Июнь 1941. Запрограммированное поражение

2. Сразу же захватить и прочно удерживать инициативу.

3. Наносить непрерывные мощные удары, не позволяя противнику прийти в себя и перевести дух.

4. Разгромить и уничтожить армию противника в ходе одной скоротечной кампании, лишив его времени и возможности подготовить новые войска взамен разбитых или получить помощь от своих союзников.

Цель этой стратегии, сформулированная в журнале боевых действий ОКВ 23.07.1941, состояла в «быстром выведении из строя одного противника в войне на два фронта, чтобы можно было с полной силой обрушиться на второго»[121 - KTB OKW. Band I: 1. August 1940–31. Dezember 1941. Frankfurt am Main: Bernard & Graefe Verlag, 1965. S. 1033.].

С точки зрения тактики, по признанию самих немцев, в блицкриге ничего нового не было. Вот что говорилось об этом в одном из германских изданий в начале Второй мировой войны:

«Употребление слова блицкриг приводит людей к мысли, что он обозначает отход от общепризнанных принципов тактики, в то время как, по существу, он является только применением двух принципов, признанных в каждой стране, а именно:

1. Задача всех родов войск состоит в том, чтобы дать возможность пехоте сблизиться с противником, сохранив средства, достаточные для того, чтобы навязать ему свою волю.

2. Все виды оружия должны содействовать беспощадному преследованию противника в момент, когда его сопротивление сломлено»[122 - ЦАМО. Ф. 500. Оп. 12480. Д. 5. Л. 7 об.].

Однако успешно руководствоваться на практике всеми этими, на первый взгляд, несложными рецептами может далеко не каждая армия. Вермахт оказался на это способен, поскольку заблаговременно овладел самыми передовыми на то время методами ведения вооруженной борьбы. Сначала он отрабатывал и совершенствовал их на учениях и маневрах, а потом настала очередь тех, кого Гитлер считал врагами Германии.

Важнейшими и неотъемлемыми предпосылками использования новых методов в тактике и оперативном искусстве стали порядки, установленные в рейхсвере Сектом. Речь идет прежде всего о всесторонней подготовке войск и их тесном взаимодействии, оснащении их эффективным вооружением и придании им надлежащей мобильности, позволявшей достичь неслыханной ранее быстроты действий и высочайших темпов наступления. Все это было, по большому счету, давно известно. Но в сочетании с современными высокоэффективными средствами вооруженной борьбы (танки, авиация, полная моторизация целых соединений и их обеспечение надежной радиосвязью) старые методы перешли на новый качественный уровень и позволили вермахту в начале Второй мировой войны добиться ряда триумфальных успехов.

Их сценарий в общих чертах повторялся от кампании к кампании. И каждый раз вермахт навязывал своим противникам высокоманевренную войну, где чувствовал себя, как рыба в воде. Но чтобы избавиться от статичности фронта, для начала его необходимо прорвать. Немцы достигали этого, широко используя тактику штурмовых групп, впервые разработанную и результативно использованную ими в ходе Первой мировой войны. Они глубоко осмыслили и творчески перенесли этот опыт с тактического уровня на оперативный, и результат опять оказался более чем удачным. Не случайно особенно отличились в этом деле бывшие пехотные офицеры с обширным боевым опытом командования штурмовыми группами, такие как небезызвестный «лис пустыни» Эрвин Роммель. Идя к заданной цели по пути наименьшего сопротивления, обходя узлы сопротивления и тесно взаимодействуя с саперами, артиллерией и авиацией, германская пехота раз за разом прорывала вражескую оборону.

Затем приходила очередь танковых и моторизованных войск, смело и решительно используемых командованием вермахта для развития тактического успеха в оперативный. Они незамедлительно врывались в проделанную для них брешь и на всех парах устремлялись вперед, не давая противнику опомниться и восстановить разорванный фронт. Оказавшись в тылу врага, танки громили его артиллерию, транспорт, обозы и штабы, опрокидывали резервы, нарушали связь и управление, рвали коммуникации и уничтожали склады. Их действия обеспечивались авиацией, которая не только прикрывала, но и поддерживала своих танкистов, обнаруживая и подавляя очаги сопротивления на их пути. Передовые части без устали рвались вперед к поставленной перед ними цели без оглядки на свои открытые фланги и тыл. Об их безопасности заботились двигавшиеся вслед за ними мобильные соединения, поэтому наступавшие группировки были глубоко эшелонированы, принимая форму гигантского клина.

Немцы умело справлялись с нелегкой проблемой артиллерийской и авиационной поддержки своих подвижных войск, включая передовые части, действовавшие в отрыве от главных сил. Надежное управление ими обеспечивалось радиосвязью, а его скрытность от противника – широким использованием портативных шифровальных машин. Особую сложность представляло собой бесперебойное снабжение авангардов, да еще на ходу и в условиях отсутствия сплошного фронта. Эта задача решалась путем продуманной организации движения обозов, а главное – правильным выбором главной оси наступления. Не случайно она обычно проходила вдоль автомобильных дорог с высокой пропускной способностью. Разведку путей наступления вели не только специально предназначенные для нее подразделения сухопутных войск, но и приданные им самолеты.

Глубокие и внезапные танковые рейды производили уничтожающий эффект на мораль их противников. Они сеяли на своем пути семена смятения и страха, скоро перераставшие в безудержную панику, которая быстро распространялась далеко вокруг. Даже боеспособные части после контакта с толпами обезумевших паникеров нередко утрачивали самообладание и сами присоединялись к бегущим. К тому же вражеское командование отовсюду получало гиперболизированные сведения о силах и успехах немцев и зачастую теряло способность правильно сориентироваться в сложной обстановке и принять адекватные меры противодействия. В подобных условиях оно быстро утрачивало волю к победе. Такого ошеломительного эффекта вначале не ожидали даже сами немцы. Он многократно превосходил физический ущерб, причиняемый прорвавшимися танками.

В стремительно менявшейся обстановке высокоманевренной войны решающую роль в достижении успеха играло предоставление максимальной самостоятельности командирам всех уровней и всемерное поощрение их инициативы. Они должны были верно определить ключевые объекты (пункты) на поле боя (сражения), а затем найти способы овладения ими. В отличие от типичных сражений периода Первой мировой войны это достигалось не путем фронтального вытеснения противника с его позиций, а за счет решительного маневра. Его основными формами были широкомасштабные охваты и обходы. Конечной целью наступающих после выхода на оперативный простор являлся не захват территории, а окружение вражеских войск с последующим их уничтожением.

Германские ударные клинья образовывали гигантские клещи, которые, смыкаясь, запирали оказавшегося между ними противника в котлы. Их внешний фронт обычно создавался подвижными соединениями, а внутренний – пехотой, следовавшей за ними с максимально возможной быстротой. Отрезанные и лишенные снабжения войска быстро рассеивались, погибали или капитулировали. Именно в окружениях противники немцев несли наибольшие безвозвратные потери, причем главным образом – пленными. После этого их ранее сплоченный фронт безнадежно разваливался на части. Война выигрывалась не длительным постепенным истощением ресурсов вражеских стран, а стремительным сокрушением их вооруженных сил. Причем настолько стремительным, что времени на их восстановление уже не оставалось. Это и был классический блицкриг.

Ошеломительные успехи сначала в Польше, затем на Западе и, наконец, на Балканах далеко превзошли все ожидания германского руководства и вселили в него иллюзорную уверенность в собственной непобедимости. Гитлер опрометчиво решил, что эта столь удачно апробированная стратегия и тактика блицкрига позволит ему точно так же разгромить СССР, несмотря на его бескрайние просторы и огромные людские и материальные ресурсы. Но жестоко просчитался…

Глава 2

СССР между мировыми войнами

2.1. Планы, политика и реальность

Вся жизнь социалистического государства, включая его вооруженные силы, подчинена заранее разработанным планам. Важнейшее место среди них занимают военные планы, которые делятся на категории, определяемые их предназначением. Так, наряду с планом строительства вооруженных сил, существуют мобилизационный и оперативный планы. Как ясно уже из его названия, план строительства вооруженных сил определяет пути их развития в мирное время. Для перехода на военные рельсы страна руководствуется мобилизационным планом, устанавливающим порядок мобилизации и развертывания ее вооруженных сил в случае войны. Согласно ему же, организуется и работа тыла по обеспечению нужд фронта. Оперативный план регламентирует сосредоточение и развертывание вооруженных сил, а после начала войны – их вступление в боевые действия. План строительства вооруженных сил и мобилизационный план в конечном итоге направлены на обеспечение оперативного плана необходимыми людскими и материальными ресурсами, поэтому все эти планы тесно увязываются между собой.

Военные планы создаются не вдруг и не по прихоти военных. Задачи вооруженным силам ставит политическое руководство, и оно же определяет отправные условия для военного планирования. К ним относятся прежде всего мобилизационные ресурсы страны и ее возможности по материальному обеспечению своих вооруженных сил. В этих сведениях военные обычно разбираются неплохо, но им еще необходимо знать как своих вероятных противников, так и союзников в возможном конфликте.

Врагов и друзей определяют политики, а подробную информацию и о тех, и о других собирает разведка. Она обязана снабдить политическое и военное руководство своей страны достоверными сведениями о военных и экономических потенциалах вероятных противников, их возможностях, намерениях и реальной степени исходящей от них угрозы, а также оценить надежность союзников и их вероятный вклад в общее дело. Нельзя забывать и о нейтральных странах, особенно о мерах, необходимых для их привлечения на свою сторону, или хотя бы для сохранения ими нейтралитета, и, уж точно, для предотвращения их перехода в стан врагов.

Главная задача политиков – в первую очередь избежать вооруженного столкновения. А если это окажется невозможным, – создать как можно более подходящие условия для вступления в него своих вооруженных сил и максимально неблагоприятные – для противника. Особую важность приобретает определение примерных сроков будущей войны. Чем лучше разработчики военных планов знают своих врагов и союзников, а также срок, к которому им необходимо подготовиться, тем ближе к реальности получатся их планы, тем скрупулезнее и точнее они будут проработаны и тем выше окажется вероятность их успешного осуществления на практике. Так опытный спортсмен заранее тщательно изучает своих будущих соперников и подводит себя к пику спортивной формы как раз к моменту начала ответственных соревнований.

Вот тут и кроется специфическая проблема СССР, сильно осложнившая его вступление в войну с Германией. Постоянным лейтмотивом кремлевского руководства, настойчиво внушаемым народу страны всей мощью государственного пропагандистского аппарата, было представление о «молодой советской республике в кольце врагов». Об этом ясно заявил Ленин 23 декабря 1921 г. в отчете ВЦИК и СНК РСФСР IX Всероссийскому съезду Советов: «И первой заповедью нашей политики, первым уроком, вытекающим из нашей правительственной деятельности за год, уроком, который должны усвоить себе все рабочие и крестьяне, это – быть начеку, помнить, что мы окружены людьми, классами, правительствами, которые открыто выражают величайшую ненависть к нам. Надо помнить, что от всякого нашествия мы всегда на волоске»[123 - Ленин В.И. Полное собрание сочинений: В 55 т. 5 е изд. (далее ПСС). Т. 44. М.: Политиздат, 1970. С. 296.].

Такое предвзятое представление целиком и полностью сохранилось даже после окончания Гражданской войны и связанной с ней иностранной интервенции. На его основе принимались важнейшие политические решения и разрабатывались основные экономические и военные планы. Ментальность, настойчиво насаждаемую в СССР на протяжении всей его истории, очень точно охарактеризовала признанная специалистка в области военной психологии д. и. н. Е.С. Сенявская: «Терминология тех лет – “вся страна – военный лагерь”, “вражеское окружение” и т. п., отражавшая международную обстановку и положение в ней Советской России, отражала и психологию общества, которое никак не могло расстаться с недавно пережитыми войнами и продолжало оставаться в состоянии “взведенного курка”, ощетинившимся на весь мир и на себя самое. Экономика, политика, даже культура были пропитаны “духом войны”. <…> Этот образ мышления заставлял воспринимать собственную страну как осажденную врагами крепость, из которой, в свою очередь, при первой же возможности совершались военные вылазки. В этом русле следует рассматривать и локальные конфликты второй половины 1930-х гг., и советско-финляндскую “зимнюю” войну, и походы на Запад, раздвинувшие границы СССР перед началом Великой Отечественной войны. Это же мышление стало одной из причин полувековой “холодной войны” и безудержной гонки вооружений в невыгодных для СССР условиях»[124 - Сенявская Е.С. Психология войны в ХХ веке: исторический опыт России. М.: РОССПЭН, 1999. С. 319, 321.].

Ее мнение как нельзя нагляднее иллюстрирует формулировка из секретного военно исторического исследования «Будущая война», написанного ответственными работниками Разведывательного управления Штаба РККА в 1928 г. в качестве прогноза грядущих событий:

«Основным фактором, который обуславливает неминуемое вовлечение нас в новую войну, служит тот факт, что СССР является единственным на земном шаре пролетарским государством, осуществляющим социалистическое строительство в условиях капиталистического окружения и играющим роль авангарда и оплота международного революционного движения.

В настоящее время между двумя лагерями, на которые разделился современный мир, существует состояние известного неустойчивого равновесия, которое мы называем временной “мирной передышкой”. Полоса этой передышки, по всей вероятности, не будет продолжаться слишком долго; она сменится неизбежным военным столкновением капиталистического мира с СССР.

Столкновение это, скорее всего, произойдет в форме новой военной интервенции империалистов в СССР. Однако, в условиях нашей эпохи имеются и такие факторы, которые могут привести нас к войне не только вследствие нападения на нас империалистов. Ход истории и развитие революционного движения могут вызвать наше самостоятельное выступление на помощь тем социальным силам, которые подрывают капиталистический строй и несут ему окончательное разрушение (например, в случае революции в одной из крупных капиталистических стран; возможность войны не исключена также в случае мощного подъема революционного движения в одной из крупных колониальных или полуколониальных стран)»[125 - Будущая война. M.: ВАГШ ВС РФ, 1996. С. 35.].

Таким образом, всякая возможность предотвращения войны и сохранения мира тут отвергалась напрочь. А кто же в то время считался врагами и союзниками Советского Союза? Отвечая на этот важнейший вопрос, авторы исследования рассортировали основные страны мира на четыре группы:

«1-я группа – государства, явно враждебные по отношению к СССР: Англия, Франция, Польша, Румыния, Финляндия, Эстония, Латвия и Литва; сюда же можно причислить и Италию, которая из соображений своей общей политики готова поддержать антисоветские планы Англии.

2-я группа – государства, могущие примкнуть к антисоветскому фронту: Германия, Чехословакия, Венгрия, Болгария, Юго-Славия, Греция, Бельгия, Япония и САСШ.

3-я группа – государства, не заинтересованные в войне с нами по географическим, экономическим и политическим причинам: Швеция, Норвегия, Дания, Швейцария, Австрия, Албания, Персия и страны Латинской Америки.

4-я группа – государства, дружественные по отношению к нам: Турция, Афганистан, Китай (потенциально), страны Арабского Востока – Африка, Индонезия и Британская Индия (объективно), Монголия»[126 - Там же. С. 54.].

Наиболее вероятным считалось нападение на Советское государство вражеской коалиции в составе Польши, Румынии, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы при материально технической и финансовой поддержке со стороны Великобритании, Франции, Чехословакии и Италии. При этом ожидалось, что Германия, Чехословакия, Венгрия, Югославия, Италия, Болгария, Греция и Персия (Иран) будут участвовать в экономической блокаде СССР. Не исключалась и возможность прямого участия в войне британских и французских вооруженных сил, а также армий других крупных держав.

Главным объектом агрессии предполагалась Украина с ее углем, металлом и хлебом для подрыва экономической базы Советского Союза в войне на истощение. Как мы убедимся, до начала Второй мировой войны эта оценка наиболее вероятных противников и их стратегических целей во многом сохранялась неизменной. Самым опасным выглядело одновременное нападение Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии, Великобритании (через территории Турции, Персии и Афганистана), китайских милитаристов и Японии. Но этот вариант с учетом вероятности его осуществления стоял на последнем месте.

Из всех советских соседей только Швеция, Норвегия и Дания считались нейтральными. С Афганистаном Москва тоже надеялась сохранить дружественный нейтралитет, а позиция Турции оставалась неясной. Считалось, что США не станут вмешиваться в войну, но поддержат западноевропейских противников СССР своими кредитами и разорвут с ним экономические связи.

Апокалипсические сценарии войны, описанные авторами исследования, имели мало общего с действительностью. Предполагаемая ими антисоветская коалиция была отнюдь не монолитной. Взаимоотношения многих входивших в нее стран омрачались не только принципиальными противоречиями, но и серьезными конфликтами.

Например, Польша, считавшаяся в Москве до середины 30 х гг. основным и наиболее опасным противником, полагала Германию не меньшим своим врагом, чем СССР. После Первой мировой войны к полякам отошли бывшие германские территории: восточная часть Верхней Силезии и районы Померании, образовавшие так называемый «Польский коридор». Он обеспечил выход Польши к Балтийскому морю, но отрезал Восточную Пруссию от основной территории Германии. Сам факт его существования постоянно напоминал немцам об унижении Версаля и подпитывал их старинную вражду к полякам. Варшава прекрасно осознавала, что Берлин не смирится с таким положением и рано или поздно попытается вернуть свои бывшие земли, поэтому значительным силам польской армии приходилось прикрывать свою западную границу. Враждовала Польша и с Литвой, у которой она еще в 1920 г. отобрала Виленский край. Эти страны до 1938 г. не имели даже дипломатических отношений, не говоря уже о союзных. А с Чехословакией поляки не ладили из за Тешинской области, поскольку были убеждены, что имели на нее больше прав, чем владевшие ею чехи.

Румынии тоже было совсем не до новых захватов. Ее куда больше заботило удержание Бессарабии, отобранной у Советской России в 1918 г., Трансильвании, ставшей объектом венгерских претензий, и Южной Добруджи, которую считала своей Болгария. Список взаимных притязаний и тлеющих конфликтов между странами, готовившимися, по мнению авторов «Будущей войны», всеми общими силами и средствами вот вот обрушиться на СССР или сообща участвовать в его блокаде, можно продолжить. Но и без того понятно, что реальная угроза их добровольных совместных действий, мягко говоря, сильно преувеличивалась. Дальнейшее развитие событий убедительно подтвердило такую оценку. Больше того, взаимная враждебность этих стран вынуждала их отвлекать часть своих и без того ограниченных сил для защиты собственных границ от опасных соседей. Однако авторы «Будущей войны» ничего этого не учитывали, зато неизменно раздували потенциальные возможности своих предполагаемых противников.

Особое внимание в исследовании уделялось англичанам, и вот почему: «Наиболее враждебную политику по отношению к СССР проводит консервативное правительство Великобритании. Оно является главным инициатором противосоветских комбинаций»[127 - Там же. С. 46.].Его авторы не сомневались, что сами по себе Польша и Румыния даже в коалиции с прибалтийскими странами были неспособны вести успешную войну с СССР. Именно в Великобритании они видели ту враждебную силу, которая могла подтолкнуть их к агрессии и помочь в ее проведении. К тому же могучий британский флот имел возможность непосредственно угрожать советскому морскому побережью: вести обстрелы, высаживать десанты, перебрасывать, снабжать и поддерживать огнем вражеские войска.

Но от теоретической возможности до ее практического осуществления – дистанция огромного размера. Главные державы победительницы в Первой мировой войне – Великобритания и Франция – после ее окончания больше всего хотели сохранить сложившееся статус кво. Они по горло насытились ужасами войны с ее неслыханными прежде людскими, материальными и финансовыми потерями и не имели ни малейшего желания конфликтовать с кем бы то ни было. 10 апреля 1926 г. меморандум британского МИД о международной политике страны и ее важнейших интересах более чем откровенно констатировал:

«У нас <…> нет ни территориальных амбиций, ни желания расшириться. Мы уже приобрели все, чего желали, и, наверное, даже больше. Наша единственная цель состоит в том, чтобы удержать то, что у нас есть, и жить в мире. <…>

Реальность такова, что война и слухи о войне, вражда и конфликты в любом уголке мира означают потери и ущерб британским торговым и денежным интересам. <…> Британская внешнеторговая и финансовая деятельность столь широка и многообразна, что в результате нарушения мира мы окажемся в убытке при любом исходе. <…> Без нашей торговли и наших финансов мы опустимся на уровень третьеразрядной страны»[128 - Documents on British Foreign Policy. 1919–1939. Series 1A. Vol. I. L.: Her Majesty’s Stationеry Office, 1966. P. 846.].

Эти слова легли в основу внешней политики Великобритании в межвоенный период и долгое время предопределяли ее военные расходы. В августе 1919 г. британское правительство в качестве закона приняло «Правило 10 лет». Согласно ему, вооруженные силы страны должны были планировать свой ежегодный бюджет исходя из того, что им не придется участвовать ни в каком крупном военном конфликте в течение последующего десятилетия. Это правило регулярно продлевалось и было отменено только в марте 1932 г. Да и то с условием, что его отмена не должна стать поводом для роста военных расходов, урезанных за время его действия в 7,5 раз: с 766 млн фунтов стерлингов до 102[129 - Kennedy P. The Reality Behind Diplomacy: Background Influences on British External Policy, 1865–1980. Glasgow: Fontana Press, 1989. P. 231.]. Руководство СССР, несомненно, знало об этом публично объявленном правиле, но, видимо, сомневалось, что оно действительно соблюдается, и продолжало сохранять к англичанам глубокое недоверие, доходившее до ненависти.

В 1927 г. произошли события, подорвавшие и без того непрочные отношения между двумя странами. Сначала 23 февраля британский министр иностранных дел Остин Чемберлен направил советскому правительству грозную ноту с требованием немедленно прекратить антибританскую пропаганду и военную помощь китайскому Гоминдану. Потом 12 мая лондонская полиция произвела внезапный обыск в помещении советской торговой компании «Аркос». И обнаружила там секретные документы, свидетельствовавшие о подрывной деятельности базировавшегося в Москве Коминтерна в Великобритании и Китае. Последовавший 27 числа того же месяца полный разрыв дипломатических и торговых отношений с англичанами в Москве восприняли как несомненный признак неотвратимо приближавшейся британской агрессии. Соответственно, в проекте тезисов о войне и военной опасности, подготовленных тогда для пленума Исполкома Коминтерна, Великобританию привычно назвали «фактором, наиболее угрожающим делу мира»[130 - Минц М. Представление советского военно политического руководства о составе вероятных противников СССР в будущей войне (конец 1920 х – начало 1940 х гг.) // ВИА. № 8. 2012. С. 178.]. Так в Кремле начался очередной этап роста антибританских настроений, ставших одной из причин рокового сближения СССР с нацистской Германией.

Международная жизнь в том году оказалась богатой на драматические события, связанные с СССР. Еще накануне в декабре британская газета «The Manchester Guardian» и германская «Vorw?rts» опубликовали ряд статей, разоблачавших тайное сотрудничество Красной армии и рейхсвера. В феврале командир авиаотряда К.М. Клим перелетел на своем самолете в Польшу и тоже рассказал журналистам о секретных советско германских связях[131 - Горлов С.А. Указ. соч. С. 186–187, 198.]. А в Варшаве 7 июня белоэмигрант убил полпреда Москвы П.Л. Войкова, так что напряженность на и без того неспокойной польско советской границе резко возросла. Наконец, в октябре еще одного полпреда – Х.Г. Раковского – выслали из Франции за коммунистическую пропаганду, несовместимую с дипломатическим статусом.

Все происходившее вызвало в Советском Союзе настроение, получившее название «военная тревога 1927 года». В самом ее начале Наркомат по военным и морским делам составил заявку для промышленности на поставку боеприпасов, необходимых на первый год войны. При ее подготовке предполагалось, что активные боевые действия будут вестись не более половины этого срока, а расход боеприпасов не превысит уровня последнего года Гражданской войны. И тут выяснилось, что советская промышленность могла обеспечить только 29 % потребности армии в патронах и всего лишь 8,2 % – в снарядах[132 - Минаков С.Т. Указ. соч. С. 355.]. Между тем на 01.10.1927 запасов снарядов в стране имелось на четыре месяца войны, а патронов не хватало даже на полгода[133 - АПРФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 258. Л. 16–44. Цит. по: Вестник АПРФ. Красная Армия в 1920 е годы. М.: Историческая литература, 2007. С. 151.].

Еще больше удручали результаты сравнения возможностей экономики СССР и ведущих западных стран. Так, производственные мощности одной Франции при почти вчетверо меньшем населении превосходили тогда советские по производству боевых самолетов в 7 раз, танков – в 20 раз, артиллерии – втрое, а пулеметов – вдвое[134 - Хохлов Е.В. Военная экономика СССР накануне и в годы Второй мировой войны. СПб.: Издательство Санкт Петербургского университета, 2005. С. 49.]. В Кремле осознали, что страна совершенно не готова к сколько нибудь масштабному вооруженному конфликту. В этих условиях той же осенью в Советском Союзе началась серьезная подготовка экономики к грядущей большой войне.