Оставшись одни, князь с княгиней замолчали, как будто, как это часто бывает, они только для постороннего говорили то, что они говорили.
– Пора спать, – сказала княгиня. – Я ухожу. Ты не сердись на меня, Andrе. Я никогда не сержусь.
– Я только замечу тебе, – сказал князь Андрей уже мягче, чем при Pierr’e (и он говорил уже ты, а не вы. Хорошо ли, дурно было его положенье,[1271 - Зачеркнуто: оставшись с глазу на глаз] он видно понял, что надо сносить его). – Я замечу тебе только то, что ежели бы я разлюбил тебя, как ты говоришь, такие сцены, как сейчас, не способны заставить меня полюбить тебя. Напротив…
– Andrе, ты верно опять полюбишь меня? Верно всё вернется. Я это чувствую. Рано или поздно, а всё вернется. Я чувствую это, потому что я не переменилась к тебе.[1272 - Зач.: Идите раздеваться.]
– Идите, идите и выпейте этих капель, что Lorrain вам прописал…
Она вышла.
– Andrе, только когда ты вернешься, не было бы поздно, – сказала она, остановившись у двери.
– Выпейте капель.
Княгиня была в слезах и держала в руке розовую записку Иполита.
– Andrе, c’est un billet doux![1273 - [– Андрей, это – любовная записка!]] – говорила она сквозь рыданья, подавая ему записку. – Я не знаю за что, чем я виновата. Я ничем не дала повода. Ей богу. Не будем ездить.
Князь взял записку, прочел.
– А я этого ждал, – сказал он, сжег записку, она была без подписи, и опять пошел в кабинет за письменный стол. Он был еще бледнее и написал Иполиту. «Ежели вы когда нибудь посмеете показаться на глаза мне или моей жене, то я вам выдеру при всех уши. Ежели вам не нравится это приказанье, то соглашаюсь один раз еще видеться в тот день и в тот час, который вы назначите». Написав письмо и отослав его с Фадеем, князь[1274 - Зач.: вернулся в спальню. Жена его еще не спала и плакала. Он лег подле нее.] долго, облокотившись на руки, сидел в кабинете.
* № 13 (рук. № 51. T. I, ч. I, гл. XIX—XXI).
Перед ужином лакей пришел доложить Пьеру, который находился в самом веселом и приятном расположении духа, что князь Василий Сергеевич прислал за ним и велено сказать, что графу хуже.
– Partons, partons, mon cher,[1275 - [Едем, едем, мой милый,]] – заговорила Анна Михайловна, по петербургски энергически собираясь. – Faites avancer.[1276 - [Велите подавать.]] Pierre простился с графиней, прося позволения бывать. Графиня сказала, что она очень рада. Граф почему то обнял Пьера и несмотря на то, что во весь день не говорил с ним, просил, чтобы он с ним был, как с родным, и говорил, что он очень полюбил его. Полный[1277 - Зач.: в первый раз в жизни] веселых, молодых и чистых впечатлений, Пьер сел с Анной Михайловной в карету и приехал к дому графа Б., перед которым было настлано соломы.
Швейцар протянул руку к звонку.
– Не надо, голубчик, – сказала княгиня Анна Михайловна.
– Князь Василий Сергеевич приказали доложить, когда вы изволите приехать, – сказал швейцар.
– Ах нет, не надо, не надо, – сказала княгиня, торопясь и конфузясь. Она остановила руку швейцара.
– Allez vous coucher, mon cher ami. Je vous ferai chercher quand il sera temps,[1278 - [Ступайте и прилягте, мой милый друг. Я пришлю за вами, когда будет нужно.]] – сказала она Пьеру. – Croyez que je ferai tout dans votre intеr?t,[1279 - [Поверьте, что я буду блюсти ваши интересы,]] – сказала она расстроенно и печально Пьеру, и на ципочках, чуть не бегом направилась к половине больного. Pierre остановился от удивления на слова Анны Михайловны. Он не понимал ничего, что делалось в этом большом доме. Чутье его говорило ему, что что то тут нехорошо, и он не старался вникать дальше, даже старался не думать. Княгиня сказала ему, что она будет хлопотать в его интересах. Он понял из этого только то, что она была занята в этом доме тем же, чем заняты были три княжны. На этом он успокоился.
С ним случилось в этот вечер то, [что] часто случается, особенно с детьми. Чем печальнее была обстановка его окружающая, тем ему было веселее и всё казалось смешно.[1280 - Зачеркнуто: Старик слуга, пришедший раздевать его, показался ему забавен. Он] В ушах его все звучали скрипки и фаготы, отхватывавшие Данилу Купора, и изредка квартет голосов, из которых выдавался голосок Наташи, в глазах представлялась[1281 - На полях: открылся новый мир, самый русской.] то Марья Дмитриевна, подрагивающая плечами, то граф с мягкими движеньями, то Борис с своей красивой улыбочкой, то Наташа с своими кудрями и быстрыми ножками. Старик слуга пришел раздевать Pierr’a.
– Ты был музыкантом, знаешь ты играть Данилу Купора? – сказал он в то время, как старик снимал с него сапоги.
– Уж я забыл, сударь, всё, что знал, – отвечал старик и. ободренный вопросом барина, он сам вступил в разговор.
– Папиньку не изволили видеть? – спросил он. (Слуги в доме и сам Pierre иногда называли графа отцом, иногда графом.) «Опять об этом», подумал Pierre: «Когда это всё кончится? Хоть бы поскорее он умер». – Нет не видал.
– Очень плохи, – сказал слуга. – Духовник приехали из Симонова монастыря.
Пьер лег в постель, слуга пожелал ему покойной ночи и спросил, не нужно ли ему чего нибудь.