Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

– Allons chez Marie, – говорила княгиня, улыбаясь и Тихону, и мужу, и официантам, провожавшим их. – C’est elle qui s’exerce, allons doucement, il faut la surprendre.[1233 - [Пойдем к Мари. Это она упражняется, тише, застанем ее врасплох.]]

Андрей шел за ней с тем видом, который ясно показывал, что ему было всё равно surprendre[1234 - [застать врасплох]] или не surprendre. Он с видимым отвращением давал целовать свои руки дворовым, всякой раз обтирая ее батистовым платком,[1235 - Зач.: и его отношения к жене, судя по его обращению, казалось, оставались те же.] и, морщась и брюзгливо выставляя нижнюю губу, что то мурлыкал себе под нос. Маленькая княгиня была весела и оживленна, какою она бывала при входе в гостиную. Возвышение талии княгини сделалось больше, она больше перегибалась назад и растолстела, но глаза и короткая губка с усиками улыбались так же весело и мило.

– Mais c’est un palais,[1236 - [Да это – дворец,]] – говорила она, оглядываясь кругом,[1237 - Зач.: когда проходили анфиладу высочайших, оригинально расположенных комнат, с зимним садом и комнатой чучел птиц и зверей.– У него страсть строить, – сказал лаконически князь Андрей.] как будто она входила в бальную залу, для нее так хорошо убранную. Проходя одну из комнат, к ним выскочила хорошенькая белокурая француженка m-lle Bourienne, очевидно уже успевшая надеть лишнюю ленточку в косу и другие воротнички.

– Ah quel bonheur pour la princesse, – заговорила она, грасируя, – il faut que je la prеvienne…[1238 - – Ах, какая радость для княжны. Надо ее предупредить…]

– Non, non, de gr?ce. Vous ?tes m-lle Bourienne, je vous connais dеja par l'amitiе que vous porte ma belle soeur…[1239 - – Нет, нет, пожалуйста… Вы – мадемуазель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка…] – проговорила княгиня. – Elle ne nous attend pas,[1240 - – Она не ожидает нас,] – и пошла на ципочках. Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Андрей остановился, видимо не охотник до чувствительных сцен, которую он ожидал.

– Passez, mon prince,[1241 - [Проходите, князь,]] – сказала француженка, давая ему дорогу. Он насмешливо оглянул m-lle Bourienne, которая казалась в восторге и улыбалась ему, как другу.[1242 - Зачеркнуто: что француженка обратилась исключительно к его жене.]

[Далее со слов: M-lle Bourienne прошла вперед, … кончая: … чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех своих приближенных. – близко к печатному тексту. Т. І, ч. I, гл. XXIII—XXIV.]

Он обласкал княгиню, погладил ее по голове, потрепал рукой по затылку, приговаривая: «я рад, я рад» и видимо не зная, что говорить дальше, быстро отошел и сел на свое место. В его отношениях к невестке заметно было нескрываемое совершенное презрение к ней, как к женщине, то есть, как к вещице, вероятно на что нибудь годной для его сына и которую потому он готов был соблюсти как можно лучше, для которой он построил дом, которую он готов был кормить и одевать, но с которой говорить очевидно было нечего. Один только вопрос относительно ее занимал его, это были ее предстоящие роды.[1243 - Зач.: – Вот что я должен сказать тебе, – сказал он ей. – Была одна злая женщина и обманщица, она выдумала, что рожать очень больно, и стала кричать, все ей поверили и с тех пор женщины стали себя и других уверять, что это больно, ты пожалуйста не верь им, а поверь мне, старику: сморкаться не больно и глотать не больно, как и все, что натурально.– А как же, mon p?re, сказано в Библии, что в муках рождать чада свои, – сказала маленькая княгиня, блестя своими белыми зубами.– А, в Библии, ну так это правда, – сказал князь, значительно поднимая и опуская брови. – Княжна Марья тверда по части Библии, с ней поговори, тверже, чем в подобии треугольников, то то разговоров будет. Я об одном думаю, как вы будете с княжной Марьей разговаривать в то время, как вы рот полоскать будете, – и он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.] Он терпеть не мог вида чужого страдания, которое возбуждало в нем раздражение, похожее на злобу.

– Го, го, – сказал он, оглядывая ее округленную талию. – Поторопились, нехорошо. Ходить, ходить надо, как можно больше, как можно больше, – сказал он. Княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов, она молчала. Он спросил ее об отце и княгиня заговорила о общих знакомых Петербурга, передавая князю поклоны и городские сплетни.[1244 - Зач.: Она оживилась, вспоминая]

– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son mari, et la pauvre a pleurе les larmes des yeux.[1245 - [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла мужа и выплакала все глаза.]]

Видно было, что кроме как в рассказах о том, что было, княгине неловко. В этих же рассказах она была дома.[1246 - На полях: Князь входил быстро, беспорядочно, весело, как будто торжественность и порядок не им, а кем то другим были заведены.]

[Далее со слов: По мере того, как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее…, кончая: Вечером старый князь, не отступая от своего порядка жизни, ушел к себе. – близко к печатному тексту. T. I, ч. I, гл. XXIV—XXV.] Андрей, одевшись опять в дорожный сюртук, распорядившись с своим камердинером,[1247 - Зачеркнуто: укладкой вещей на завтра, сидел, облокотившись на обе руки, перед столом в большой комнате, которая была отведена ему. Лицо его было больше, чем грустно, на нем выражалась безнадежная печаль.] сам осмотрев коляску и уложив погребец, шкатулку и саблю, которая, он полагал, ему нужна будет, велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Всё это было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками. Все эти дорожные и вообще жизненные принадлежности были всегда в большом порядке у князя Андрея.

В минуту отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего.[1248 - Зач.: И то, и другое казалось князю Андрею безнадежно грустно. Он чувствовал, что ничего не любил, ничего ему не хотелось. В прошедшем представлялась ему однообразная петербургская жизнь в гостиных, среди людей, которых он давно выучился презирать всех без исключения, успехи в свете, которых так легко было достигнуть, и успехи у женщин, которые не доставляли ни удовлетворения, ни наслаждения, а только чувство, похожее на раскаяние. Он вспомнил свою женитьбу, которая сделалась бог знает зачем и как будто против его воли, «Точно такой же, как и все люди», сказал он сам себе, «un fils de famille qui a fait un tr?s bon mariage et qui est en train de faire une tr?s jolie carri?re militaire» [молодой человек из хорошей семьи, который удачно женился и теперь на пути к блестящей военной карьере].И он вспомнил Бонапарте, начало его карьеры и его брак с Жозефиной. «Нет, он был не в тех условиях, как я», сказал он сам себе, «у него не было этих пяти лет праздной, убийственной жизни, и Жозефина не была похожа на эту ничтожную Лизавету Ивановну», сказал он с озлоблением, мысленно называя по имени и отчеству свою жену, «Лизавету Ивановну, которая жива только в гостиной, у которой понятия об величии не распространяются дальше папеньки-сенатора и которая не умеет желать для меня другой славы, как славы первого петербургского болтуна и танцора. Нет, она не Josеphine Beauharnais и мне при таких условиях трудно быть тем, чем стал Бонапарте. Да, мне должно перейти во фрунт», продолжал он размышлять, «взять отряд и тогда… Бонапарте начал с Тулонской осады» и ему представлялся уже отряд, с которым он решает участь сражения, назначение его в главнокомандующие, блестящий прием его при возвращении в Россию, замешательство отца, обязанного признать большим полководцем, нежели Суворов… экспедиция в Индию …Александр Македонский, императорская корона, я и Бонапарте. Он встал и, отдав последние приказания о чемоданах Петрушке-камердинеру, пошел посмотреть, что делают дамы.] Видно не в радостном свете представлялось Андрею ни то, ни другое. Лицо его было очень задумчиво и грустно. Он, заложив руки назад, с несвойственным ему искренним и детским жестом, быстро ходил по комнате из угла в угол.

[Далее со слов: Страшно ли было ему итти на войну… кончая: Андрей строго посмотрел на нее. – близко к печатному тексту. Т. I, ч. 1, гл. XXV.]

– Moi, j'aime cette galerie. C’est si mystеrieux. Je m’y prom?ne le soir ordinairement.[1249 - [Я люблю эту галлерею. Здесь так таинственно. Я гуляю здесь обыкновенно по вечерам.]]

– Боюсь, что ваши прогулки отвлекали вас от обязанности при моей сестре.

– Я вас не понимаю, – сказала m-lle Bourienne.

– Извините, мне некогда объяснять вам подробности, – проговорил он, своим потухшим взглядом оглядывая ее лоб и волосы, но не глядя ей в лицо.

Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась. И ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, слышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.

– Non, mais figurez vous la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et fausses dents comme si elle voulait dеfier les annеes et m?me les souvenirs de son terrible mari.[1250 - Нет, представьте себе, старая графиня Зубова с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами [и даже над памятью своего ужасного мужа.]] Xe, xe, xe.

Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз восемь слышал при посторонних князь Андрей от своей жены. Он тихо вошел в комнату. Княгиня говорила одна, перебирая петербургские знакомства, воспоминания и даже фразы. Она сидела толстенькая, румяная, с ногами на диване и неумолкаемо болтала. Она жалка показалась мужу. Он погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Когда Андрей присоединился к ним, ее разговор не переменился, она перебирала знакомых, только теперь вспомнила о княгине Д., которая жила в деревне с мужем и рожать приехала в Петербург.

– C’est l’opposе de ce qui m’arrive,[1251 - [Как раз наоборот, чем со мной,]] – сказала она.

– Неужели ты в самом деле в ночь едешь? – сказала она.

– Что делать… – он помолчал и прибавил, – мой друг, – видимо стараясь быть как можно мягче.

– Андрей, поезжай в воскресенье, для меня.

– Нельзя, ma ch?re amie[1252 - [мой милый друг…]]… я и так просрочил отпуск. Ежели я не догоню Кутузова на границе в Радзивилове, мне будет очень трудно.

– А мне так страшно, так страшно. Одной.

– A Marie – ты ее и не считаешь, а она тебя так любит.

Княгиня подвинулась к Marie и засмеялась своим милым смехом и пожала ей руку и поцеловала ее.

– А я как полюбила cette ch?re Marie,[1253 - [эту милую Мари,]] – сказала она мило и с тактом, поправляя сделанную неловкость. Но почему то казалось, что эта любовь к Мари, о которой она говорила, не имела никакой цены.

[Далее со слов: На дворе была темная осенняя ночь, кончая: Мне и так совестно, что я вам на руки оставляю беременную… – близко к печатному тексту. Т. I, ч. 1, гл. XXV.]

– Петербургскую манеру оставь. Скажи: сделайте то то и то то.

– Ну так вот что сделайте: когда жене будет время родить, в последних числах ноября, пошлите в Москву за акушером – он предупрежден. Чтоб он тут был.

Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.

– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, я согласен, и что из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела и она боится.

– Она и есть, – про себя проговорил старый князь и продолжал дописывать. – Я сделаю. Она и есть, она и есть, – повторял он.

– Кто она?

– Твоя жена.

– Что она?

– Дура, – коротко, как один слог отрезал князь и, расчеркнув свою подпись, начал свертывать письмо.

– Вы бы могли мне этого не говорить, батюшка, – печально и строго сказал Андрей.

– Я за обедом вникал. Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие. Ты не бойся,[1254 - Зачеркнуто: я ей рад, я ее успокою] никому не скажу, а ты сам знаешь.

Он схватил его за руку выше локтя костлявой маленькой кистью и потряс ее и засмеялся своим неприятным смехом. Потом он начал складывать и печатать письмо, с своей привычной быстротой хватая и бросая сургуч, печать и бумагу.

– Что делать. Она – добрая бабочка. Красива. Я все ей сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания. Андрей сидел, недовольно морщась и потирая себе лоб и глаза рукою. Старик встал и подал письмо сыну.

– Слушай, – сказал он. – Об дуре жене не заботься, что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай. Отдай письмо Михаилу Илларионовичу. Я пишу, чтоб он тебя употреблял в хорошие места и долго не держал адъютантом.[1255 - Зач.: Лакейство.] Скверная должность. Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет, весь разговор напиши. Коли хорош будет, служи у него. А коли жаться будет ни то, ни се, напиши. Николая Андреича князя Волконского сын из милости ни у кого служить не будет. Понял? Теперь поди сюда. – Он говорил еще больше скороговоркой, чем обыкновенно. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным длинным почерком тетрадь.

– Должно быть мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их передать государю после моей смерти. Баста. Теперь здесь вот ломбардный билет и письмо. Это – премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай, для себя найдешь пользу.

– Что вы это, батюшка, умирать собрались?

– Ну, теперь прощай, – он дал поцеловать свою руку, щеку и обнял сына. – Помни одно: коли тебя убьют, где следует, хоть и с Буонапарте теперь деретесь, а и его пушки бьют – коли убьют, скучно мне будет старику, скучно. Очень скучно. – Он неожиданно замолчал. И вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что князь Андрей Волконский[1256 - Зачеркнуто: не храбрый] хуже других, мне будет стыдно. А мне до 72-го года стыдно не бывало. Это помни.

Сын презрительно улыбнулся.

– Вам не будет стыдно. Это верно. – сказал он. – А ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя. Пускай она с вами останется. Но сына не отпускайте.