– Не обязательно. Отметки, родинки, даже татуировки. Это-то мы не проверяли.
– Ты что, раздевать их предлагаешь?
– Мертвых – да, – невозмутимо отвечает Джа. – А живых можно попросить показать.
– Это уже слишком. – Джен чувствует, как отъезжает. Медленно, но верно скатывается куда-то вбок, вслед за монументальной барной стойкой. Отяжелевшие руки тянет к краю стола за подвешенные к локтям гири. И желудок просится выпрыгнуть через горло. Джен не уверен, что мутит от водки. – Я не пойду на это.
Джа – напротив – сама трезвость. Что это – трюк или фокус? Или это одно и то же? Джен уже затрахался угадывать правильные ответы и смыслы пророческих рассуждений по погоде или рисунку морщин на лбу.
– Что за бред вообще? – со злости кричит он. – Ты сам себя слышишь, чудовище?
– Эй, Джен, – раздается из-за спины. Инквизитор оборачивается через плечо, и ряды столов плывут сплошной линией, а задница съезжает со стула. Коса месит шваброй в ведре воду, глядит грозно. – Давай без воплей на всю улицу.
– Извини, – понижает голос Джен и, разворачиваясь, снова играет с головой в карусельки.
– Может, я и чудовище. – Джа весь как натянутая цепь. Будто зацепился за невидимую шестеренку и зафиксировался намертво – не сдвинуть. Вокруг шатаются стены, а он неподвижен. И кулаки сжаты. – Называй как угодно, ты знаешь, я в морали нихера не смыслю и всегда к тебе прислушивался. Но иногда мне видней. Если для того, чтобы отделаться от этого кошмара придется раздеть несколько трупов, я это сделаю. А если мы успеем до трупов – тем более. Они всегда и так ошалевшие, одним шоком больше, одним меньше – не велика потеря. Только скажи, Джен, ты со мной? Ты. Со мной?
Закрыть глаза и уложить голову на мягкое и теплое. Джен глядит на тяжелую пепельницу и борется со стойким дежавю, будто снова тесные сапоги натирают большие пальцы, грязная, давно нестиранная форма липнет к лопаткам, а через плечо перекинута лямка автомата. Правда, теперь водка, а не ядреный самогон, разжижает мозги, и потом отовсюду не воняет до обморока. Зато вот эта колкая, парализующая потребность в покое среди всеобщего пиздеца – она до сих пор рядом. Пригрелась за спиной и тыкает под ребра, будто жнец серпом.
– Да куда я денусь? – отвечает Джен. И добавляет про себя: «На мне столько крови, хоть часть бы отмыть».
Джа умеет улыбаться, как ребенок. Разбивает вдребезги сопротивление.
– Из тебя получился бы клевый шпион, – Джен подпирает щеку ладонью, стараясь не завалиться на стол.
– Почему? – Джа меняется моментально, будто – чирк спичкой – и уже другой человек. Мягкий, как язычок пламени, и такой же податливый малейшему дуновению.
– Не скажу. Ой, блин. Кажется, нам пора отсюда валить.
– С какой стати? – Джа развязно откидывается на стуле, развернувшись всем корпусом, и тут же втягивает голову в плечи, группируется до размеров компактного мальчика-подростка. Но прятаться уже поздно, игнорировать – неэффективно.
– Надрались в такую рань? – укоряет обманчиво мягкий голос, и тонкие пальцы с безупречным маникюром ложатся на плечи Джа.
– Привет, Юль, – опасливо жмурится он.
Джен с виноватой улыбкой машет ладонью и старается поймать взглядом в фокус пальцы девушки, блуждающие по шейным позвонкам пророка. Он не боится, запугать инквизитора – миссия крайне сложная. Да и зайти Джа за спину он никогда бы не позволил, с первой попытки обеспечил бы смельчаку постельный режим и месяц казенного отпуска, как минимум. Но Юля – девушка. Хозяйка бара. И, видят Боги, Коммутатор и прочая астральная муть, упомянутая Джа, за нее Джен сам убьет и покалечит. Если Юля позволит. А она любит и умеет разбираться с помехами сама.
– И какой сегодня праздник? – Юля отпускает плечо Джа, чтобы откинуть за спину полотно своих густых волос. Многие засматриваются на тугую косу до пояса и без разговоров получают в челюсть. У Джена и Джа привилегии, но шутить с хозяйкой сокровища все равно не резон.
– Никакого, – сознается Джен, уже готовый к изобличительным, часто – уничижительным выводам. Умеет она зрить в корень, и – самое противное – не чурается озвучивать.
– Не представляешь, какое тяжелое у нас выдалось утро, – под предлогом «смотреть в глаза» Джа выворачивается из женских рук и воодушевленно несет чушь. – Клиенты приперлись, мы еще проснуться не успели. И нет, чтобы подождать, слету – хуяк – по горлу ножом… в смысле, сразу уперлись, вот только за такую сумму продадим, и все. А у нас столько нету. Тупо – не успеем! Ни найти, ни… собрать. Но их же это не волнует. Сразу за спички хватаются. Типа, мотоциклы поджечь, все дела. Козлы, в общем.
– Резонный повод ужраться в дугу до полудня, – ее пальцы теребят кожаную куртку Джа, и он не выдерживает.
Передернув плечами, Джа высвобождается из цепких рук.
– У меня шея на месте, правда. Не надо больше этого… мануального.
– Я и не собиралась, – Юля смеется, потрепав Джа по макушке, прячет руки в карманах драных джинсов. Ей льстит, когда признают силу. – Пап, зачем ты их ухрюкал?
Откуда-то слева Коса скрипит: «Сами попросили». С ним Юля никогда не пререкается.
– Я так и думала, – она двигает от соседнего столика стул, садится, закидывая ногу на ногу и полностью зеркаля позу Джа. – Ну ладно – Джен, он половину юности с автоматом, да на самогоне по горячим точкам, но ты-то, Джа, ты-то чего за ним гонишься?
– Спорный аргумент! – защищается Джен.
Юля машет на него рукой и продолжает:
– Какая разница, куда вас из постели выдернули, и куда вы не успели, это не повод упиваться двум здоровым, красивым и пока еще умным мужикам, поэтому…
Иногда Джену кажется, что Юля знает о них все. Абсолютно все.
– Ну что ты, в самом деле…
– Ничего я, Джен! Сейчас Джа поможет тебе встать, и вы без пререканий, стройным шагом, напевая «Ребел Йелл», дойдете до дома. А я буду торчать, как герой, у окна и следить, чтобы вы дошли. Все ясно? А иначе…
– Ю-у-уль, – карусели в голове Джена уже остановились, но перехваченный всухомятку бутерброд еще норовит покататься, хоть пивом заливай. – Не будь жестокой.
– Жестокой? Ха! Я знаю, что сделаю! Я выдам ваши телефоны девчонкам из «Эквитас». Хотя, нет. Давайте я вам еще бутылку принесу, упою, и позвоню им. Ох уж эти байкерши на вас покатаются. Сразу все вызнают: где родились, где крестились, на что в детстве заводились. Размеры мозгов и членов как на ладони! Халявная шоу-программа посетителям.
Джен болезненно кривится.
– Не надо, сейчас уйдем. Спать… Юль! Все-таки ты жестокая!
– И коварная, – вторит Джа.
– Да пожалуйста, – ухмыляется она, теребя длинную прядь. – Все, встаем по команде. Раз-два, встали!
Первым подрывается Джа, и видно, что он пьян немногим меньше друга. Шаг назад, будто по инерции вслед за откинутой со лба челкой. Юля закатывает глаза, переключает внимание на Джена.
– Тебе помочь?
– Нет, я сам.
Настоящий солдат способен идти, ползти, бежать и стрелять, попадая точно в цель, даже едва держась на ногах. Поэтому Джен поднимается сам, подхватывает дезориентированного Джа и, наклонившись, тыкается губами в прохладный лоб Юли.
– Ты хорошая.
Девушка отмахивается смущенно и, Джен уверен, провожает их взглядом до выхода.
На улице свежо и солнечно. Нет привычной для Икстерска духоты и асфальтовой пыли, видно, ночью шел дождь, а они и не заметили. Джа перебирает ногами, но Джену все равно кажется, что он тащит друга на себе. Тяжелый. Тощий, но тяжелый. Будто ответственность пророка, как душа, имеет вес. И отнюдь не девять с половиной граммов.
– Я тебя все равно никогда внутрь не пущу.
Джа останавливается, оскорблено выпячивает нижнюю челюсть и рвется из рук. Дорога в шаге от них, но Джа в сторону машин даже не смотрит. Хорошо, что Джен сильнее и может удержать.
– Джа, да подож… Джа, не трепыхайся, блин, слушай, что говорю. Давай лучше я тебе буду фотки приносить. Идет? Сам сфотографирую не только морду – полностью все тело, а ты потом посмотришь. Договорились?