– Так это мы где, собственно?
Директор бессильно улыбнулся и ответил:
– В кузнечном цехе.
Министр посмотрел на директора с обидной жалостью.
– Вы в этом уверены? А по-моему, мы в историческом музее. Экспонат: кузнечное производство в восемнадцатом веке.
Директор, главный инженер, главный технолог и прочие главные притворно засмеялись.
Кузнецы переглянулись. Виткус, увидев в глазах у Нарбутаса опасный огонек, дернул его сзади. Но поздно: старый кузнец уже ринулся в бой. Он сказал, скрестив на выпуклой груди голые, закопченные, могучие руки:
– А я вот, например, товарищ министр, в этом музее даю сто восемьдесят процентов сверх плана. Да и другие ребята не намного отстали…
Он обвел жестом товарищей и добавил, дерзко блеснув глазами:
– Вот они все здесь перед вами, наши музейные работники.
По кузне пошел сдержанный смешок.
Министр внимательно посмотрел на Нарбутаса.
– Честь вам и слава, товарищи, – сказал он. – Но мы хотим выжимать эти сто восемьдесят процентов, а может и больше, не из вашей мускульной силы, а из механизмов, из технологии. А у вас тут техника на уровне эпохи царя Гороха.
Министр поправил себя:
– То есть я имею в виду не весь завод, а именно кузнечный цех.
Он добавил, усмехнувшись:
– А потом, ведь вы даете эти проценты как? Навалом! А вот взять, к примеру, товарищ…
Он вопросительно посмотрел на окружающих. Ему тотчас охотно подсказали: «Нарбутас».
– Товарищ Нарбутас, – продолжал он, – лопатки для этих небольших турбин – ну, вы знаете, конечно, – так вы же ни одной не сделали. Я вас не обвиняю, тут нужна машинная ковка.
– Сделаем! – вдруг сказал Нарбутас.
Копытов, Стефан и прочие кузнецы с ужасом посмотрели на него.
– Руками не сделаете, – сказал министр серьезно. Потом улыбнулся и добавил: – Я ведь сам немножко из кузнецов.
– Ну, не знаю, из каких. А я сделаю, товарищ министр! – вызывающе повторил Нарбутас.
Министр с насмешливым сожалением посмотрел на него, кивнул кузнецам и пошел прочь, маленький, порывистый, немного похожий на Суворова.
Потом министр осмотрел строительство новой кузницы язвительно отозвался о строителях и обещал нажать на них.
В этот день, закусывая на траве под липой, кузнецы судачили не о медиках, а о министрах.
Зайончковский мечтательно вспоминал:
– Весной к нам приезжал замминистра тяжелой промышленности. Вот это мужчина! Килограммов на сто пятьдесят! Помнишь, Антанас? А этот? Писклявый, вертлявый, всюду нос сует.
Даже справедливый Виткус признал, что в этом министре, как он выразился, «смотреть не на что».
Нарбутас презрительно усмехнулся:
– Тут, под забором, вы все храбрые. А что ж вы в цеху молчали, как пацаны? Приезжает, понимаешь, раз в год на полчаса, и на тебе: не кузня, а музей. Так каждому молчать?
Зайончковский солидно подтвердил:
– Верно! Стоит, понимаешь, видать, ни бе ни ме.
– Да он сам из кузнецов, – вмешался Слижюс. – А что кузня наша допотопная, так кто же этого не знает.
Тут кузнецы напустились на него хором.
– Кузня – это кузня, – проворчал Виткус.
Нарбутас запальчиво вскричал:
– Ты, стружкогон, ты нас с токарным не равняй!
– Свободная ковка – это что? Рука и глаз. Вот наши механизмы, – степенно заметил Зайончковский.
Копытов замахал руками.
– Ты, Антанас, говоришь это просто из озорства. Но вы мужчины, Стефан и Иозас, вам совсем не к лицу такие, понимаешь, речи. Не мальчики, слава богу.
– А Антанас что – мальчик? – недовольно сказал Виткус.
Копытов, нахмурившись, уставился на Нарбутаса и заключил уверенно:
– Все-таки немножко мальчик, чтоб меня разорвало!
Все засмеялись. А громче всех Нарбутас. Слова Копытова были ему приятны.
– Интересно, Антанас, как ты вывернешься с этой лопаткой? – спросил Слижюс. – Она хоть и маленькая, но ведь кривизна там чертова. А министр, учти, мужик въедливый. Вдруг спросит?
Нарбутас засмеялся и ничего не ответил.
Вмешался Стефан. Он пожал своими дюжими плечами и сказал веско:
– Знаешь что, Костас, мы твоих станков не касаемся, так и ты бы в наше хозяйство не совался.
Он посмотрел на Нарбутаса, ожидая от него признательности за поддержку.