома, она бессовестно сжульничала и поднесла свечу прямо к его лицу.

– Благодарю, – сказал он, когда танец закончился и они присели передохнуть. – Мне надо было согреться.

– Вы замерзли?

– Немного. А вы нет?

Мэрион на секунду задумалась.

– Пожалуй, да.

– Вот странно, – заметил хозяин дома, – огонь в каминах горит, как горел, и еще десять минут назад здесь было жарко.

Они оба оглядели зал.

– Ох, – воскликнул Мэннинг, – не удивительно, что мы озябли: там открыто окно.

Словно в ответ на его слова, порыв ветра ворвался в распахнутое окно, раздул плотную штору, как парус, сыпанул снегом на пол.

– Прошу прощения, я на минуточку вас оставлю.

Мэрион услышала, как хлопнула оконная рама, и через пару минут мистер Мэннинг вернулся и снова сел рядом с ней.

– Кому, интересно, понадобилось открывать окно? – выдохнул он, все еще ежась после контакта с морозным воздухом. – Оно было распахнуто настежь!

– Достаточно широко, чтобы кто-то мог забраться в дом с улицы?

– Да, вполне.

– А сколько нас тут должно быть? – спросила Мэрион. – Хотя вы, наверное, не знаете.

– Знаю. Нас…

– Не говорите, давайте мы сами всех посчитаем. Считаем наперегонки!

Они так увлеклись подсчетом гостей, что даже и не заметили, как распорядители котильона, раздававшие фанты для следующей фигуры, положили им на колени веер и записную книжку.

– Ну что, сколько вы насчитали? – воскликнули они практически одновременно.

– Семьдесят девять, – сказала Мэрион. – А вы?

– Тоже семьдесят девять.

– А сколько должно быть?

– Семьдесят восемь.

– Странное дело, – добавил Мэннинг, чуть погодя. – Мы оба не можем ошибаться. Видимо, кто-то приехал позже. Я спрошу у Джексона при случае.

– Вряд ли это грабитель, – задумчиво произнесла Мэрион. – Он бы не стал лезть в окно.

– И мы бы заметили, если бы кто-то залез в окно. Нет, ставлю сто к одному, кто-то просто упарился и решил глотнуть свежего воздуха. Я их не виню, и все же не стоило выстуживать комнату. Как бы там ни было, если здесь среди нас затесался какой-то таинственный незнакомец, скоро мы это узнаем. Через полчаса уже можно будет снимать эти глупые маски. Не скажу обо всех, но вам точно лучше без маски.

– Правда? – улыбнулась Мэрион.

– А пока надо что-то решить с этими фантами. Уже начинается следующая фигура. Меховая накидка сейчас подошла бы гораздо больше, но позвольте вручить вам в подарок этот скромный веер?

– А вы наверняка не откажетесь от этой полезной записной книжки?

Они улыбнулись друг другу и пошли танцевать.

Прошло десять минут. Огонь в каминах пылал вовсю, но гости все равно ежились и растирали ладони, озябшие после студеного сквозняка. Дожидаясь своей очереди держать зеркало, Мэрион легонько дрожала. Она пристально наблюдала за своей предшественницей, сидящей на стуле. Вооружившись носовым платком, та напряженно смотрела в зеркальце на длинной ручке, в котором поочередно отражались лица кавалеров, проходивших длинной вереницей у нее за спиной, – смотрела, качала головой и как бы стирала платком их отражения, одно за другим. Мэрион уже начала опасаться, что ждать придется слишком долго и к тому времени оставшимся кавалерам уже надоест эта забава, но тут разборчивая дама вскочила на ноги, отдала зеркало распорядителю котильона и закружилась в танце с выбранным кавалером.

Мэрион взяла зеркало и села на стул. Ее охватило странное ощущение нереальности происходящего. Как ей выбрать партнера из этих нелепых, гротескных лиц? Их отражения возникали в стекле, как во сне, их пронзительные, почти гипнотические глаза пытались поймать ее взгляд. Она не понимала, улыбались они или нет. Лица, наполовину скрытые под масками, оставались непроницаемыми. Она вспоминала, как медлили другие дамы, выбиравшие кавалеров на эту фигуру, как пристально вглядывались в отражения и будто раздумывали: одно отражение стирали сразу, изображая притворный ужас, долго рассматривали другое, словно решая, поддаться ли искушению, но в итоге стирали и его тоже в ожидании еще более заманчивых вариантов. Мэрион забавляло, что некоторые отвергнутые кавалеры явно были обижены, но старательно делали вид, будто им все равно, а те, кого выбирали на танец, были столь же явно довольны таким поворотом событий. Мимический драматизм этой фигуры в чем-то даже импонировал Мэрион, но сейчас у нее не было настроения включаться в игру. Она до сих пор не согрелась, даже мысли как будто окоченели, сделались вялыми и сонными. Она делала все, что положено, но это были автоматические движения, независимые от воли. Она механически стерла с поверхности зеркала отражение первого кандидата, и второго, и третьего. Но когда над ней наклонился четвертый, наклонился так низко, что его маска зависла буквально в двух дюймах от ее волос, она почему-то замешкалась. Ее рука, сжимавшая платок, даже не шелохнулась, ее взгляд впился в зеркало. Так она просидела почти минуту, а мужчина, чье отражение заполнило зеркальце, неподвижно стоял у нее за спиной, нависая темной тенью.

– Что-то она засмотрелась, – произнес кто-то из зрителей, и его замечание вывело Мэрион из оцепенения.