Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

– Отчегожъ имъ не быть хорошими, – вздыхая сказала она.

– А еще вотъ я книгъ вамъ привезъ, – сказалъ Нехлюдовъ, показывая на свертокъ, который онъ положилъ возл? себя. Тутъ есть Викторъ Гюго, Достоевскiй. Вы, кажется, любили.

– Что же тамъ любить? Скучно, – сказала она.

Лицо ея сд?лалось строго, и онъ замолчалъ.

Въ контору вошелъ смотритель. Маслова встала, но смотритель, не обращая на нее вниманiя, все въ такомъ же, еще бол?е уныломъ состоянiи с?лъ къ столу и закурилъ свою толстую вонючую папироску.

– Вотъ попросите его, чтобы вамъ Меньшова повидать, – сказала Маслова, – она меня очень просила; говоритъ, что ни зa что сидятъ.

Нехлюдовъ всталъ и подошелъ къ смотрителю.

– Нельзя ли мн? увидать Василiя Меньшова?

– Это что, подсудимый? – уныло спросилъ смотритель.

– Да, подсудимый, недавно поступилъ.

– Сейчасъ въ книг? справлюсь.

Смотритель открылъ книгу, перелистовалъ и нашелъ подъ литерой М: судился за поджогъ. Поступилъ 3-го, въ 21-ой камер?.

– Вамъ зач?мъ же?

– Онъ невинно обвиненъ, такъ для защиты.

– Послушайте ихъ – вс? невинны. Что же, вамъ привести его сюда?

– Если бы можно, я бы предпочелъ тамъ вид?ть, – сказалъ Нехлюдовъ, радуясь случаю увидать, что ему давно хот?лось, самыя м?ста заключенiя.

Выйдя изъ конторы, Нехлюдовъ оглянулся на Маслову и съ радостью увидалъ, что Марья Павловна подошла къ ней и с?ла на его м?сто рядомъ съ Масловой и, глядя на нее своими добрыми, внимательными глазами, что то говорила ей.

** № 75 (рук. № 24).

– Ну-съ, je suis ? vous.[308 - [я к твоим услугам.]] Хочешь курить? Только постой, какъ-бы намъ тутъ не напортить, – сказалъ онъ и принесъ пепельницу. – Ну-съ.

– У меня къ теб? три д?ла.

– Вотъ какъ.

– Во первыхъ, я былъ въ контор? въ то время, какъ тамъ было свиданье политическихъ, и ко мн? подошла одна политическая.

– Кто это?[309 - Зачеркнуто: – Кажется, Иваненкова.]

– Марья Павловна Медынцева.

– О, это очень важная преступница, какъ же тебя пустили къ ней, – сказалъ Масленниковъ и вспомнилъ, что онъ вчера читалъ не ему адресованныя, а переданныя ему для прочтенiя по своей обязанности письма и въ числ?[310 - Зач.: умное, трогательное и] интимное письмо[311 - Зач.: Иваненковой] Медынцевой къ своей матери. Хотя онъ и считалъ, что обязанность честнаго челов?ка не читать чужiя письма не существовала для него, какъ для челов?ка государственнаго, и хотя чтенiе письма[312 - Зач.: Иваненковой] Медынцевой было очень интересно, ему было сов?стно въ глубин? души за то, что онъ читалъ чужiя письма. И это воспоминанiе[313 - Зач.: еще усилило его мрачность.] было ему непрiятно: онъ нахмурился.

– Но какъ же ты могъ увидаться съ ней?

– Ну, все равно, отъ кого я узналъ. Только мн? разсказали, что на дняхъ взяли одну женщину, врача Дидерихъ, и прямо пытаютъ.

И Нехлюдовъ разсказалъ все, что онъ слышалъ.

Лицо Масленникова сд?лалось вдругъ мрачно и уныло. Вс? сл?ды того возбужденiя собачки отъ того, [что] хозяинъ почесалъ ее за ушами, изчезли совершенно. Въ это время изъ гостиной доносились голоса; одинъ женскiй говорилъ: «jamais, jamais je ne croirais»,[314 - [никогда, никогда не поверю,]] a другой, съ другого конца, мужской, что-то разсказывалъ, все повторяя: «la comtesse Voronzoff и Victor Apraksine.[315 - [графиня Воронцова и Виктор Апраксин.]] Съ третьей стороны слышался только гулъ голосовъ и см?хъ не[316 - Зачеркнуто: людей, которымъ хочется см?яться, а людей, которые хотятъ см?яться.] веселый, не натуральный, но всетаки см?хъ. Масленниковъ внимательно прислушался къ этому см?ху и внушительно сказалъ:

– Любезный Нехлюдовъ, прости меня, но я долженъ теб? сказать, что, вопервыхъ, это неправильно, что ты могъ вид?ться съ политическими. Я знаю, смотритель прекрасный челов?къ, но слишкомъ мягкiй, а вовторыхъ, все это правда ли? Да если бы и была правда, то мы ничего тутъ не можемъ сд?лать. Это касается охраны. И тутъ наша власть кончается, – прибавилъ онъ, разводя б?лыми руками съ бирюзовымъ перстнемъ. – Такъ что и я бы просилъ тебя это д?ло оставить.

– Такъ я обращусь въ охрану или въ Петербургъ, – сказалъ Нехлюдовъ.

– И прекрасно.

* № 76 (рук. № 24).

– Ну, наконецъ, третье – самое важное для меня – это то, чтобы перевести крестьянку Маслову, ту самую, о которой я говорилъ теб?, въ башню, въ камеру политическихъ женщинъ.

Масленниковъ сжалъ губы и задумался.

– Это можно, я думаю, что можно, – сказалъ Масленииковъ, отказавши въ первыхъ двухъ д?лахъ, очевидно желая исполнить хоть что нибудь. – Я думаю, что можно. Я посов?туюсь съ сов?тниками. Я завтра телеграфирую теб?. Только ты не боишься вреднаго влiянiя политическихъ на твою protegеe?

– Н?тъ, не боюсь и не думаю объ этомъ, а просто тамъ лучше содержатъ.

– Ну да, ну да. Такъ во всякомъ случа? дамъ теб? знать.

– Пожалуйста, – сказалъ Нехлюдовъ.

* № 77 (рук. № 24).

А между т?мъ при первомъ же пос?щенiи тюрьмы Нехлюдовъ увидалъ, что разговоръ его съ Масленниковымъ не прошелъ даромъ. Нехлюдова, во первыхъ, вовсе не пустили въ тюрьму безъ доклада смотрителю, такъ что Нехлюдовъ опять долженъ былъ идти въ квартиру смотрителя и слушать венгерскiе танцы, подвинувшiеся еще на два такта; во вторыхъ, смотритель былъ еще бол?е унылъ и сказалъ, что вид?ться можно, но нужно сд?лать распоряженiя. Распоряженiя же состояли въ томъ, что когда его позвали въ контору, то въ контор? никого не было, и его провели въ третью маленькую комнатку, гд? во все время свиданiя его съ Масловой сид?лъ и помощникъ смотрителя.[317 - Зачеркнуто: Свиданiе это было короткое и неинтересное. Она разсказала ему, что ихъ перевели въ маленькую камеру на половину политическихъ, что тамъ лучше, но запрещаютъ свиданiя. Онъ спросилъ ее, не нужно ли ей чего,]

Маслова была грустна, но Нехлюдовъ не могъ не зам?тить перем?ны къ лучшему. Она была проще и дов?рчив?е; она разсказала, что ее перевели въ коридоръ политическихъ, но въ отд?льную камеру. Днемъ она могла вид?ться съ политическими, и Марья Павловна пос?щала ее; но вечеромъ и ночью она была одна, и ей было и скучно и страшно.

– Хоть бы со мной кого нибудь пом?стили; я просила, чтобы Федосью пом?стили, говорятъ – нельзя. Вы попросите, пожалуйста, для васъ сд?лаютъ.

– Что же, это можно, – сказалъ помощникъ, слушавшiй ихъ разговоръ. – Вы скажите начальнику, онъ сд?лаетъ.

Какъ ни тяжело было Нехлюдову просить смотрителя, онъ об?щалъ сд?лать это.

На вопросъ о Меньшовыхъ Нехлюдовъ разсказалъ ей, что зa д?ло Меньшовыхъ взялся[318 - Зач.: знаменитый] тотъ же адвокатъ,[319 - Зач.: и хот?лъ спросить ее о томъ, исполнила ли она об?щанiе не пить, читала ли евангелiе, но не могъ р?шиться ничего сказать нестолько всл?дствiи присутствiя помощника, сколько потому, что ему было сов?стно выставлять себя передъ нею учителемъ, главное же потому, что она была проста и натуральна, пока не было р?чи объ ея внутренней жизни. Какъ только р?чь касалась этого, она тотчасъ же плакала.] который ведетъ и ея д?ло, и это, видимо, обрадовало ее. Онъ спросилъ ее о томъ, понравились ли ей ея новые знакомые въ политическомъ отд?ленiи.

– Марья Павловна очень мн? нравятся, – сказала она въ множественномъ числ?. – Хорошая барышня, простая, я и не видала такихъ. Хорошiе тоже мущины: Николай Павловичъ – вы знаете? Вильгельмсонъ. Онъ съ ней приходилъ разъ, – сказала она, и на лиц? ея заиграла опять та непрiятная въ ней женская улыбка кокетства. – Два раза приходилъ. – Они помолчали. – А я что об?щала, то держу, – сказала она улыбаясь, – ни разу не пила, курить – курю.

Взятое съ самого начала р?шенiе Нехлюдова служить ей и сд?лать все возможное для облегченiя ея участи и для возрожденiя ее, даже до женитьбы на ней, не изм?нилось. Не изм?нилось и чувство любовной жалости, которую онъ испытывалъ къ ней. Напротивъ, чувство это все усиливалось, и ея мертвенность и лежавшая на ней печать нечистой жизни, которыя должны были бы отталкивать его, увеличивали въ немъ его чистую любовь къ ней, не ждущую ни отъ нея, ни отъ кого бы то ни было какой-нибудь за это награды. Сначала у него было чувство тщеславiя, желанiе похвалиться передъ людьми своимъ поступкомъ. Это было первое время, когда онъ объяснился съ прокуроромъ, но очень скоро чувство это прошло и зам?нилось другимъ чувствомъ. Онъ чувствовалъ, какъ понемногу разгорается все больше и большее тепло въ его душ?, и это увеличенiе тепла, т. е. любви, не то чтобы радовало его, – радости тутъ не было, напротивъ, онъ испытывалъ постоянно тяжелое, напряженное чувство, – но оно давало ему сознанiе полноты жизни, того, что онъ д?лаетъ въ жизни то, что должно д?лать и лучше чего онъ ничего не можетъ сд?лать. Удастся ли ему пробудить въ ней жизнь, вызвать въ ней не любовь къ себ?, объ этомъ онъ и не думалъ, и она ему не нужна была, – но если ему удастся пробудить любовь къ тому, что онъ любилъ и что свойственно любить всякому челов?ку – любовь къ добру, это будетъ огромное, сверхдолжное счастье. Если же не удастся, и она останется такою же, какая она теперь, то онъ чувствовалъ, что въ немъ самомъ пробудилась жизнь, и жизнь эта уже не замретъ теперь,[320 - Зачеркнуто: Онъ чувствовалъ, какъ къ нему возвращалось теперь, и еще въ гораздо сильн?йшей степени, то настроенiе, въ которомъ онъ былъ десять л?тъ тому назадъ, у тетушекъ; только теперь еще гораздо сильн?е и серьезн?е. Теперь онъ чувствовалъ, что все, что подпадало его вниманiю, все ограничивалось этимъ вновь возникающимъ въ немъ чувствомъ жалости и любви. Онъ жал?лъ не только арестантовъ, но и т?хъ людей, которые содержали и мучали ихъ.] и это было большое счастiе. Но вотъ нынче онъ въ первый разъ увидалъ въ ней возможность обновленiя. И какъ ни мало зам?тно было это изм?ненiе, это было для него большой, не ожиданной радостью.

– Я очень, очень радъ, – сказалъ онъ. Хот?лъ спросить о книгахъ, читала ли она, но раздумалъ, боясь отрицательнаго отв?та. На этомъ кончилось ихъ свиданiе.

– Такъ попросите смотрителя перевести ко мн? Феню. Какъ бы хорошо было.