Аудиокнига Детство. Отрочество. Юность

Трилогию Льва Толстого, описывающую жизнь типичного отпрыска дворянского сословия начала 19 века Николая Иртеньева и, к сожалению, так и не вылившуюся в тетралогию, нельзя назвать автобиографической - слишком много расхождений с настоящей жизнью автора, но она несомненна автопсихологична. В трех повестях рассматривается период жизни молодого человека с 10 до 18 лет. Толстой фокусируется на определенных, значительных моментах жизни Николая Иртеньева: первая влюбленность, первая обида, впечатления от смерти матери, расставание с беззаботным детством, противопоставление себя окружающему миру, смена подростковых интересов и ценностей на "взрослые", поступление в университет, взаимодействие с людьми в абсолютно новой и непривычной среде, крах юношеской системы ценностей, потеря себя, нравственный срыв и раскаяние.С первых страниц повести "Детство" поражаешься глубине проникновения в переживания и мысли главного героя, которые изображены так четко, что их источник - собственная память автора - сразу становится ясен. И в тоже время Толстой пытается в каких-то моментах сделать Николая Иртеньева универсальным героем книги о взрослении человека. Особенно это становится заметным в повестях "Отрочество" и "Юность". Очень органично выписан период переходного возраста подростка со всеми присущими ему завихами в поведении и психологическом развитии. Не менее правдоподобны и универсальны, в общем-то, для каждого человека, устремления и заблуждения юности Николая. Уверен, что читатель, не привыкший лгать самому себе, всенепременно найдет в образе Иртеньева и собственные, наиболее характерные черты взросления.Нужно заметить, что в этой книге Лев Толстой проявился не только как тонкий психолог или мудрый философ, но и как блестящий художник. Книга насыщенна замечательно живыми описаниями природы, людей, событий, которые сразу западают в душу. Так видеть мир, а самое главное уметь свое видение так ладно переложить на бумагу в столь еще юном возрасте ( трилогия написана Толстым в возрасте 23-29 лет), способен только действительно настоящий гений литературы, коим является великий русский классик.

Детство, Отрочество, Юность - этапы жизни, через которые проходит каждый из нас. К радости или к сожалению, время нельзя повернуть вспять и что-то изменить в прошлом. Спустя годы остаются только воспоминания о тех днях, когда ты был младше. Трилогия является автобиографией Льва Толстого. С интересом наблюдаешь за изменениями в ребенке, подростке, юноше. Рассуждения, мысли принимают другой оборот по мере взросления. В романе поднимаются важные темы: взаимоотношение отцов и детей, братьев, сверстников, учителей и учеников. Детство - самое счастливое время для Толстого."Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений." При чтении невольно вспоминаешь своё детство, свои детские мечты, планы, надежды... "Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная веселость и беспредельная потребность любви — были единственными побуждениями в жизни?"

Куда уходит детство в какие города? И где найти нам средство чтоб вновь попасть туда Оно уйдет неслышно пока весь город спит И писем не напишет и вряд ли позвонитИ зимой и летом небывалых ждать чудес Будет детство где-то, но не здесьИ в сугробах белых и по лужам у ручья Будет кто-то бегать, но не яКуда уходит детство, куда ушло оно? Наверно, в край чудесный где каждый день кино Где также ночью синей струится лунный свет Но нам с тобой отныне туда дороги нетТолстой потерял маму в возрасте 10 лет. К маме он испытывал самое теплое чувство любви.Со временем у писателя поменялось отношение к жизни. Произошедшие изменения способствовали началу отрочества. "Случалось ли вам, читатель, в известную пору жизни вдруг замечать, что ваш взгляд на вещи совершенно меняется, как будто все предметы, которые вы видели до тех пор, вдруг повернулись к вам другой, неизвестной ещё стороной? Такого рода моральная перемена произошла во мне в первый раз во время нашего путешествия, с которого я и считаю начало моего отрочества." К нему пришло осознание, что весь мир не крутится вокруг кого-то одного. "Не все интересы вертятся около нас, а что существует другая жизнь людей, ничего не имеющих общего с нами, не заботящихся о нас и даже не имеющих понятия о нашем существовании. Без сомнения, я прежде знал всё это; но знал не так, как я это узнал теперь, не сознавал, не чувствовал." В период отрочества, Толстой задавался бесконечными вопросами о мироздании, смысле жизни. Он пытался понять, как всё устроено на самом деле."Стоя перед черной доской и рисуя на ней мелом разные фигуры, я вдруг был поражен мыслью: почему симметрия приятна для глаз? Что такое симметрия? Это врождённое чувство, отвечал я сам себе. На чем же оно основано? Разве во всем в жизни симметрия? Напротив, вот жизнь - и я нарисовал на доске овальную фигуру. После жизни душа переходит в вечность; вот вечность - и я провёл с одной стороны овальный фигуры черту до самого края доски. Отчего же с другой нет такой же черты? Да и в самом деле, какая же может быть вечность с одной стороны, мы, верно, существовали прежде этой жизни, хотя и потеряли о том воспоминание."Дружба с Дмитрием направила писателя к следующему этапу жизни - юности."Дружба с Дмитрием открыла мне новый взгляд на жизнь, ее цель и отношения. Сущность этого взгляда состояла в убеждении, что назначение человека есть стремление к нравственному усовершенствованию и что усовершенствование это легко, возможно и вечно."

Резюмируем: Завораживающее описание природы, красивый язык и слог. Если хотите познакомиться с биографией автора - читайте эту трилогию.
P.S. Спасибо за прочтение рецензии!

Здесь буду опираться на то, что все-таки это произведение автобиографическое, и, может быть, с точки зрения хронологии Толстой что-то изменил/преукрасил/преуменьшил/преувеличил, но, я уверена, мысли и чувства, которыми книга наполнена, все без исключения его лично.Прочтя Анну Каренину, и теперь освежив "Детство-Юность" начинаю понимать, почему Толстого считают знатоком русской души. Потому что книга написана о читателе. О любом, который её читает в данный момент.Толстой очень искренне описывает чувства любого ребенка о том, как несправедлив мир. О том что никто вокруг его не любит, и все только и хотят, что досадить ему. О том, что родители-то на самом деле изверги, а дети очень жестоки. О том, что дети на самом-то деле никаких проступков специально не совершают, и уж никак не заслуживают тех наказаний, которыми награждают их родители.Большинство взрослых совсем забыли, что они были детьми, что думали и чувствовали, а Толстой - нет.В Юности Толстой не стесняется описывать какие-то гадостные (есть слово-то такое?), мерзкие мысли, которые бывают у каждого, но никто в них никогда не сознается, о деградации чистой детской души. Откровенно говорит о тщеславии, высокомерии, порочности, пропасти между богатыми и бедными... И ведь в любом месте каждый человек может узнать себя самого, искренно, без утайки.Чего только стоит вот эта цитата:Мне стало совестно за свое незнание, и вместе с тем, чувствуя всю справедливость замечания Зухина, я перестал слушать и занялся наблюдениями над этими новыми товарищами. По подразделению людей на comme il faut и не comme il faut они принадлежали, очевидно, ко второму разряду и вследствие этого возбуждали во мне не только чувство презрения, но и некоторой личной ненависти, которую я испытывал к ним за то, что, не быв comme il faut, они как будто считали меня не только равным себе, но даже добродушно покровительствовали меня. Это чувство возбуждали во мне их ноги и грязные руки с обгрызенными ногтями, и один отпущенный на пятом пальце длинный ноготь у Оперова, и розовые рубашки, и нагрудники, и ругательства, которые они ласкательно обращали друг к другу, и грязная комната, и привычка Зухина беспрестанно немножко сморкаться, прижав одну ноздрю пальцем, и в особенности их манера говорить, употреблять и интонировать некоторые слова. Например, они употребляли слова: глупец вместо дурак, словно вместо точно, великолепно вместо прекрасно, движучи и т. п., что мне казалось книжно и отвратительно непорядочно. Но еще более возбуждали во мне эту комильфотную ненависть* интонации, которые они делали на некоторые русские и в особенности иностранные слова: они говорили машина вместо машина, деятельность вместо деятельность, нарочно вместо нарочно, в камине вместо в камине, Шекспир вместо Шекспир, и т. д., и т. д.

Ужас же, правда? А ведь многие именно так и думают, и стесняются своих мыслей.В общем, простое по сути, но морально бесконечно сложное, тяжелое и откровенное произведение...

Ни к одной книге я не подбиралась так долго, как к этой, хотя на полке она у меня стоит очень давно, со дня вручения ее мне в день вступления в пионеры (sic!) и имеет соответствующую дарственную надпись на обороте форзаца; более того, из разложенных на учительском столе книг я, воспользовавшись правом выбора, указала не нее сама – остальные были слишком пестрыми (”несерьезными“), и я специально выбрала ее слегка ”навырост“, но приступить к чтению не могла долго: сначала спотыкалась о фразы на немецком и французском (в книге есть перевод в сносках, но все равно было неудобно), потом что-то не складывалось и останавливало; и вот наконец я ее прочла, с интересом и удовольствием (даже несмотря на то, что язык Толстого из-за некоторых стилистических особенностей я недолюбливаю – что, впрочем, не мешает мне любить многие его произведения за точность психологической проработки героев).
* * *
Это автобиографическое произведение, написанное молодым Л.Н. Толстым в период с зимы 1850-51 по 1855 год; однако это прежде всего художественное произведение, и автобиографично оно в большей степени в описании душевного состояния героя, чем в событийной части, где есть расхождения с биографией. Книга была задумана в четырех частях, и финальная фраза третьей части – «Юности» – обещает продолжение, но четвертая часть тетралогии – «Молодость» – так и не была написана.Толстой описывает переход главного героя, Николая Иртеньева, из детства в отрочество и затем в юность на фоне сентиментальной эпохи, когда мужчинам, и тем более молодым людям и мальчикам, еще было не зазорно рыдать и быстрые слезы по разным чувствительным поводам служили доказательством тонкой и восприимчивой организации души («Я продолжал плакать, и мысль, что слезы мои доказывают мою чувствительность, доставляла мне удовольствие и отраду» – из «Детства»), а к отношениям – в юношеской среде – предъявлялись абсолютные, свойственные этому возрасту максималистские требования: либо возвышенная, чистая и крепкая дружба, либо полная невозможность общения, третьего не дано. Время высоких стремлений, крайностей в оценках, идей самоусовершенствования (в морально-этическом отношении) и жажды воплощения идеала, – и неизбежных заблуждений на этом пути.
Все это отражалось на взрослении Николая, накладывалось на естественные для его возраста изменения в характере, сказывалось на его самооценке и в оценках происходящего вокруг, сбивало его с толку, но вместе с тем и удерживало от опасных крайностей.
Герой книги искренен и всегда предельно откровенен – в описании как своих страхов, так и надежд, в переживаниях о своей внешности, в описании и в моральных оценках тех или иных событий, участником или свидетелем которых он становился, – вначале незрелых и идеалистичных, но становящихся все более осмысленными по мере взросления.Книга содержит также множество бытовых подробностей жизни того времени, которые позволяют ощутить дух описываемого времени, живой язык Толстого, не пропускающего малейший подробностей, создает ”эффект присутствия“, дает возможность практически почувствовать обстановку, в которой происходят описываемые события; местами эти подробности описаны так скрупулезно, что становятся утомительными (такими для меня оказались описания сборов на охоту и перед поездкой в «Детстве»), но в целом они, без сомнения, необходимы в этой книге не только как свидетельства времени, но и как элементы, создающие ”атмосферу“ происходящего и даже объясняющие то или иное душевное состояние героев.— Знаете, отчего мы так сошлись с вами, … отчего я люблю вас больше, чем людей, с которыми больше знаком и с которыми у меня больше общего? … У вас есть удивительное, редкое качество – откровенность.
— Да, я всегда говорю именно те вещи, в которых мне стыдно признаться, — подтвердил я, — но только тем, в ком я уверен.
Одно из главных достоинств книги – проникновение в движения души героя, в его восприятие мира и окружающих его людей, его попытки понимания и объяснения происходящего и изменения этого понимания с течением времени или под влиянием новых событий; все это передано очень точно, и очень приятно оказаться в числе тех, в ком герой книги уверен, и которым поэтому доверяет во всех подробностях свои мысли и чувства.

Что-то на этот раз Толстой слегка не торт.
Нет, он, конечно, как и прежде, как и в "Войне и мире" зрит вглубь людей, и ведь реально зрит, разделывает, можно сказать, под орех, всех окружающих персонажей, да и себя не щадит. Что-то давно меня так не раздражало от главного героя. Даже рецензию решила писать чуть попозже, чтобы отпустило, но не отпустило.Главный герой, Николенька Иртеньев, альтер-эго самого автора, бесит пипец как. Извините. Я понимаю, юный изнеженный падаван, растет в дворянской семье, в основном с гувернером Карл Иванычем, маменькой и папенькой, братцем Володей и сестренкой Любочкой. Растет, значит, живет, закатывает истерики Карл Иванычу, закатывает истерики Володе (за случай с Володей, когда Николенька ему книги изорвал, я бы поколотила засранца, а ему ничего, папеньке выплакался, что его никто не любит, и норм). Живет. Влюбляется он в Катеньку. А потом в Софийку. А потом еще в кого-то. И влюбленности у него случаются по десяти раз на дню. Завидует Володе (Бедный Коля, он моложе, он завидует ну не Сереже, Володе (с)). Поступает в университет. Ненавидит нового гувернера-учителя. Потом не ненавидит, помирился. Из вот таких мелких животрепещущих вопросов состоит вся его жизнь. Жарили яблоки, жарили, и, представьте, нажарили (с).В общем-то, книга представляет собой обычные такие, бытовые, зарисовки, и они, кстати, довольно интересны в плане устройства дворянского быта времен детства Толстого. Все было бы хорошо, если бы не одно но. НО. Бесконечный нудеж, то есть бесконечный психоанализ и невероятное самокопание доставляют. Толстой, очевидно, рефлексирует себя очень глубоко. Очень-очень глубоко. Даже слишком глубоко. До мельчайших подробностей, до наноподробностей даже. И так получается, что он делает упор на самых негативных чертах своего характера, которые мне, как человеку радикально другого склада характера, очень тяжело переносить даже на бумаге, а в жизни я б такого ребенка/подростка/юношу обходила бы за три версты. Нытье, нытье, сплошное нытье, как с ним Софья то жила?Однако с другой стороны такой честный взгляд на себя (вглубь себя) требует огромной смелости, раз, и невероятного понимания и принятия человеческой натуры, два, так что Лев Николаевич вызвал на этот раз смешанные чувства, из-за которых невозможно объективно написать рецензию и оценить книгу. Все-таки талант. Не торт, но талант. Эх, колеблюсь я, аки маятник при землетрясении. Но что поделать, такая книга.