Довожу до Вашего сведения, что за истекший квартал т. г. возглавляемый мною Комитет не выполнил ни одной из поставленных в начале отчетного периода задач. Сообщаю также, что перспектива выполнения этих задач в ближайшее время отсутствует, в связи с чем целесообразность функционирования Комитета практически равна нулю.
Учитывая вышеизложенное, прошу Вас перевести меня для дальнейшего исполнения обязанностей по прежнему месту службы – в Главное управление военной контрразведки.
Директор Исполнительного Комитета
Государственной Комиссии по борьбе с коррупцией
Иванов С.П.
Число, подпись…»
– Тэк-с… Это что у нас?
– Гхм… Виктор Николаевич, вы же прекрасно видите – это рапорт.
– Вижу. И что мне с ним… А! Вы, очевидно, резолюцию хотите?
– Хочу. И не только резолюцию…
– Легко!
Витя, не раздумывая, размашисто накатал в левом верхнем углу рапорта:
«Работать! Сидеть по управлениям вы все мастера!»
Затем, призадумавшись ровно на секунду, добавил:
«Работать, работать и работать! А кто не работает – тот не мужик!!!»
И поставил «министерскую» подпись.
– Держите.
– Зачем вы так? – обескураженно пробормотал Иванов. – Это, между прочим, официальный документ. Я ему собирался дать ход…
– А куда, если не секрет? – вяло заинтересовался Витя, глянув на часы.
– В смысле – «куда»?
– Куда ход?
– Ну… в секретариат, наверное…
– В думский или правительственный?
– Эмм…
– Сергей Петрович, вы же прекрасно знаете, что комиссия подчиняется непосредственно Президенту. У нас тут такая коротенькая «вертикаль»: предкомиссии – Президент, дальше – Господь Бог. А ход – это, насколько я понимаю, движение документа «наверх», правильно?
– Ну, в общем – да…
– Хе-хе… Вы что же, думаете, вашу бумажку зарегистрируют в Администрации?
– Я не думаю, но…
– Бросьте дурака валять, Петрович, – Витя недовольно поморщился и опять глянул на часы. – Я вас хоть раз упрекнул в отсутствии результатов?
– Нет, не упрекнули. Однако…
– Ну так и в чем проблема? Совесть мучает?
– Да просто непривычно как-то… Понимаете – чувствую себя полным дармоедом.
– Да бросьте вы! – Витя небрежно плеснул ручкой. – Это что еще за приступ гражданского самосознания?! Любой крупный государственный проект вот так с ходу, с бухты-барахты, не делается. На реализацию всех проектов такого рода уходят годы. А вы хотите, чтобы у вас за три месяца функционирования были какие-то видимые результаты?
– Вы знаете, что мы за это время собрали немало информации. У нас имеется очень даже приличная база данных…
– В курсе. Видите, какие-то результаты все же есть. Я в курсе, что команда трудится не покладая рук, так что насчет дармоедства – это вы зря, батенька, зря!
– Так вот, боюсь показаться конченым пессимистом, однако…
– Да не бойтесь, уже показались. И не сейчас, а бог знает как давно. Пожалуй, при первом же знакомстве… Что – будет трудно? Это для меня не новость. Когда нам с вами было легко?
– Нет, боюсь, что будет совсем никак. Вернее – совсем не будет.
– То есть?
– Рапорт, который вы испортили… Я написал четко и ясно: перспективы выполнения задач отсутствуют, целесообразность равна нулю…
– Может, механизм стимулирования пересмотреть? – Витя озабоченно изогнул бровь. – Так, что мы там еще можем дать…
– Да не в этом дело! – в отчаянии воскликнул Иванов. – Ну что вы, не понимаете, что ли? Это же глухая стена, без малейшей бреши! Это Система! Что может какой-то там кроха-Комитет сделать против Системы?
– Шура! – вопреки ожиданиям, Витя впадать в панику не стал, а напротив, отчего-то разулыбался и лукаво подмигнул Иванову.
– Слушаю, – в дверях кабинета мгновенно возникла секретарь-референт, дамочка от тридцати, сугубо делового, а местами даже военного обличья.
– Две тысячи второй, Иванов, безысходность, – отдал странное распоряжение Витя.
– Сию минуту, – Шура кивнула и скрылась за дверью.
– Не понял… Что вы имеете в виду?
– Сейчас принесут – сами все увидите. Вернее, услышите…
Через две минуты вернулась Шура с лазерным диском. По-хозяйски расположилась за боковым столиком с компьютером, диск воткнула в привод, порхнула пальчиками по клавиатуре…
– Тут три безысходности. Нам какую надо?