И грех, и смех

скуластым лицом и солидными усами, выслушав Зияди, обалдел и долго не мог ничего говорить. Через минуту, когда все осмыслил, он

засмеялся.

– Такое может придти только в твою голову, Зияди, – сказал он, мотая головой. – Ты занесешь себя

в книгу памяти. Что ж, я за! – он гордо покрутил

усы за кончики.

В середине дня Зияди пожаловался на боли в

сердце, и Нона позвала медсестру, чтобы сделать

укол. Та, взяв в руки ампулу и уставившись на нее

тупым взглядом, застыла, переведя ошарашенный

взгляд на Нону.

– А что, дяде Зияди так плохо?

– Врач сказал, что у него увеличенное сердце, –

произнесла Нона. – Я не знаю: Зияди шутит и говорит: «У больших людей бывает большое сердце». –

Она застыла с минуту. – А что, сильное лекарство?

– Ну, да – морфин.

Нона вздохнула и отвела взгляд.

К вечеру дня во дворе Зияди все шуршало: стол,

стулья, посуда, мясо, костер. Сам Зияди, поглощенный великолепной идеей и счастливый, вертелся

как маленький мальчик. Забыв про всякие болезни,

12

он разжигал костер, разделывал мясо и все время

напевал старую грузинскую песню.

Нона следила за ним украдкой, с горечью вспоминая прошлое, которое пролетело бесследно, как

один миг. Вспышка света. Блеск молнии. С годами

стали блекнуть даже яркие события в жизни, такие

как свадьба, дни рождения детей. Все позади, впереди только воспоминания и неизвестность.

Первым на «поминки» приехал Гоги из Семендари с венком как положено с красными глазами. С

ним прошло детство и вся взрослая жизнь. Он выразил соболезнования Батразу с непередаваемым

чувством потери.

Зияди неожиданно вышел из-за угла и сияюще

стал в костюме и галстуке с распростертыми руками, готовый принять Гоги в свои теплые братские

объятия.

– Генацвали, Гоги…

Гоги выронил венок, и у него отвисла челюсть.

Он, обуреваемый чувствами, с минуту стоял как

вкопанный, не в силах произнести ни одного слова.

– Хм. Зияди. Ты так больше не шути, – сказал

Гоги наконец. – У меня сердце не железное.

Вторым подрулил к дому Зияди его старый друг

из Тбилиси Саба, семидесяти лет, богатый, как

черт и взрывоопасный, как вулкан. Он буквально

залетел во двор, быстро проговорив что-то Батразу,

устремился в дом, чтобы увидеть в последний раз

лицо покойного друга. Но вместо этого он лбом

наткнулся на живого Зияди. Он оторопел с открытым ртом, не совсем понимая, что происходит. Обретая дар речи и обнимая Зияди, он выругался:

– Старый козел, я хотел приехать с подарками

на юбилей, а ты взял и все испортил. А ты и не догадаешься, что это.

Зияди прищурился.

– Неужели, это правда? Ты хотел подарить мне

мундштук, из которого курил Сталин?