Книга отзывов и предисловий

О том, что я еще дышу
Геранью, лавром, морем,
Своим и рыбьим горем.

Алексей Колчев. Частный случай. Шупашкар: Free poetry, 2013

Воздух

Букет технических ассоциаций – Некрасов, Пригов, Макаров-Кротков, Нугатов, Василевский – нужно отбросить: ну да, похоже, но скорее нужно говорить о влиятельности всего этого конкретистского центонно-фрагментарного языка, идеального для бытовых каталогов и пессимистичной иронии; на самом деле большее родство у Колчева – с Игорем Холиным, конкретно – с его «Бараками». Но и Холин, кажется, не достигал такой глубины стоического отчаяния; тут постаралось время («прекрасное далеко ты / прекрасно еще прекраснее / чем 25 лет назад»). При том, что Колчев – мастер свободного стиха, мне особенно нравится его стих регулярный, напоминающий об игре органа на самых низких регистрах:

с умным видом
с умным видом
в красной шапке королевской
я взываю к нереидам
к ростроповичу с вишневской:

вы былинные герои
вы чудесные созданья
чьей десницей пала троя
и воздвиглось мирозданье

уничтожьте масскультуру
полну гадостью безликой
замените политуру
на шампанское с клубникой

В книге особенно много детей, играющих на детских площадках, – единственных, кто еще не задумывается об обреченности, хотя вписан в нее; более или менее счастливы только пьяные, и те не все. Ондатр нашел бы эту книгу прекрасной заменой для утраченной «О тщете всего сущего»; Колчев мог бы стать любимым поэтом ресурса Тлента.ру. Блестящая книга, на самом деле.

дурочка на качелях
в болоньевой советских времен куртке
смеется
наклонив голову влево
ей никогда не узнать
о своей болезни
детство будет длиться длиться длиться
покуда
лет в шестнадцать
какой-нибудь милосердный ебарь
пользующий подружек по интернату
не вспашет и не засеет лоно

ну а пока
день безоблачен
залитый солнцем двор
подростки
в майках с портретом че
пьют пиво
на детской площадке неподалеку
мальчишки жгут первый
в этом году костер
причащаясь стихии
первородной живой жестокой

Денис Ларионов. Смерть студента: Первая книга стихов. М.: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2013

Воздух

Денис Ларионов – один из самых сложных поэтов своего поколения. Выпуск смысловых звеньев, мышление фрагментами, серьезный философский бэкграунд и ироническое отвержение поэтизмов: «озеро не покрывается пленкой, но леденеет / и лето во рту – не сказал бы поэт – отвратительно как / отвратителен cabotinage, который ты делегируешь / своей скромной персоне. // Не так ли?» Каботинаж – это переигрывание, нарочитое кривлянье на публику; поэт, по мысли Ларионова, должен от подобных вещей удерживаться. Эта позиция, в общем-то вполне понятная, доводится в его стихах до радикализма – при готовности воспринимать и рассматривать другие стратегии у других авторов (а вот этим свойством должен обладать критик; поскольку Ларионов совмещает обе деятельности, это, возможно, создает внутреннее напряжение и в его поэтических текстах). Такой разговор с самим собой, которому невольно следует и читающий эти стихи, – при том, что свойства лирического субъекта здесь остаются под большим вопросом («Здесь, здесь и здесь без свободных частиц я, не-я / на тонких резервах тянется восприятие / и мечтает исчезнуть» vs. «Деперсонализации боюсь как всякой свободной формы»), – возможно, единственный способ не потерять нити рассуждения.

Наиболее лаконичные тексты в «Смерти студента» сближаются с работой другого поэта, почти ровесника Ларионова – Андрея Черкасова, но в целом у Ларионова меньше стихийности; он более или менее успешно занят конструированием мира, в котором явления лингвистической философии сплетены, спаяны с реальностью, «данной нам в ощущениях»:

Саморепрезентация,
говорит X, вот что сжимает
меня как сердечную сумку
в этой жидкой воде: перепрыгнувший через причины погибший
не был фланером.

Иногда эта спаянность готова обернуться противоборством; его отзвуки можно слышать в упоминаниях неприятного, отторгаемого телесного: слюны, рвоты, кашля. Полем противоборства языкового/идеального и телесного/реального становится, конечно, человек; это противоборство может, как в рассказе Брэдбери «Уснувший в Армагеддоне», завершиться смертью – уничтожением поля. Именно так и происходит в заглавном стихотворении «Смерть студента»: «За чертой города найдено тело, растерявшее шлейф уловок. / Язык каменист, теснит несогласную / о / рта, скользкой слюной ползущую на рельеф».

Никита Миронов. Шорох и морок: Первая книга стихов. М.: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2013

Воздух

Дебютный сборник Никиты Миронова обнаруживает достаточно широкий стилистический и формальный спектр – от регулярного стиха до визуальной поэзии на основе опросов в социальной сети «ВКонтакте» (недавно с такой же формой работала Лидия Чередеева). Поэзия Миронова – личностная и в то же время насыщенная «лингвистической памятью»; медитативная речь движется нестрогой паронимической аттракцией: от джинсов можно прийти к твисту, а от твиста к Диккенсу. Важную роль здесь играют гомоэротические мотивы, хотя Миронов, кажется, не стремится обозначить однополую любовь как противостоящую разнополой: эти мотивы не проблематизируются сами по себе (если только не считать проблематизацией «вызывающую» на фоне усредненного «любовного» дискурса русской поэзии эротическую образность), а становятся органичной основой для любовной лирики.

вот дом, который построил джек
вот мельница, которая перемалывает линию поведения, ее пыльца
и рыльце мое в ней
заснятое на мыльницу
метафизика пыльных дней
мальчик-с-пальчик и дровосек
общая баня как влажная усыпальница
или сауна как сухая

Пирожки: Альманах. СПб.: ИД «Комильфо», 2013

Воздух

Собрание авторских четверостиший в популярном сетевом жанре; пирожок, как говорится в предуведомлении, – это «малая поэтическая форма, подчиненная жестким требованиям: стихотворный размер (четырехстопный ямб), отсутствие заглавных букв, знаков препинания и дефисов, нежелательность рифмы». Популярность жанра, видимо, не в последнюю очередь обусловлена легкостью следования этим канонам (не покидает ощущение, что пирожки ведут свое происхождение, вплоть до названия жанра, от «Служил Гаврила хлебопеком…»), но, помимо формы, здесь есть и другие залоги успеха: от создателя пирожка требуется лаконично обрисовать целую ситуацию и завершить ее парадоксальным, сродни анекдотическому, финалом; приветствуется также сквозной персонаж-мем (по имени, например, Олег; в этом отношении пирожки – вполне себе порождения сети). В книге довольно много текстов неинтересных или плоских, но попадаются и по-настоящему остроумные.

илья старается скорее
уравновесить зло добром
увидел парни бьют мальчишку
красиво рядом станцевал

    (karim-abdul)
багажник пахнет керосином
и мало места и темно
олег старается вернуться
на двадцать шесть минут назад