И грех, и смех

– Поздравят. Еще успеют. Там же часовые пояса. Может, там ночь.

– Да, – выдохнул Зияди, – ДЕТИ – НАША САМАЯ БОЛЬШАЯ НАДЕЖДА и САМОЕ БОЛЬШОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ.

– Не унывай! – прервала его Нона, желая отвлечь от досады. – А Батраза, утром отблагодаришь, когда он придет, – произнесла Нона. – Она

встала, опершись обеими руками о стол. – Пошли

домой! – Нона увидела на лице мужа странное вы-

17

ражение, как будто он смотрел сквозь нее куда-то

вдаль. Ее сердце екнуло.

– Нет, – устало произнес Зияди, – я домой

не хочу. – Голос ровный. – Нона, можно я здесь

останусь.

– Нет, – отрезала Нона, – по ночам холодно.

– Тогда принеси мне плед. – Он нежно смотрел

на жену. – Пожалуйста!

Нона скривилась и с минуту стояла, изучая его

черты, которые изменила мягкая ночная тень. И ей

показалось, что что-то толкает ее исполнить его

желание. Он просит.

– Тогда два пледа, милый: один – тебе, другой –

мне.

– Неплохая идея, – произнес Зияди. – Вспомним молодость, как мы грелись у ночного костра, –

сказал он.

Ночь, украшенная россыпью мелких звезд,

была нежной, ласковой. Тепло убаюкивало. Нона

уснула крепким сном, держа теплую, до боли знакомую руку любимого в своей руке, и она даже

не почувствовала, как через некоторое время она

охладела.

Друзья настояли, чтобы на надгробном камне

написали: «Красиво жил и красиво умер».

18

ИНОГДА ЛУЧШЕ РАБОТАТЬ

РУКАМИ, ЧЕМ ГОЛОВОЙ

(Табасаранская поговорка)

К десяти часам утра солнце поднялось высоко

над горизонтом, и в воздухе не было ни малейшего дуновения ветра. Несмотря на это, сельчане

все как один вышли на сенокос, кроме одного –

тридцатилетнего Мази, с темными, глубоко посаженными глазами, низким лбом и с никотиновым

налетом на зубах.

Он сидел на застекленном балконе дома, созерцая красоту родного края: два горных хребта дугой спускались вниз, как бы замыкая пространство

вокруг села, заполненного фруктовыми деревьями

и зелеными лугами, а внизу далеко, на линии горизонта, тонкой синей полоской красовался берег

Каспийского моря.

За плетеной оградой спереди его дома промелькнул сосед Экпер с косой, накинутой на плечо.

Вслед за ним прошла и его жена в широком цветном складчатом платье и белом платочке с веревкой в руке, свернутой в узелок. Мази, сделав смачный глоток горячего чая, еще дальше откинулся на

спинку стула, ощущая приятное давление на позвоночник, затем взмахом руки прогнал от себя кучку

назойливых мух, зевнул и сомкнул отяжелевшие от

скуки и лени веки.

Дверь открылась, и жена по имени Сельми, красавица с миндалевидными темно-зелеными глазами, появилась рядом с ним.

– Спишь? – спросила она с возмущением. –

Люди уже собрали сено и дома скирдуют, а ты?