Баснословия и разыскания о начале Руси. (монологии еретика)

А право, какая-то странная статья, настоящий комплот событий, причём даже из разных лет; и потом: сначала «…избрались три брата…», а умерли «…Синеус и брат его Трувор…». Зачем педалировать второй раз, что Трувор брат Синеуса, когда они уже заявлены в составе ТРЁХ БРАТЬЕВ?

И далее пассаж опять к Рюрику, толи возврат к предыдущему, толи продолжение за «синехусами»: «…и были у него два мужа, не родственники, но Бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом…». «Род» в единственном числе, т. е. ПВЛ заявляет их сородичами, не уточняя степени отношений…

Так когда же произошёл исход Аскольда и Дира по летописи? В 862 или 864 году? До или после смерти Синеуса и Трувора?

Как будет излагать погодные события летописец: забегая вперёд – назад или стараясь придерживаться последовательности? Ответ очевиден, и этот перебой хронологии настораживает…

По последовательности изложения материала уход Аскольда и Дира на юг происходит в/после 864 года.

Прямо настораживает одно обстоятельство: три брата явились «со своими родами», но что стало с сородичами Синеуса и Трувора? Вообще, что это за странная конструкция ТРИ БРАТА СО СВОИМИ РОДАМИ? С семьями что ли? Но почему никто из Синеусовичей и Труворовичей не удержались на Изборске и Белозере? Вообще пропали, как роды!

Есть остроумное объяснение этому обстоятельству: автор Начального свода перепутал непонятные ему выражения некоего документа, написанного на старошведском языке, «сине-хус» и «тру-воринг» /свой дом и верная дружина/, приняв их за имена собственные – но как тогда привязались к фантомам вполне реальные Изборск и Белозеро? Впрочем, остроумие полностью пропадает в объяснении скоропалительности удаления «-хусов» и «-ворингов» из летописи – не находя продолжения своим измышлениям в документах, летописец быстренько уморил Рюриковых братьев… К просвещению специалистов по «старошведскому языку», автор/ы ПВЛ НИКОГДА НЕ ДОДУМЫВАЛИ КОНЦОВ К БИОГРАФИЯМ ДАЖЕ ПЕРСОНАЖЕЙ ПЕРВОГО РАНГА, КОЛИ ИХ НЕ ЗНАЛИ, оставив без оглашения ДАТЫ смерти и МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ могил Рюрика, Олега, Святополка Окаянного; в предельном случае ограничиваясь передачей слухов, НО ПРИ ЭТОМ ВСЕГДА ОГОВАРИВАЯСЬ. Творчество Рюриковых, Олеговых, Игоревых могил расцвело много позже, с 18 века, и особенно пышно в 21-м.

Приблизительно к середине 15 века на Руси закрепляется правило в случае естественной смерти правителя оповещать об этом подданных с обращением к свидетельству высшей силы «бог прибрал» и т.п., в конечном итоге оформившееся в стандартную формулу «почил в бозе»; и одна замена этой формулы в погодных записях ряда северных монастырей на «умер» стала основой бурно дебатируемой ныне версии о насильственном умерщвлении Ивана Грозного. Что подумал про себя книжник 1600 года, вычитав в свитке, что в один год ДВА БРАТА «УМЕРЛИ», А ТРЕТИЙ ПРИСВОИЛ ИХ ВЛАДЕНИЯ В ОБХОД РОДНИ? Даже в 17 веке знали, что Государь волен в любом звании, но не может ни возвести, ни лишить Княжеского Титула из-за тени следующих за ним сакрально-родовых прерогатив – Только Иссечь Род! И тот же Иван Васильевич, немало проливший всякой и всяческой крови, НЕ УНИЧТОЖИЛ НИ ОДНОГО РОДА БОЯР-КНЯЖАТ…

Остаётся констатировать безупречно установленное Б. Шахматовым техническое обстоятельство: весь эпизод с призывом варяг является позднейшей вставкой в исходный т. н. Начальный свод, сделанной весьма грубо вплоть до возникновения нечитаемости в тексте; по оценкам исследователя это случилось около 1139 года в правление последнего единодержца Древней Руси Мстислава Великого и осуществлено игуменом Выдубицкого монастыря Сильвестром. Значение этого событие всегда преувеличивают: «норманисты» как свидетельство Руси от Скандинавов, «антинорманисты» как свидетельство ложности всего эпизода с приглашением варягов. Но если интерпретация первых непрерывно оспаривается нарастающим валом открытий последних десятилетий, особенно археологическим материалом, который свидетельствует не о скандинавском, а о мощном западно – лехитском влиянии на Северо – Восток Древней Руси, то «антинорманисты» несколько неправомочно выводят из вторичности введения материала в устоявшийся текст ложность самого материала – известие может быть и значительно отставшим от события, но не ложным, и, например, тот же Шахматов после своего открытия от «норманизма» не отстал – хотя манипуляции с текстом всегда настораживают и должны настораживать…

Далее 3 пустых года 863, 864,865, что вполне загадочно, т.к. уж во всяком случае 864 год был заполнен переборкой земель и людишек после устранения «синехусов» и «труворов». В списке раздач Рюрика летопись указывает новые грады Полоцк, Ростов, сохраняет Белозеро; почему-то выпадает Изборск. Знаменательно поползновение на Полоцк, т.е. на земли кривичей, которые уж точно в «призвании варягов» не участвовали – т.е. налицо заявленная военно-насильническая акция.

Любопытно отсутствие в перечне раздач Изборска и Плескова/Пскова, который определённо существовал в 9-м веке. Не свидетельство ли это, что всё же «Синехусов род» удержался на Великой и Пскове? Это как-то косвенно подкрепляет легенду о принадлежности Равноапостольной Ольги к роду Синеуса и урочищу Выбутам…

А далее 866 (6374) год… По значимости летописного известия привожу статью полностью: «Пошли Аскольд и Дир войной на греков и пришли к ним в 14-й год царствования Михаила. Царь же был в это время в походе на агарян, дошёл уже до Чёрной Реки (дословный перевод топонима с греко-ромейского, коли неприлично признавать, что византийцы полагали себя РИМЛЯНАМИ – РОМЕЯМИ, и имели такое же отношение к грекам, как Помпей к Папандопулосу), когда епарх прислал ему весть, что Русь идёт на Царьград, и возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда, множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей, Царь же с трудом вошёл в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви Святой Богородицы во Влахерне, и вынесли они с песнями божественную ризу Святой Богородицы и смочили в море её полу. Была в это время тишина и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило к берегу и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой».

Начнём с того, что прямо следует из ВПОЛНЕ ОЧЕВИДНОЙ КОПИИ ТЕКСТВА ВИЗАНТИЙСКОГО ПЕРВОИСТОЧНИКА:

1.Русы совершили то, что смогут повторить только в 1453 году турки-османы: прорвались во внутреннюю бухту Константинополя, предельно уязвимого с этой стороны – природные оползни делают невозможным замкнуть мощный крепостной обвод по берегу;

2.Налицо действительно чудо: громадная буря в отлично закрытой со всех сторон от ветров горами бухте…

По поводу этого известия ПВЛ г-н Кузьмин, уже поднаторевший в ПРИПИСЫВАНИИ ПВЛ известий, которых в ней НЕТ, открещивается фразочкой: «…под 6374 (866) ПВЛ сообщает о походе на Византию киевских князей Дира и Аскольда. Как было установлено, сведения об этом походе не находят подтверждения в византийских источниках и сама дата похода тоже может быть результатом легенд и позднейших хронологических расчётов. Вообще, сведения о походе Аскольда и Дира попала в летопись довольно поздно и заимствованы из Хроники Георгия Амартола, причём имена русских князей отсутствуют в оригинале и появляются только в древнерусском переводе хроники. В принципе, на этом основании принято считать, что никакого похода киевских князей на Византию в 866 году не было…».

Ах, как скачет щучка на горячей сковородке:

византийские источники не подтверждают – сведения об этом походе получены из Хроники Георгия Амартола;

имён русских князей в Хронике нет – поэтому похода не было;

принято считать… – но вот Голубинский, Ф. Кюмон, Б. Рыбаков, С. Парамонов, В. Кузенков, Г. Литаврин так не считают…

А теперь отбросив до следующего случая докучливого брехуна, в последние годы упраждняющегося в борьбе с «норманизмом» для утверждения «аланизма» – право, наблюдая подобного рода особей, убеждаешься в справедливости суждения Самюэля Джонсона «Патриотизм – последнее прибежище негодяев» в смысле последнего средства их мимикрии – …но обратимся к самому материалу летописи.

Известия о походе в позднейшей Хронике НЕ ГЕОРГИЯ АМАРТОЛА, А НЕКОЕГО ЛИЦА, ИМЕНУЕМОГО В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ПРОДОЛЖАТЕЛЕМ ГЕОРГИЯ АМАРТОЛА, восходят к авторитетнейшим свидетельствам патриарха Фотия и известиям из окружения сменившего его в 867 году патриарха Игнатия. При этом в полемических произведениях Фотия, прямого участника событий, дата похода не указана, и приходилось гадательно поместить её в промежуток его патриаршества 860—866 годов. При этом все ранние даты до 862 года были принципиально убийственны для старых и воскресших «норманистов», как свидетельствующие о Самобытной Руси до всяких Рюриков – поэтому поход затолкали в последний год патриаршества Фотия. Это был взаимоустраивающий плод молчаливого соглашения отечественных европетов и радеющих европейцев.

Уже в 1880-х годах авторитетный историк церкви Е. Голубинский доказательно установил, что поход имел место не в 866 году а в период 860—861 года.

В 1950-е годы, подметив, что исходные даты, получаемые авторами ПВЛ через балканские (византийские и болгарские по преимуществу) источники, поступают в двух различающихся системах, полагаемых им константинопольской и болгарской, а интерпретируются в одной, константинопольской, 860-й год как дату нападения руссов заявил С. Парамонов. Одновременно, на более широких основаниях, к этому выводу пришёл и Б. Рыбаков.

Увы им всем – ещё в 1896 году проблема датировки похода была снята полностью и окончате льно с точностью до дня Ф. КЮМОНОМ, открывшим т.н. «Брюссельскую Хронику», содержавшую краткие сведения о правлениях византийских императоров с перечислением важнейших событий их лет, и в частности указывалась точная дата набега руссов—18 июня 860 года.

Для полного каталепсирования всех добытчиков до СПЕКУЛЯЦИЙ НА ДАТЕ ПОХОДА следует заметить: в настоящее время ЭТО САМОЕ ТОЧНО ДАТИРОВАННОЕ СОБЫТИЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ ИСТОРИИ – донесение венецианского посла Иоанна Диакона уточняет, прорыв в Суд состоялся на закате дня…

Для столь сумрачной эпохи «Тёмного Средневековья» поход необыкновенно богато документирован. О походе писали:

1.Патриарх Фотий в 2-х гомилиях и Окружном послании 866 года;

2.Никита Пафлогонянин в «Житии патриарха Игнатия», приводя важное свидетельство об одновременном с нападением на Константинополь разгроме побережья Мраморного моря;

3.Византийский посол Иоанн Диакон в своей «Византийской хронике» сообщает, что в то время как 200 русских кораблей атаковали Константинополь, 160 кораблей громили Принцевы острова, подтверждая известия Никиты Пафлогонянина;

4.Папа Николай 2-й в письме императору Михаилу 3-му напоминает ему русский поход 860-го года, как божью кару за суетное величанье…

Очень выразительно, что непосредственные свидетели и участники событий совершенно расходятся в оценке итогов похода с ПВЛ, т.е. с позднейшими византийскими хрониками. Патриарх Фотий никакой бури в Суде не заметил; кроме того никакого погружения плащаницы в море им не упомянуто – с ней был совершён только обход по линии крепостных стен. Чудом он объявляет добровольный уход руссов. Иоанн Диакон писал, что после недели грабежа окрестностей Константинополя и побережья Мраморного моря «русы», которых он называет «норманнами» т.е. «северными людьми», удалились с огромной добычей. У него же есть свидетельство, что разгром города был предотвращён выкупом, внесённым патриархом и богатейшими фамилиями Константинополя…

Все свидетели, к унынию «норманистов», указывают, что нападение было произведено с севера – остаётся переписать его на какую-то «другую русь», если так невыносима «русь русская». «Варяги» отечественных баснословий появятся на Новгородчине в 862 году, на Киевщине не ранее 864-го…

О впечатлении от набега руссов ярче всего свидетельствует текст 2-й гомилии патриарха Фотия…

2. Народ незаметный, народ, не бравшийся в рассчет, народ, причисляемый к рабам, безвестный – но получивший имя от похода на нас, неприметный – но ставший значительным, низменный и беспомощный – но взошедший на вершину блеска и богатства; народ, поселившийся где-то далеко от нас, варварский, кочующий, имеющий дерзость [в качестве] оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника, такою толпой, столь стремительно нахлынул будто морская волна на наши пределы и будто полевой зверь объел (Пс. 80 (79), 14) как солому или ниву населяющих эту землю, – о кара, обрушившаяся на нас по попущению! – не щадя ни человека, ни скота, не стесняясь немощи женского пола, не смущаясь нежностью младенцев, не стыдясь седин стариков, не смягчаясь ничем из того, что обычно смущает людей, даже дошедших до озверения, но дерзая пронзать мечом всякий возраст и всякую природу. Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб – о горе! – скалы, о которые они разбивались; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… Печален рассказ, но еще печальнее зрелище, и гораздо лучше [о нем] умолчать, чем говорить, и достойно [оно] скорее свершивших, чем претерпевших. Ибо нет, не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга. Все наполнилось мертвыми телами: в реках течение превратилось в кровь; фонтаны и водоемы – одни нельзя было различить, так как скважины их были выровнены трупами, другие являли лишь смутные следы прежнего устройства, а находившееся вокруг них заполняло оставшееся; трупы разлагались на полях, завалили дороги, рощи сделались от них более одичавшими и заброшенными, чем чащобы и пустыри, пещеры были завалены ими, а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ. Так навалилось сокрушение страдания, и чума войны, носясь повсюду на крыльях наших грехов, разила и уничтожала все, оказавшееся на пути.

3. Никто не смог бы выразить словами представшую тогда перед нами «Илиаду» бедствий И кто, видя все это, не признал бы, что излилась на нас муть из чаши, которую наполнил гнев Господень, вскипевший от наших прегрешений? Кто, старательно обдумывая все это, не пойдет через всю свою жизнь скорбя и печалясь вплоть до самого заката? О, как нахлынуло тогда все это, и город оказался – еще немного, и я мог бы сказать – завоеван! Ибо тогда легко было стать пленником, но нелегко защитить жителей; было ясно, что во власти противника – претерпеть или не претерпеть [это нам]; тогда спасение города висело на кончиках пальцев врагов, и их благоволением измерялось его состояние; и немногим лучше, скажу я, – скорее же, гораздо тягостнее – было не сдаваться городу, чем давно уже сдаться: ведь первое стремительностью испытания, возможно, сделало бы незаметной причину не сиюминутного пленения; второе же, затяжкой времени превознося человеколюбие противников – якобы, до сих пор [город] не пал из-за их милосердия – и присоединяя к страданию позор снисхождения, мучительней делает взаимное ощущение пленения.

Помните ли вы смятение, слезы и вопли, в которые тогда весь город погрузился с совершенным отчаянием? Знакома ли вам та кромешная жуткая ночь, когда круг жизни всех нас закатился вместе с солнечным кругом, и светоч жизни нашей погрузился в пучину мрака смерти? Знаком ли вам тот час, невыносимый и горький, когда надвинулись на вас варварские корабли, дыша свирепостью, дикостью и убийством; когда тихое и спокойное море раскинулось гладью, предоставляя им удобное и приятное плаванье, а на нас, бушуя, вздыбило волны войны; когда мимо города проплывали они, неся и являя плывущих на них с протянутыми мечами и словно грозя городу смертью от меча; когда иссякла у людей всякая надежда человеческая, и город устремился к единственному божественному прибежищу; когда рассудки объял трепет и мрак, а уши были открыты лишь слухам о том, что варвары ворвались внутрь стен и город взят врагами? Ибо неимоверность происшедшего и неожиданность нападения будто подталкивали всех выдумывать и выслушивать подобное, тем более, что такое состояние и при других обстоятельствах имеет обыкновение охватывать людей: ведь то, чего они особенно боятся, считают, не разбираясь, уже наступившим – хотя этого нет, – а то, о чем они не подозревают, самоуправной мыслью устремляют прочь – хотя оно уже настигло их. Воистину, было тогда горе, и плач, и вопль (Ср.: Иез. 2, 10); каждый сделался тогда неподкупным судьею собственных грехов, не сетующим – дабы избежать обвинения – на клевету обвинителей, не требующим внешних улик, не прибегающим к вызову свидетелей для «торжества над злокозненностью»; но каждый, имея прямо перед собою гнев Гоподень, признал свое преступление и осознал, что оказался посреди угроз за то, что вел себя безумно вне заповедей, и, испытанием печалей отвлеченный от наслаждений, настроился на жизнь целомудренную, и преобразился и [для того, чтобы] исповедоваться Господу стенаниями, исповедоваться слезами, молитвами, просьбами. Ибо способно, способно общее несчастье и ожидаемое переселение [в мир иной] заставить осознать пороки, и прийти в себя, и совершенствоваться к лучшему поступками.

4. Но когда это началось у нас, когда осознание грехов мы поставили сами себе непреклонным судьею и, подсудимые, стали выносить приговор против себя в качестве оправдательного, когда молебнами и гимнами мы стали призывать Божество, когда в сокрушении сердца стали приносить покаяние, когда с простертыми к Богу руками всю ночь взывали к Его человеколюбию, возложив на Него все наши надежды, – тогда искупили мы несчастье, тогда стали получать избавление от обступивших нас бед, тогда увидели угрозу сокрушаемой, и гнев Господень явно стал уноситься от нас; ибо видели мы, как враги отступают, а город, которому они грозили, спасается от опустошительного разграбления. Тогда… Когда же? Как только, оставшись безо всякой помощи и лишившись поддержки человеческой, мы воспряли душами, возложив упования на Мать Слова и Бога нашего, подвигая Ее уговорить Сына, Ее – умилостивить прегрешения, Ее право откровенной речи призывая во спасение, Ее покров обрести стеною неприступною, Ее умоляя сокрушить дерзость варваров, Ее – развеять их надменность, Ее – дать защиту отчаявшемуся народу, заступиться за собственное стадо; и пронося Ее облачение, дабы отбросить осаждающих и охранить осажденных, я и весь город со мною усердно предавались мольбам о помощи и творили молебен, на что по несказанному человеколюбию склонилось Божество, вняв откровенному Материнскому обращению, и отвратился гнев, и помиловал Господь достояние Свое. Истинно облачение Матери Божьей это пресвятое одеяние! Оно окружило стены – и по неизреченному слову враги показали спины; город облачился в него – и как по команде распался вражеский лагерь; обрядился им – и противники лишились тех надежд, в которых витали. Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения. Ибо Господь призрел не на грехи наши, но на покаяние, не беззакония наши вспомнил, но увидел сокрушение сердец наших и преклонил ухо Свое (Пс. 116 (114), 2) к исповеданию уст наших. Неожиданным оказалось нашествие врагов – нечаянным явилось и отступление их; безмерным негодование – но выше разумения и милость; невыразим был страх перед ними – презренными стали они в бегстве; Божий гнев они имели причиною для набега на нас – Божье человеколюбие нашли мы теснящим их, отражающим их натиск.

================

Правда, уплывая, враги повели себя странно: сохранилась легенда, что проплывая мимо императорских дворцов Буколеона и Магнавры, русы осыпали их стрелами с серебряными наконечниками…

Вот так всегда и входим в Европу – только прорубившись… А потом сеем её серебром – мы не викинги!

Всё?

Ан нет, надо повиниться перед запятнанной честью г-на Кузьмина: ежели трудами нескольких поколений отечественных и зарубежных историков установлено, что заявляемый ПВЛ поход на Царьград 866 года в действительности состоялся в 860-м, то он вообще-то прав, утверждая, что в 866 году никакого похода не было… Правда, следуя его логике, не было похода и в 860-м году, раз его не было в 866!

Обратимся опять к подлинной дате ПВЛ, т.е. без интерпретации, к той, что в ней прописана: 6374 г. от СМ. Можно повторить старый трюк с подборкой подходящей эры, и например одна из трёх эр Феофила с датой СМ 5515 ПОЧТИ ПОДХОДИТ; но интересней другое: мы уже получали эту дату в обосновании причин, которые указывал летописец, почему он начинает повествование с царствования Михаила – главное, «…потому что приходила русь на Царьград…», и это событие единственно и заслуживало датировки… В тексте летописи есть важное указание, что поход состоялся на 14 году правления Михаила. Есть очень странное известие Никоновской летописи, давно и остро волнующее исследователей о каком-то неудачном русском морском походе на Византию 874 года, сорванном бурей и совершенно неизвестном по византийским источникам – а не накладка ли это тех 14 лет царствования Михаила на 860 (6360) год, заявленный в летописи «началом царствования Михаила» в то время как это была дата русского набега в его царствование? Двойной счёт одного события 860 года?

В оценочной части итогов похода летописец полностью воспроизводит содержание 2-й гомилии Фотия, т.е. вероятнее всего был с ней знаком, а смелое введение в византийский текст отсутствующих там сведений о руководстве походом киевских князей Аскольда и Дира говорит и о достаточно независимой позиции его как хрониста. С этим связывается и ещё один эпизод, странно неуклюжий во всём описании: непосредственные участники событий не упоминают о присутствии Михаила 3-го в городе, как и о каких-либо его действиях в эту пору – позднейшие свидетельства о его царствовании небезупречны, как исходящие от враждебной ему Македонской династии: император – Пьянница не совладел с паникой в столице… В то же время византийскими источниками документировано только одно прямое участие Михаила 3-го в вечной войне с арабами-агарянами, падающее на 863 год, т.е. в 860 году он вполне мог находиться в столице или её окрестностях, и его странно-неразумный бросок в одиночку от армии в город становился вполне естественным уходом за городские стены от нападения превосходящего противника. Сохранилась легенда: захваченный внезапным вторжением в загородной вилле, император спасся только благодаря доблести английских телохранителей, топорами проложивших ему путь к городу.

Увы, в летописном эпизоде статьи 866 года о Чуде Влахернской плащаницы вполне различимо переписывание такого же легендарного события 6 в., когда буря уничтожила аварский флот; и откуда идёт одноимённый праздник почитания этой реликвии, зачем то переписываемое отечественными авторами на события 860 года.

Понятно, почему держится даты 866 года летописец: определивши для себя начало царствования Михаила 852 год, и зная, что набег совершился на 14 году правления Пьянницы, он и получает 866 год. Но давайте заявим во всеуслышание и другую сторону событий – желаем или не желаем мы, но ПЕРВЫМ «НОРМАНИСТОМ» НА РУСИ БЫЛ АВТОР-«НЕСТОР» НАЧАЛЬНЫХ СТАТЕЙ ПВЛ; т. е. в его датировке есть и другая, не информационная, а декларативно-политическая сторона: он необходимо должен держаться, а и сверх того, подгонять к дате 866 года все другие, т.к. в 860 году варягов на Руси не было вообще, ни канонически проводимого Рюрика, ни отставляемых Аскольда и Дира… Можно гадать, почему «Нестор» не подогнал дату появления Рюрика к походу 860 года, а предпочёл подстроить поход под прибытие варягов, но это уже за пределами возможностей объективного исследования…

В сущности, вся «норманисткая теория» в этом пункте разлетается вдребезги и г-н Кузьмин, если бы он был цензовым учёным, т.е. таким же человеком со своими политическими, идеологическими, эмоциональными пристрастиями как и прочие, но сверх рамок этих пристрастий следующий истине в том приближении, которое являет правда наличного исторического материала, он должен был приветствовать это открывшееся обстоятельство, а не шарахаться от него, вплоть до того, что, разоблачая небывалые походы 852 и 866 годов, он старательно обходит в своих опусах реальный поход 860 года. Единственный шанс у «норманизма» остаётся только утверждать, что «русь», штурмовавшая в 860 году Константинополь, не «русская» – но это для классического «скандинавского» норманизма неприемлемо в принципе, как случившееся до «Рэриков Датских» и «Синехусов Шведских»; а вот для неклассической толпы «аланских», «хазарских», «угорских» и проч. широко открывает двери – и Аланский Шлецер влетает в полемику полоумным Кузёмкой.

Подведём итоги: в 860 году некая этно – государственная «Русь», находящаяся в Причерноморье, наносит мощный удар восокоорганизованной военной машиной по крупнейшей столице европейского мира. После этого только одна причерноморская государственность, уже персонифицированная Киевская Русь, многократно повторяет эти порывы – все остальные претенденты на «русь» 860 года: салтовские аланы, моравские рутены, балтийские руги, далматинские неретвляне пропадают напрочь, вероятно во стыде от содеянного… Это не навевает на какие-то размышления?

Особо к г-м Галкиной и Кузьмину: вы когда-нибудь видели осетина в бурке верхом на лодке – не на скакуне? Может, напомните непросвещённым, в каких морских битвах отметился чешский и моравский, да и болгарский вкупе с венгерским флоты, коли талдычите про набег с Эльбруса и Дуная?