А куда как более близкая история России: созданная в одночасье феодальная промышленность Первых Романовых к середине 18 века вышла на первое место в мире по выделке железа, главного стратегического продукта Железного Века; вкупе с полотном, салом, хлебом, поташом вытягивавшая драгоценные металлы из Европ и Азий – напомню классику физиократов от Кенэ до дирижёров Бреттон-Вуда: государство, имеющее положительны торговый баланс т.е. аккумулирующее денежный капитал экономически передовое/прогрессивное. В 18 веке по стекающимся потокам драгоценных металлов таковыми были Китай и Россия: первого распаковали пушками и обобрали опиумом – вторую втянули в себя за «либерально-демократическое слабоумие» русского общества оценок и уроков Крымской войны. К последней остатне, нехотя обращаемся, когда уж очень плохо, будь то 1877,1904 или 1941 годы. А теперь придётся и сегодня, в 2022-м…
Но эффективность «неэкономического труда» приходится признать – и тут либер-экономик безмолвно каменеет, как Лотова жена – не только в количественном, но и в качественном смысле, не единственно «сколько» но и «что»: технологические прорывы 1928—1937 годов, отрывались, поднимали выше, они стали той основой, на которой страна выиграла военно-техническое соперничество во 2-й Мировой войне, вступление в Атомную и Космическую эру.
…И если бы вы сохранили долю профессиональной объективности, вам ничего не остаётся признать, что пока «Гулаг-Рабство» самый эффективный социально-экономический уклад, то человечество неизбежно будет и будет обращаться к нему в той или иной своей части, если и не повернулось в совокупности. И с этой точки зрения противостояние Западу принимает особый характер борьбы за свободу выбора, в том числе и за право на коммунизм.
Подлость российского «либерализма» 20-го века в отличие от русского либерализма 1820-х заключается в том, что признавая достижения иных стран и социумов, капиталистической Японии эпохи 1960-х с 12% темпов роста производства, нехотя, сквозь зубы, социалистического Китая 1990-х годов с 18% темпов роста – но умрёт, сдохнет в глоточном визге непризнания 26,5% советского взлёта 1933—1937 годов!…Как и сегодня выведен из научного оборота поразительный факт: за полгода (сентябрь 1998—май 1999), используя советские/сталинские методы планового централизованного руководства экономикой, правительство Примакова – Маслюкова добилось 26% роста производства, т.е. если бы оно доработало хотя бы до осени 1999 года, можно было бы ждать экономического феномена в 50—52% роста, но этого HOMO LIBERACUS просто не могли допустить – для объективности следует подчеркнуть: буржуазное правительство Примакова не создавали нового производства, а вывели из каталепсии 1998 года существующее…
И обратимся к перечню источников, которые обеспечили взрывной рост экономики в СССР в 1924—1937 годах с «фантастической эффективностью роста фондов накопления» (цитирую по памяти Лиддел-Гарта).
В разной последовательности те немногие исследователи, которые желают понять, а не опорочить советскую экономическую модель, перечисляют следующие источники, факторы и рычаги, сделавшие усилия государственного политического интеллекта столь вдохновляющее эффективными.
1.Анулирование царских и военных долгов (18 млрд. золотых рублей по курсу 1913 года) сняло бремя оттока оборотного капитала – как обратная сторона, исключило возможность обращения к внешним займам и финансовым рынкам;
2.Ликвидация паразитического потребления свергнутых классов, как тех же осенних сезонов «боляр рюсс», на которых за месяц в Париже спускались суммы, равные цене годового хлебного экспорта Российской Империи, так и вояжирование за рубеж участников всяких и всяческих социальных групп и «съездов»: офицеры, литераторы, инженеры, врачи, и вплоть до учителей к 1913 году (И. Эренбург) – всё, с чем пытался бороться и не превозмог Александр 3-й…
3.Ликвидация необоснованного импорта… Право, я был немало удивлён, когда просматривая «Словарь говора русского языка Соликамского района Пермской области», 1957 год, обнаружил, что деревенские долгожительницы по старой памяти называют кружева «блондами». Это сколько же тратилось «хлебных», «нефтяных», «деревянных», «золотых» рублей для закупки галантереи от иголок, пуговиц, до ниток, тесьмы и проч., если при наличии громадных кустарных промыслов вологодских и прочих кружев в таких медвежьих углах, как Соликамский уезд Пермской губернии утвердились франкоязычные «блонды»? Впрочем как и богемское стекло, и саксонский фарфор при наличии Гусь-Хрустального; Кузнецовского, Гарднеровского и Императорского фарфора… А в строку к тому в зажиточных поморских домах Архангельской губернии на стол ставили статусную «романею» из Норвегии.
3.Доходы от монополии внешней торговли, ставшей мощной основой столь стеснительного прежде русского экспорта. Мой постоянный штамп: во 2-й половине 19-го века в мире быстро росло потребление замечательного датского масла, востребованного в Лондоне, Париже, Берлине, Нью-Йорке, но… Это было Вологодско-Пошехонское масло, вывозимое в Копенгаген, где оно подвергалось несложной операции перегрузки из русских грязных в датские чистые бочки, вследствие чего его цена сразу возрастала в 2—2,5 раза… Город Серов Пермской (в ту пору) губернии, единственный к концу 19 века сохранивший сталеплавильное производство на основе древесного (не каменного) угля, обеспечивал весь мир медицинской хирургической сталью, но в торговом обороте она присутствовала как… шведская!
4.Результаты работы собственной огосударствленной промышленности, масса принятого в которую производственного комплекса старой России оценивалась на канун 1918 года в 20 млрд. золотых рублей – теперь, включённый в единый производственный механизм, освобождённый от сокрушительных катаклизмов опосредующей рыночной стихии, петли финансового капитала; того, что обезличивает и обесценивает в турбулентности печатной бумаги интеллект, искусство рук, изощрённость организации труда; теперь возвращённый к реальности стали, угля, моторов, крыльев, попирающих биржевые котировки и фикции норм прибыли, в которых хлеб, металл и мотор всегда проиграют маку и опиуму…
Но за этим, очевидным и просчитываемым стояло «внеэкономическое» в умозрениях «сальдо-бульдо»…
5.Энтузиазм и порыв масс, впервые открывших для «Нас» и «Себя» перспективы будущего, судьбы, биографии – от Слесаря до Канцлера (Калинин, Жданов); от Часовщика до Преобразователя Природы (Мичурин), от Мечтателя до Отца Космонавтики (Циолковский), вплоть до воскрешения в идеях умерших (Н. Фёдоров).Открывших себе Наш Народ, Общество, Государство «Кто не работает, тот не ест!», готовых перенести, перетерпеть; собрать по копеечке, затянув пояса – ВСЁ, ВСЁ ради НАШЕГО ДЕЛА…
И это принимает характер экономического фактора:
6.Только вследствие этого «невесомого» фактора в аграрной стране, 3/4 населения которой составляло крестьянство, стала возможной перекачка ресурсов деревни в промышленность – Романовская модернизация от Михаила до Петра породила кровавый «Бунташный век» с двумя громадными крестьянскими войнами С. Разина и К. Булавина, поражавшими всю структуру власти и государства. Конфликты, возникавшие в 1928—1934 годах, имели частный местно-региональный характер.
Историческое, открывшееся экономико-политическим :
7.Ресурсы, территориальные, природные, людские страны-континента, делающие невозможной её удушение какой-либо внешней блокадой – низкий поклон предкам от Ивана 4-го с Ермаком Тимофеевичем до Николая 1с капитаном Невельским и полковником Полторацким – как и Трём Александрам, наследие которых размотали – развернувших державу на пространство США, Канады и Китая вместе взятых…
Коснёмся последнего, как наиболее выразительно демонстрирующего любезную сердцу историка формулу М. Хайдеггера «Будущее временится в Прошлом» – исторически складывающуюся предопределённость сегодняшнего движения в нечто от того, что состоялось/не состоялось вчера, то, что Россия как великая держава пошатнулась, но выпрямилась в границах 1688 года в равной степени исторично, как труда Русских Государей от Ивана 4-го до Александра 3-го, подхваченные интернационалистом Владимиром Лениным в 1917 году – «Мы оборонцы с 25 октября 1917 года», т.е. и с Украиной и с Финляндией на тот срок – открывали в Империи Отечество, Большую Россию; и только избиения Гражданских войн и Интервенций столкнули её с границы по Турнео, Аландам, Нареву, Варте, Тетереву, Пруту, но удержались за Сахалин, Сунгари, Кушку…
Родоначальниками «Русского Коммунизма» следует равно признать:
Александра Невского, принявшего в свою дружину «агарян» как и Русский народ, бивший не по Национальности, а по Морде – и открывший дорогу Ивану 4-му;
Иван Васильевич 4-й, Грозный, раскатавший страну и народность сверх разумений «европ», от «исторически положительного Волжско-Окского Дела» за Урал;
Пётр 1-й, Великий, открывший в государстве-социуме инструмент активного созидания и преобразования его социально-экономического Базиса;
Генезис Русского Коммунизма следует вести от 1649 года, когда Семён Дежнёв достиг Чукотки, оформив внешний контур страны-континента, не охватываемой ни одним «экономическим базисом» в целом, всегда мозаичный, не укладывающейся ни в одну социологическую дефиницию: всегда с оговорками, исключениями, «неправильностями», огорчительными для В. Ленина… Как это отлично от генезиса «Китайского Коммунизма», исходящего из реформ Шан-Яна 2—1в.д.н.э., реализованными в общекитайскую социально-экономическую данность политическими устремлениями Ин Чэна, и в том захлопнувшись. Право, если бы это историческое восприятие достигло переполненных еврокурочками российских голов, ныне кривляющаяся – впрочем, от исходных «невозвращенцев» Бориса Годунова до современных мыслителей от каменных задниц – «элита нации» имела бы некоторое представление о разнице «коммунизма от пространства» и «коммунизма от нации», их органической силе и слабости, пространственно – цивилизационного размаха и ограниченности.
Общинное землевладение и Коллективно-Артельный труд довлеют в середине 19 века над размышлениями князя Васильчикова, прогрессистов Чичерина и Кавелина, и Чиновных авторов манифеста 19 февраля 1861 года, самого небуржуазного продукта из ему подобных… Поднимают глас Чернышевского и Бомбы Народовольцев.
Он всегда и везде присутствует, и всегда в какой-то инаковости ко всем заявлениям, то ближе, то дальше, будь то буржуазные «моно-фактуры» от Чичерина-Столыпина или пролетарские от Плеханова-Ленина…
Русский коммунизм стал социально-политической реальностью в судьбе-политике Владимира Ленина, почувствовавшего за навешенным теоретическим тришкиным кафтаном «царского империализма» живое тело самодостаточного субконтинента, вследствие многоликой гибкости сосуществующих социумов таящего в Себе и «возможность построения социализма в одной отдельно взятой стране», если она чревата им, как Россия.
Почувствовал под конец, прижатый теоретической безысходностью, против которой восставал: «…без победы всемирной социалистической революции построение социализма в СССР невозможно…», «…нам было легко начать, но будет трудно продолжить – вам будет трудно начать, но легче продолжить (съезду Коминтерна)…» – всё метания 1922—1924 годов, причём первое записано после второго… Делал прикидки по целям, задачам, срокам… (цитаты по памяти).
…Скажем прямо, без русских государей от Ивана 4-го до Александра 3-го Русский Коммунизм не реализовался бы, как и не возник бы Китайский, кроме как вспышки очередной Красноброво-Тайпинской эпопеи, если бы к 1949 году не стоял за его спиной Коммунистический Великан с Атомной Булавой. – т.е. не состоялся бы никакой другой, сверх прожектов-экспериментов Парижских Коммун и Гамбургских Социалистических республик на месячишко-недельку…
…Впрочем ныне сохраняющиеся империи – по смыслу, а не по юридическому оформлению – Российская, Северо-Американская, Китайская, быстро подтягивающаяся к ним Индийская становятся уже не главными, а Единственными генераторами развития планетарной цивилизации: всё прочее зримо обратилось в цивилизационное захолустье; и станет ли Европа тем, чем была в 1815—1939 годах, или окончательно свалится в Скандинаво-Швейцарский местечковый конгломерат, висит только на одной утончающейся воле – Германской.
Много, очень много – а в последние годы исключительно много говорится о «жертвах» русской деревни ради индустриализации, но уже в самой «вопленице» комоло-либеральных погромщиков русского мира с основой на общине-деревне-колхозе 1953 года, а-ля эпигонов Хрущёвых-Заславских, прорывается свинячий визг. Русская деревня играла выдающуюся роль в событиях 1920—1950-х годов, но в ином качестве представляемому шаржу безропотного забитого Федюньки. Неожиданным для входящих исследователей эпохи станет уже то, что отнюдь не зерновой экспорт по виттевской формуле русского голода «не доедим, но вывезем», определял её роль в решающем десятилетии 1928—1937 годов: наибольшие поступления в бюджет давал не хлебный экспорт, сократившийся в среднем в 7—10 раз, с 9—11 млн. тонн. в 1903—1913 годах, до 1,1—1,7 млн. тонн в1928—1940 годах., а вывоз древесины и пиломатериалов. Знают ли переучившиеся (в обоих смыслах) агроспециалисты от РАН, что в Примерном Уставе Сельскохозяйственной Артели 1932 года, являвшейся эталонным образцом при составлении прочих на весь период до 1953 года зафиксирована обязательная норма выработки в 200 трудодней, при выполнении которой сельский житель считался и пользовался всеми правами члена колхоза, и по соответствующей справке мог разъезжать и заниматься всем, чем угодно на всей территории СССР? (Для просвещения Ослов о «колхозном беспаспортном закрепощении земле». Как известно (или специалистам по аграрной истории это не известно?), в году 365 календарных дней – что же он делал в оставшиеся 165 дней?…Впрочем, какие 165—на посевной и уборочной, когда день год кормит и работа идёт от зари до зари (по широте «белых ночей» Ленинграда – Молотова 23,5 часа) за день записывали 2-3-4-5 трудодней, и уж никак не меньше 1,5-х – иначе никто даже к складу, а тем более к полю не подойдёт! … В раскладе годовой занятости колхозник был привязан к деревне в пределах 120—160 дней в году, при этом скорее 120 чем 160. А как использовалось прочее время?
Социологи от Исторической Социологии как-то не проясняют этого вопрошания… А ответ прост: ТРАДИЦИОННО ДЛЯ РУССКОЙ ДЕРЕВНИ, отгуляв пару месяцев с утра-вечера 18 октября до середины декабря мужчины отправлялись на «приработки», хотя бы на тот же лесоповал-«зимник» декабря-февраля и массу других сезонных работ (по уральской практике сразу вспоминается всякая, в том числе и пушная, охота). Более того, существовали производства, ПРЯМО ОРИЕНТИРОВАВШИЕСЯ НА СЕЗОННО ПРИХОДЯЩУЮ СЕЛЬСКУЮ РАБОЧУЮ СИЛУ, например горнозаводские предприятия Урала, работавшие зимой, и сбывавшие свою продукцию на пик спроса весной-летом, как например знаменитая «сутунка» – вечное кровельное железо Лысьвенских заводов, но требующее большой доли физического ручного труда…
…Это очень специфическое чисто русское оформление исторически неизбежного перекачивания людских ресурсов из аграрного сектора в индустриальный, из деревни в город, которое имело принципиально отличный характер от всех прочих исторических форм урбанизации, возникавших как следствие аграрного перенаселения – но, право, имея по 11 га в среднем на каждый из 15 миллионов учтённых крестьянских дворов, и при огромном неосвоенном фонде свободных земель восточнее Волги, в Сибири, Казахстане, на Дальнем Востоке последнее как-то не особенно подпирало, в деловой оборот шло свободное время, т.е. нечто отличное от «осознанной необходимости», нечто от «свободы воли». Приходится особо растолковывать, Русская Деревня дисциплины голода не знала, это подтверждается уже тем, что утрачивая трудоспособность на городской работе выходцы из сёл возвращались на родину, с которой вследствие этого старались поддерживать устойчивую связь., т.е. никогда полностью не превращались в «пролетариат без родины», без сопричастности в доле «общинно-общественной» собственности. И это становится особо выразительным в 1920-е годы, когда деревня «осереднячилась»…
Т.о., оформляя резервную армию труда, которая возникала на особой основе, не столько вследствие аграрного перенаселения, сколько свободного ресурса сезонного распределения рабочего времени, русская деревня стала основой урбанизационных процессов, базового фонда и неизбежной и обязательной при индустриализации перекачки населения из деревни в город, при этом в особо мягкой форме – при неудаче за спиной всегда оставалась усадьба и надел (этой возможностью особенно широко воспользовалось «кулачество» в 1930—1933 годах, например, родители того же А. Солженицына, Б. Ельцына…). Именно эти потоки из деревни НА ОТНОСИТЕЛЬНО ЛЁГКИЙ ГОРОДСКОЙ НОРМИРОВАННЫЙ ТРУД за 10 лет качественно изменили лицо великорусского этноса, превратив его из аграрного в аграроно-индустриальный, с 10—12% городского населения в 1913 году до 30—32% горожан в 1937… Т.о. русская деревня в этот период в дополнение к столь значимой Военной Силы России наполнила и тело новой армии, Трудовой
Обозревая в целом совокупность условий и обстоятельств, порождавших феномен Русского Коммунизма, а по его роли и значимости в процессах «коммунизации мира», можно констатировать, что наряду с общемарксисткими в нём реализовывались и чисто русские факторы, соотносимые обычно со страноведческим своеобразием: территория, этнологическая предрасположенность, исторический опыт, реализующийся в камертонности социального к идеологическому и масса прочего – но в облике социально-национального своеобразия он повторяется, а теперь сохраняется в Китае, идёт в ЮВА, достигает Континента Обеих Америк…
Но кто замкнул эти факторы, ресурсы и возможности в единство теории и дела, т.е. запустил проект «Коммунизм» или по обоюдозначимости общего и частного для исходных шагов судебы его генезиса «Русский Коммунизм»?
Теоретическое восхождение В. Ленина через неравномерность развития капитализма на империалистической стадии, порождающей такую же неравномерность исторического вхождения в коммунистическую эру различных стран сразу поднимало вопрос о таком же периоде исходного «коммунистического одиночества», о коммунизации мира, как процессе, связанным с разной готовностью стран и обществ к вхождению в новую эру.
Сможет ли Россия осуществить это в своём аграрно- многоукладном одиночестве, сама в себе, или станет только детонатором для других, более «развитых», без букета всех исторических форм социально-экономических укладов, которых сначала надо хотя бы привести до посредственной сопоставимости – какой там коммунизм…
Теперь этот вопрос стоял в жгучей, социально-экономической и политико-практической, не теоретической, форме! Более того, в полное опережение какого-либо теоретизирования, если вы оторвались от чтения «стеклянно-чугунных» коммунистических фантазий Н.Г.Чернышевского, как несусветных…
В 1918 году В. Ленин в качестве желательного выдвинул «хотя бы государственно – монополистический капитализм» на уровне той стихии, которую представляла собой экономика России; в 1922 году в канун Генуэзской конференции выдвигает положение об историческом периоде мирного сосуществования капитализма и социализма, но как групп стран – практической формой социалистического лагеря становится специфическая госструктура, СССР. Право, в теоретическом смысле, все прочие новообразования, СЭВ, Варшавский договор только дублирование-подсадка к СССР, который из «единого человеческого общежития», открытого для вступления новых «коммунизирующихся», вдруг отпочковался в «страну»…
Традиционно создание СССР приписывают В. Ленину, как бы не замечая, что то, что им создавалось в 1920-х как то резко несходно по смыслу с тем, что осуществилось в 1930-х: «союз-конференция» обратилась в «государство-правительство»; кое-что идёт от Троцкого, например Госплан, что более говорит о Центре и Исполнителях… Но сам Л. Троцкий связывает генезис того, что осуществилось в 1924—1991 годах (и чего он решительно не принимал) с редакцией И. Сталиным 2-го издания своей брошюры «Вопросы ленинизма». Если в 1-ом издании от мая 1924 года автор писал о «невозможности полной победы коммунизма в СССР», пока не оформится целая группа коммунистических стран – довольно выразительное противопоставление СССР такой группе стран – то во 2-м издании заявляется о невозможности «полной И ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ победы» и далее разводятся по стрелкам, ПОЛНАЯ (создание экономического базиса) ВОЗМОЖНА, а ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ НЕТ – т.к. одинокое социалистическое государство может быть разгромлено интервенцией капиталистического мира. Было ли это оригинальное дополнение, или переписано из казуистики Н. Бухарина, как утверждают некоторые авторы, не суть важно, но исторически значимым является:
1.Осенью 1924 года И. Сталин утвердился в обозрении наличных ресурсов и сопутствующих факторов о возможности ПОЛНОГО ПОСТРОЕНИЯ СОЦИАЛИЗМА В СССР как экономического базиса И осуществить это строительство в такие сроки и формах, что когда внешняя угроза осуществится, встретить её во всеоружии…
2.Конечно, это требует особо прозорливой, гибкой, и энергичной и осторожной, политики («В политике ради известной цели можно заключить союз даже с самим чёртом, надо только быть уверенным, что ты проведёшь чёрта, а не чёрт тебя» К. Маркс – а Маркса он знал хорошо)…
3.Сердцевиной этой политики является союз Государства, понимаемого, как Организованный в Государство рабочий класс и Трудового Крестьянства…
…Были ещё некие Третьи, Умственного Труда, которых ранее квалифицировали «прослойкой» между Верхами и Низами, и на том и оставили… Только между кем и кем? Рабочими и крестьянством? Городом и Деревней? Партией и Народом? …Провести как Слесарей по Микромиру? Токарей по Драматургии? Кочегаров при законах Ньютона? Или, по Ленински, «осереднячить» не уровне зарплаты квалифицированных рабочих? Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне её хватало – Иосифу Виссарионовичу и Наде Аллилуевой с двумя детьми этого оказалось мало: созранились записки «генерального секретаря ЦК ВКП (б)» в кассу взаимопомощи с просьбой ассигновать 80—120 рублей заимообразно «до зарплаты»…
…Но как говорил Наполеон: «Во всяком предприятии нужно две трети уделять расчёту и одну треть случаю», и правильный расчёт раскрывается неожиданными новыми возможностями, раскрывающимися по мере вхождения в предприятие – неправильный обрушит всё… А если вы входите в «земли незнаемые»?
Любопытно, что русская деревня, те отрасли, которые возникали на основе агропроизводства или сезонного мигрирования освобождающегося сельского населения в иные занятия, оказались в преимущественном положении в условиях мирового экономического кризиса 1929—1932 годов., как товаропроизводители. Кризис сбыта «датского масла» Вологодчины, Пошехонья, Тюмени, ориентированный на элитного потребителя, не возникал. Горело бразильское кофе, пшеница Канады и Айовы, хлопок Египта, говядина Аргентины – гурманы Пикадилли и Елисейских полей намазывали свои сэндвичи и круассаны «датским маслом» в прежнем количестве…
Вот любопытно, кто-то из г-д экономистов озадачился проблемой, как монополия на тот или иной продукт соотносима с ситуацией экономического кризиса – или она за пределами его стихии?
…Кстати, природная обусловленность дерева к гниению не отменяется людскими неурядицами и страна, аккумулировавшая 47% лесов планеты, в том числе 60% строевого леса, мирно-покойно заняла всю эту нишу уже вследствие дешевизны своей экспортной древесины, выставляя всех прочих за дверь до лучших времён…
Про другое и не говорю: вот попалась на глаза заметка, что до 1938 года Англия закупала на Русском Севере 100 тысяч годовых противоцинготных рационов на основе «травы лопасты» (что это такое, не знаю – по свидетельству полярника К. Бадигина лучшее в мире средство против цинги), единственно там и произрастающей.
Вот занятно: кризис сопровождался резким сокращением ВЫСОКОЭКОНОМИЧНОГО ПРОМЫШЛЕННОГО производства мяса птицы и яйца, но… резко вырос спрос на таковые РУССКИЕ ИМПОРТНЫЗ ПРОДУКТЫ, производимые РУССКИМ КРЕСТЬЯНСКИМ ПОДВОРЬЕМ (69% и 87% соответственно)…