Рассказы майора Пронина

Рассказы майора Пронина
Лев Сергеевич Овалов

Майор Пронин #1
С этой небольшой книжечки, появившейся в 1941 году в серии “Библиотека красноармейца” началась литературная история прославленного майора Пронина. Шесть небольших рассказов совершили революцию в советской массовой литературе. Впервые народ обрел настоящего современного, а не сказочного героя, который после работы может и на футбол сходить, и всесоюзную здравницу Крым посетить. Новый герой пришелся читателям по вкусу. Запутанные преступления, хитрые заговоры, и то изящество, с которым мудрый майор их раскрывал, обеспечили Пронину всенародную любовь и место в пантеоне великих сыщиков ХХ века. А у молодой народной власти появился постоянный литературный представитель. С “Рассказами майора Пронина” в рукавах новеньких шинелей красноармейцы уходили на фронт. С продолжениями “пронианы” вчерашние фронтовики восстанавливали и отстраивали страну. Сегодня легендарный майор возвращается. Читайте первую книгу из цикла “Приключения майора Пронина”.

Лев ОВАЛОВ

РАССКАЗЫ МАЙОРА ПРОНИНА

От автора

Книжка эта написана сравнительно давно, но, как мне думается, до сих пор не утратила интереса для читателей.

В годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне Советского Союза против гитлеровских захватчиков, в числе моих друзей был майор Пронин – Иван Николаевич Пронин, работник органов государственной безопасности.

Мы познакомились при странных, можно сказать, даже трагических обстоятельствах, о которых я, возможно, тоже расскажу в свое время.

Пронин всегда пользовался моим большим уважением и доверием, и в затруднительных случаях я не хотел бы иметь лучшего советчика и друга.

В дни нашего знакомства Пронину было около пятидесяти лет. Правда, он уже начал тогда полнеть, виски у него серебрились; когда он смеялся, возле глаз и губ образовывались морщинки, и все же он выглядел бодрее и здоровее иного юноши.

В характере у него было много привлекательных черт, хотя они не сразу бросались в глаза. Он всегда был спокоен, но это не значило, что у него железные нервы, правильнее было сказать, что его спокойствие – умение владеть собой. Он был очень простой человек, но это не значило, что он не способен был хитрить… Впрочем, я мог бы долго перечислять его достоинства. Мне казалось, что при ближайшем знакомстве Пронин не мог не нравиться, и, во всяком случае, лично мне он нравился совершенно определенно.

Через Пронина познакомился я и с его помощником – Виктором Железновым. Что касается моего отношения к Железнову, то мне остается только повторить старую французскую поговорку: друзья ваших друзей – наши друзья.

Иван Николаевич не любил рассказывать ни о себе, ни о своих приключениях. Однако кое-что мне довелось слышать и записать. По моему мнению, рассказы эти не лишены занимательности и поучительности, и часть из них я решился отдать на суд читателей.

О том далеком времени, когда Пронин только что стал чекистом, он рассказывал охотнее, поэтому и форма трех первых рассказов в виде повествования от первого лица несколько отличается от последующих, хотя все шесть рассказов, как увидит читатель, связаны между собой некоторой последовательностью. Несколько особняком от них стоит повесть “Голубой ангел”, в которой описаны события, происшедшие почти перед самой войной. Эта повесть, как мне кажется, интересна не столько сама по себе, сколько тем, что она полнее и глубже характеризует самого Пронина.

Вскоре после опубликования этих рассказов началась Великая Отечественная война. Она разлучила меня с Прониным, мы оба очутились в таких обстоятельствах, что не только лишены были возможности поддерживать друг с другом какую-либо связь, но просто потеряли друг друга из виду.

Наступили события столь грандиозные и величественные, что судьбы отдельных людей, и тем более рассказы о них, невольно отодвинулись в тень…

Но вот справедливая война советского народа за свободу и независимость своей Родины окончилась победой, страна перешла к мирному строительству, и люди вновь начали находить друг друга.

Спустя большой, я бы сказал, очень большой, промежуток времени жизнь снова столкнула меня с Иваном Николаевичем Прониным.

Что делает и где работает Пронин сейчас – это уже статья совсем особого порядка и рассказывать об этом надо тоже совсем особо, но наша встреча оживила стершиеся было в моей памяти воспоминания, ожили полузабытые рассказы, и майор Пронин, сдержанный и суховатый Иван Николаевич Пронин предстал передо мной в новом и еще более привлекательном свете.

Может быть, какой-нибудь придирчивый критик и скажет, что в рассказах много занимательности и мало назидательности… Однако мне думается, что у Пронина есть чему поучиться и есть в чем ему подражать.

Повествуя о приключениях майора Пронина, я пытался не скрыть от читателей ни его рассуждений, ни его мыслей, особенно о тех качествах, какими должен обладать хороший разведчик.

Первое и основное из них – честное, самоотверженное служение Родине, беззаветная преданность делу коммунизма и затем железная дисциплина, высокая культура и сочетание в своей работе точного математического расчета и богатого воображения.

Разумеется, собственные имена и некоторые географические названия заменены в книжке выдуманными, но что касается остального – все близко к истине, и если автор сумел передать читателям это ощущение правды, он будет считать свою скромную задачу выполненной.

<1957 г.>

Рассказы майора Пронина

Синие мечи

1

Тяжелое лето выдалось в 1919 году. Колчак разорял Сибирь, Деникин приближался к Харькову, Юденич угрожал Петрограду. Не дремали враги и в тылу: близ Петрограда началось контрреволюционное восстание…

В конце июня, незадолго до занятия деникинцами Харькова, был я в бою тяжело ранен. Признаться, не рассчитывал больше гулять по белу свету, но меня отправили в Москву, выходили, и в августе я уже смог явиться для получения нового назначения.

– Так и так, – говорю, – считаю себя вполне здоровым и прошу откомандировать обратно на фронт.

– Отлично, товарищ Пронин, – говорят мне, – только поедете вы не на фронт, а в Петроград, поступите в распоряжение Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем.

Не сразу понял я характер порученной мне работы. Товарищи мои, думаю, кровь на фронтах проливают, а меня в тылу оставляют. Решил, что меня после ранения щадят и хотят мне дать время окрепнуть.

– Очень хорошо, – говорю. – Разрешите идти?

– Получите путевку, – говорят, – и можете отправляться.

Приехал в Петроград, явился в Чрезвычайную Комиссию, послали меня к товарищу Коврову.

Расспросил Ковров меня – кто я и что я… Ну а что я тогда был? Мастеровой, солдат – вот и все мои звания. Исполнилось мне двадцать семь лет, царскую войну провел в окопах, на фронте вступил в партию большевиков, добровольцем пошел в Красную Армию, знаний никаких, человек не совсем грамотный, одним словом – не клад. Все, что умел делать, – винтовку в руках держать и стрелять без промаху.

Значит, расспросил Ковров меня и говорит:

– Отлично, товарищ Пронин, пошлем мы вас на разведывательную работу.

Обрадовался я, думаю – на фронт пошлют, на передовые линии: в разведку я всегда охотно ходил.

– Терпение у вас есть? – спрашивает Ковров.

– Найдется, – отвечаю.

– Вот и отлично, – повторяет Ковров. – Нате вам ордер от жилищного отдела, идите на Фонтанку, номер дома тут указан, и занимайте комнату.

– Это зачем же? – спрашиваю.

– А все за тем же, – усмехается Ковров. – Вселяйтесь и живите.

– Ну а делать что? – спрашиваю.

– А ничего, – смеется Ковров. – Живите, вот и вся ваша забота.

Тут я рассердился.

– Что вы, – говорю, – смеетесь надо мной, что ли? Меня к вам работать послали, а не отдыхать. Я и так два месяца в лазарете пробыл, хватит.

– Нет, так не годится, товарищ Пронин, – отвечает Ковров, и даже переходит со мной в разговоре на “ты”. – А еще военный! Разная бывает работа. Иногда посидеть да помолчать бывает полезнее, чем стрелять и сражаться. Особняк, в который мы тебя посылаем, принадлежал Борецкой, важной петербургской барыне. Живет она в нем и сейчас. Были у нее и поместья, и деньги в банках, и я даже понять не могу, как она за границу не убежала. Или не успела, или понадеялась, что большевики долго не продержатся. Особняк ее национализирован, но дело в том, что в особняке Борецкой хранится замечательная коллекция фарфора. После войны устроим мы в ее особняке музей, будем для рабочих и крестьян посуду по этим образцам делать, а пока имеется у нее охранная грамота от Музейного управления, и числится Борецкая, так сказать, надзирательницей над фарфором.